– Он бросил последний взгляд на дочь и на ее разъяренного мужа и неохотно покинул их.
Дэн подождал, пока его шаги не стихнут в ночи. Затем бросился к Джеки и схватил ее за плечи.
– Мне нужно знать правду! Ты признаешь себя виновной в том, что подталкиваешь нас к войне с Англией?
– Ты не заслуживаешь правды! – выпалила она, пытаясь вырваться. – Ведь ты уже решил, что мы с папой виновны.
Дэн еще крепче стиснул ее плечи.
– Ты представляешь себе, как часто... и как отчаянно я надеялся, что ошибаюсь? – с искаженным от боли лицом спросил он.
Джеки вдруг пришла в голову страшная мысль.
– Такты поэтому так настаивал на нашем браке?! – Она изо всех сил уперлась руками в грудь Дэна. – Чтобы выяснить, не предательница ли я?
– Нет, ты ничего не поняла! Я женился на тебе именно вопреки своим подозрениям!
– Я тебе не верю! – Она с силой оттолкнула его. – Ты просто лживый лицемер! – стараясь скрыть свою боль, выкрикнула она.
– Я? Это ты лгала мне... постоянно... с самой первой встречи!
– А если бы я сказала тебе правду? – возразила она с подозрительно блестящими глазами. – Как бы ты ее воспринял? Захотел бы жениться на девушке, которая пишет под псевдонимом Джек Лэффи? Или потребовал бы... Нет, запретил бы мне писать статьи в газету?
Дэн разрывался между злостью на жену и желанием утешить ее.
– Ты так ничего и не поняла, Жаклин? Несмотря на все то, что между нами было, ты по-прежнему думаешь, что я хочу взять у тебя абсолютно все? Лишить тебя независимости или отвернуться от тебя такой, какая ты есть... Значит, для тебя не имеют никакого значения наши отношения, раз ты все равно не хочешь мне доверять.
– А разве ты мне доверяешь? – упавшим голосом спросила Джеки.
– Я ничего от тебя не утаиваю.
– Да, если не считать такой мелочи, что подозреваешь меня в предательстве!
Дэном овладело непереносимое желание прижать ее к себе, вычеркнуть из жизни этот проклятый час, который принес ей столько душевной боли.
– Поди сюда, Джеки. – Он протянул к ней руку.
Но она отступила назад.
– Нет, Дэн. Мы не можем закрыть этот разрыв своими телами. – К своему ужасу, она почувствовала, как на глаза ее навернулись слезы. – Я не стану с тобой объясняться, – дрожащим голосом прошептала она. – Я не желаю вымаливать у тебя понимание и одобрение моих поступков... Обойдусь и без тебя! – неожиданно для себя воскликнула она, отворачиваясь от него.
Прежде чем Дэн успел что-либо ответить, она убежала прочь... от своего мужа... и от чувств, которые больше не могла сдерживать.
Выйдя из экипажа, Джеки вглядывалась в темнеющую громаду Гринхиллса, сама не понимая, почему приехала именно сюда. Она рассеянно отпустила возчика и побрела по аллее к особняку.
Пойти к отцу ей не позволяла гордость – ведь она так уверенно заявила, что сама справится со своими проблемами.
С Дэном она определенно не хотела встречаться. Так что оставался только Гринхиллс и его очаровательная хозяйка... которая, к сожалению, была матерью Дэна.
Джеки нерешительно остановилась на ступенях крыльца. Да, Леонора была матерью Дэна, но, кроме того, и другом Джеки. Инстинкт говорил Джеки, что здесь ей не откажут в гостеприимстве.
На стук в дверь ответила сама Леонора.
– Жаклин? – На ее красивом лице отразилось искреннее удивление... и только. – Что случилось?
Джеки решительно подняла голову:
– Ничего не случилось.
– Что-нибудь с Дэном?
– Нет, нет! Дэн жив и здоров, с ним все в порядке... То есть... Просто мне нужно поговорить, и я подумала... – Она растерянно смолкла... Ей впервые приходилось о чем-то просить.
Поняв, что ничего страшного не случилось, Леонора сразу успокоилась и пригласила Джеки в дом.
– Ну конечно, дорогая, заходите! Я вам очень рада. – Она тактично не упомянула ни о позднем для визита часе, ни о странном отсутствии Дэна, уверенная, что Джеки сама все объяснит.
Джеки остановилась в холле.
– Вряд ли вы так обрадовались бы, если бы знали, что именно меня к вам привело, – предупредила она.
Леонора улыбнулась, подтолкнула Джеки впереди закрыла за ней дверь.
– Не думаю, дорогая. В моем возрасте человека трудно чем-либо поразить. – Она провела Джеки в кухню. – Ну вот, сейчас мы с вами выпьем чаю и поболтаем.
Джеки опустилась на стул, глядя, как Леонора хлопочет у плиты.
– Мне так неловко доставлять вам хлопоты.
– Ничего страшного, успокойтесь. Полагаю, ваш приезд имеет какое-то отношение к Дэну?
Джеки потупила голову:
– Я такое натворила, Леонора... Я не понимаю вашего сына... Впрочем, я и себя уже перестала понимать.
Леонора налила две чашки горячего чаю и провела Джеки в гостиную.
– Зато я очень хорошо понимаю Дэна, – сказала она, усаживаясь напротив Джеки. – Никогда я не видела его таким счастливым, как со времени вашего знакомства!
– Думаю, вы не сказали бы так, если бы увидели его несколько часов назад, когда он обвинил меня в предательстве.
Леонора быстро поставила на стол чашку.
– В каком предательстве?
– Дэн считает, что мы с папой передаем англичанам информацию, которая приведет к войне с Америкой.
Леонора тихо ахнула.
– Жаклин! Я беру назад свои слова. Оказывается, меня еще можно поразить!
– Я так и думала, – грустно кивнула Джеки.
– Но как могла взбрести Дэну в голову столь невероятная мысль?
– Наверное, его навели на подозрения мои... довольно необычные поступки.
– Вот что, Жаклин, мне кажется, будет лучше, если вы все подробно расскажете.
И Джеки рассказала обо всем, включая и то, что она и Джек Лэффи – одно лицо. Леонора внимательно ее выслушала.
– Что ж, Жаклин, по крайней мере никто не сможет обвинить вас в праздности. – Леонора отставила чашку.
– Вас это не ужасает?
– А вы думали, что я ужаснусь?
– Откровенно говоря, да.
Леонора грустно улыбнулась:
– Вы забыли, что разговариваете с женщиной, которая в свое время совершила поступок, вызвавший в обществе настоящий скандал, – бросила своего мужа и прежнюю жизнь, чтобы начать новую – в незнакомой стране, где у нее не было ничего, кроме ее принципов... и замечательного и преданного сына, который поехал с ней.
Джеки осторожно сказала:
– Я ничего не знаю о том, как вы жили в Англии. Дэн не хочет говорить об этом... и о своем отце.
Леонора задумчиво разгладила складки юбки.
– Что ж, видимо, настало время поговорить и об этом. Джеки кивнула, чувствуя, что этот неожиданный поворот темы многое для нее прояснит.
– Отец Дэна – прекрасный, очень хороший человек... – заговорила Леонора. – Но английское общество резко отличается от американского, там отношения между классами гораздо более строго и даже жестко регламентированы, особенно среди аристократии.
– Я знаю, что отец Дэна – маркиз, – вставила Джеки.
– Да, маркиз Форсгейт. И настоящий Форсгейт во всем, что это собой олицетворяет, – без тени осуждения пояснила Леонора. – Я вышла замуж за Эдвина по любви. Мои родители, оба благородного происхождения, горячо одобряли этот брак. Когда мы поженились, мне было шестнадцать, а через год родился Дэн. Я считала, что жизнь моя удалась... у меня был обожаемый муж и замечательный сын. Что еще нужно женщине?
Джеки было что на это ответить, но она тактично промолчала.
Леонора прямо встретила взгляд Джеки.
– В течение многих лет мой образ жизни устраивал меня... точнее, я постаралась к нему приспособиться. Правда, мне всегда казалось, что требования Эдвина ко мне как к его супруге давно уже устарели... Мне хотелось иметь право высказывать свое мнение, самой принимать какие-то решения. Но мы принадлежали к высшему обществу, и я скоро поняла, что мой муж, как и все остальные мужчины, только строго придерживается принятых издавна норм поведения, тогда как необычными являются именно мои взгляды. Поэтому я оставалась покорной женой, всегда помнила о том, что должна играть роль его супруги, маркизы, соглашалась со всем, что говорил или делал Эдвин, старалась стать достойной хозяйкой дома и вынуждена была предоставить право растить своего единственного ребенка чужим людям – няне и гувернерам. – Лицо Леоноры исказилось от боли. – Из всех требований Эдвина именно это больше всего меня возмущало. Я хотела сама нянчить и растить Дэна, хотела, чтобы его детство прошло рядом с любящей мамой, которая сразу придет ему на помощь, когда он заболеет или чего-нибудь испугается. Короче, я мечтала стать для него самым близким человеком и настоящим другом. А вместо этого... выкормила Дэна кормилица, растили его гувернеры, а потом его отослали в школу. – Она вздохнула. – Я знаю, Эдвин желал ему добра, но все равно разлука с сыном стала для меня большим горем.
Джеки импульсивно сжала руку Леоноры. Леонора благодарно улыбнулась ей.
– Все пошло еще хуже, когда Дэн вырос. Он всегда был волевым и очень самостоятельным ребенком, но к этому времени обнаружил, что его взгляды прямо противоположны убеждениям его отца. Эдвин гордился своим положением маркиза и принадлежностью к аристократии и ожидал того же от сына. А Дэна возмущало то, что уважение общества отцу обеспечено его титулом, возмущала существующая в Форсгейте система иерархии, бросающаяся в глаза разница между нашим роскошным образом жизни и жалким существованием наших слуг и арендаторов... Короче, вопреки надеждам отца он решительно отказался посвятить всю жизнь заботам о Форсгейте и со временем заняться его бизнесом. И чем тверже стоял на своем Дэн, тем большее раздражение и даже злость вызывал он у Эдвина. Наконец они стали такими непримиримыми врагами, что уже не выносили общества друг друга. Ужаснее всего было то, что я сочувствовала взглядам Дэна и защищала его, так что между мной и Эдвином постоянно возникали ссоры. Стоило мне только высказать свое мнение, как он с яростью восставал против него. И постепенно, несмотря на нашу любовь, уважение и доверие, между нами образовалась пропасть... и с каждым днем она становилась все страшнее и глубже... пока я не почувствовала, что больше не в силах это выносить. – Леонора положила на руку Джеки свою. – Это произошло, когда Дэн окончил Оксфорд и заявил о своем решении уехать в Америку. Он настойчиво звал меня с собой. Я долго раздумывала над своей жизнью, над своими целями, как я их себе представляла, и наконец решилась. Решение нелегко мне далось... потому что я понимала, что Эдвин никогда не простит меня и не позволит мне вернуться. Но я больше не могла жить в этой тюрьме, которая называлась нашим домом. И вот я уехала. – В ее больших светло-карих глазах заблестели слезы. – И до сих пор очень тоскую об Эдвине. В моем сердце никто не сможет занять его место.
– Вы все еще любите его, – проговорила Джеки, потрясенная глубиной переживаний Леоноры.
– Да, и буду любить его всю жизнь.
– А вы его простили?
Леонора кивнула:
– Да, я простила. Но Дэн – нет. – Она не заметила, как по ее щеке скользнула слезинка. – А без этого мой сын никогда не будет иметь покоя. Понимаете, Жаклин, хотя Дэн упорно это отрицает, он очень любит отца и тяжело переживает разрыв с ним. По иронии судьбы каждый из них отстаивает свободу своих взглядов; но если они не уладят свои разногласия, ни тот ни другой не станет по-настоящему свободным. – В глазах Леоноры появилось выражение горечи, но она отмахнулась от нее, озабоченная отношениями Дэна и Жаклин. – Эдвин – продукт того общества, в котором он вырос, и я не могу осуждать его убеждения, хотя и не разделяю их. Так что, Жаклин, отвечая на ваш вопрос... да, я простила Эдвина... и давно уже. Но любви и прощения еще недостаточно. Для счастливого брака необходимы доверие, уважение и понимание, которые поддерживают любовь и страсть. Я не уверена, что у Эдвина есть эти качества... – Она помолчала. – Но уверена, что они есть у Дэна.
Джеки судорожно вздохнула.
– Выдумаете, мне следовало рассказать Дэну правду о Джеке Лэффи и рассчитывать, что он меня поймет?
– Я думаю, что вам следует дать Дэну и себе самой шанс, прежде чем доводить ваш брак до разрыва. – Она проницательно посмотрела на Джеки. – Или вы именно этого и боитесь? Что ваш брак может оказаться удачным?
– Что вы имеете в виду?
– Вы хотите, чтобы я сказала правду?
– Да, – ответила Джеки, хотя сердце ее было против.
– Хорошо... Очевидно, вы очень гордитесь своей независимостью и цените ее. Любовь к Дэну... или любому другому мужчине... означает для вас утрату независимости, а потому для вас нежелательна. Признайтесь мне, не чувствуете ли вы некоторого облегчения после вашей сегодняшней ссоры с Дэном? Как если бы вы ожидали, что он в вас сомневается и таким образом оправдывает ваши представления о браке? – Леонора заставила себя остановиться, хотя многое могла бы добавить. То, что говорил ей Дэн, привело ее к убеждению, что у Джеки сопротивление любви имело более глубокие корни, чем страстная потребность в независимости. В душе Жаклин была юной девушкой, чьи воспоминания о любви неразрывно связаны с воспоминаниями об утрате родного человека и об одиночестве. Но до тех пор, пока Джеки не попросит помощи, Леонора считала себя не вправе касаться этой деликатной темы.
Тщательно подбирая слова, Леонора сжала руку девушки.
– Не делайте этого, Жаклин. Не отталкивайте Дэна своим отказом не любить его, не верить в то, что он вас любит. Подумайте, готовы ли вы пожертвовать своим счастьем ради сохранения независимости?
Джеки потупила голову, чувствуя, как комок встал у нее в горле.
– Вы не обязаны отвечать мне, Жаклин... Но прошу вас, спросите сами себя. Вы заслуживаете права быть счастливой. И Дэн – тоже.
Дэн! В голове Джеки, бешено сменяя друг друга, всплывали картины ее близости с Дэном, его горячие и нежные признания, которые стали более значительными в свете того, что она сейчас услышала.
«Я не намерен заставлять тебя измениться, я не стану отнимать у тебя независимость. Все, что мне от тебя нужно, – это твое уважение... и честность. Но ведь у нас есть и то и другое, не так ли?»
«Я люблю тебя... Ты моя и всегда будешь мне принадлежать».
Она закрыла глаза, вспоминая о том, какой болью исказилось лицо ее мужа, когда он узнал, что она обманывала его, не доверяла ему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41