Никто не должен знать, для чего она сюда прибыла. Пусть думают о ней как о милой французской девушке, которая покинула свою страну, чтобы бороться с захватчиками. И если услышите что-то противоположное, сразу же сообщите мне.
Капитан Брент приехал навестить раненых. Мы столкнулись в коридоре, он лукаво посмотрел на меня, затем, обняв, сказал:
– Ничего ведь не изменилось? Я с облегчением рассмеялась:
– О, Джеймс, это было так ужасно!
– Мелодраматично, не так ли?
– Не смогу забыть, что произошло из-за нас… из-за Тристана…
– Знаю. После обеда не подъедешь на Риверсайд? Мы могли бы поговорить. – Да, конечно.
Я так скучала без него. Джеймс уже ждал меня, когда я приехала.
– Как прекрасно, что мы снова вместе, – сказал он.
– Я не понимала, что ты вовсе не тот, за кого выдавал себя.
– А кто же я? – спросил он.
– Очень важная персона.
– Да, да. Спица в колеснице. У меня маленькая роль. Жаль, что тебя втянули во все это. Но между нами все останется по-прежнему, не так ли? Ведь мы относимся друг к другу так же, как и раньше? Ты согласна?
– Конечно.
Как прекрасно, что Джеймс опять со мной. К тому же теперь у нас существовала общая тайна, которая делала нашу связь еще более захватывающей.
На обратном пути я решила купить газеты и остановила машину у киоска.
– О, это вы, миссис Трегарленд, – приветствовала меня миссис Бенн из-за прилавка. – Слышали новости?
– Новости? Какие новости?
– Япошки бомбили американский флот в месте под названием Перл-Харбор, и говорят, что это-то и заставит американцев вступить наконец в войну.
Я купила газету и прочитала заголовки. Сев в машину, я поспешила в Трегарленд.
Мы все с облегчением вздохнули. Мы уже не одни. Это должно стать началом конца войны с немцами.

Часть пятая
ВИОЛЕТТА
ДРУГ ИЗ ПРОШЛОГО
Прошел еще год, от Джоуэна по-прежнему не было никаких вестей, и я начала верить, что он не вернется. Наступило Рождество. Праздник удался на славу и очень порадовал наших подопечных. К нам присоединились все, включая и моих родителей, которые приехали в Трегарленд.
Радостно было вновь увидеться с ними, ведь нам о многом нужно было поговорить. Мама ничего не знала о похищении Тристана, пока ребенка не вернули, иначе это происшествие просто бы убило ее и отца.
Она занималась самыми разнообразными делами, продиктованными военным временем, и сообщила, что бабушка вновь сделала Маршландз домом для выздоравливающих. Ей очень хотелось уехать туда, но она не могла оставить отца, который не хотел бросать имение, где они тоже решили устроить госпиталь.
Она и отец очень переживали за меня, и, хотя они не упоминали Джоуэна, я знала, что родители постоянно думали о нем и наверняка не раз обсуждали мое будущее, когда оставались наедине. Дорабелла, насколько я догадывалась, не давала им столько пищи для разговоров, что было необычно, так как в прежние времена именно она служила поводом для всяческих волнений.
Дорабелла стала любящей матерью, что чрезвычайно умиляло нянюшку Крэбтри.
– Сердце радуется, когда видишь их вместе, – говорила она. – Бедный малыш, у него нет отца, но есть мать, которая заменяет ему весь мир.
А еще у нас часто бывал капитан Брент. Удивительно, как много это значило для нас. Он действительно обаятельный человек, а Дорабелла при нем излучала то специфическое сияние, которое я видела и прежде. Она понимала, что именно связь с ним привела к похищению ее сына, и проклинала себя, но… это делало Дорабеллу счастливой.
Мама рассказала мне о Гретхен, которая жила сейчас в Лондоне, поскольку полк Эдварда стоял в Саут-Исте, рядом со столицей.
– Конечно, стало немного легче: бомбардировки уже не так часты и разрушительны, да и привыкли к ним.
– Должно быть, опасно жить там?
– Да. Но опасно везде. Гретхен рассказывала мне о семье, которая решила уехать в Уэльс. Они пережили самые страшные бомбежки Лондона и уехали в те отдаленные места. А тут летел самолет, который бомбил Бирмингем и сбросил остатки своего груза прямо на их дом. Погибли все… вся семья. Такова жизнь.
– Гретхен счастлива?
– Думаю, что да. Она была очень подавлена, когда узнала, что за ней следят и в чем-то подозревают.
– Да, это было ужасно для нее.
– В Лондоне все иначе: меньше глупых сплетен, люди заняты своими делами.
– У нее есть друзья?
– О да, и Эдвард довольно часто бывает дома. К тому же рядом живут Доррингтоны. Ты помнишь их?
– Конечно. Как они?
– По-прежнему. Ричард в армии – как и Эдвард, служит недалеко от Лондона. Его мать делает много полезного.
– А Мэри Грейс?
– Работает в одном из министерств. Все, у кого нет домашних обязанностей, призваны на службу. О, как было бы прекрасно вернуться к прежней жизни!
Мама задумчиво смотрела на меня, и я догадывалась о ее мыслях. Когда-то она надеялась, что я выйду замуж за Ричарда Доррингтона, друга Эдварда.
Я не смогла дать определенный ответ на его предложение. Я уже встречалась с Джоуэном, но между нами еще не возникла любовь, и в то время я не могла разобраться в своих чувствах. Мне очень нравился Ричард, но я знала, что мое чувство к нему недостаточно глубоко, чтобы выйти за него замуж.
Сейчас же мама не верила, что Джоуэн вернется, а все еще холостой Ричард был весьма подходящим женихом. Возможно, погасшее пламя снова вспыхнет.
Мама очень переживала за моего брата Роберта, которого только что призвали на военную службу. Он был моложе нас с Дорабеллой, очень жизнерадостный парнишка: мама скучала по нему.
Как бы то ни было, мы должны были радостно провести Рождество и постараться сделать его таким, каким оно было всегда.
Миссис Джермин попросила нас с Дорабеллой подумать над программой праздника, и мы решили поставить пьесу, в которой некоторые роли могли бы сыграть раненые.
Мы выбрали «Как важно быть серьезным» и в результате получили массу удовольствий. Капитан Брент играл Эрнста, а Дорабелла блеснула в роли Гвендолин. Я была Цецилией. Настоящей звездой стал один старший сержант, сыгравший леди Брекнелл.
В тот день мы, кажется, забыли обо всех наших тревогах.
Однажды в марте Гордон получил письмо из Бодмина с просьбой приехать в клинику: в состоянии его матери наступило ухудшение. Когда он вернулся, то выглядел растерянным и угнетенным.
– Что случилось? – спросила я. Он уставился в пол и ответил:
– Она… изменилась. Она помнит.
– Помнит, что случилось?
– Не все… кое-что. Она ведет себя по-другому. Говорит о Трегарленде. Он вновь и вновь всплывает в ее бессвязной речи, и она все время повторяет: «Что бы случилось с этим местом, если бы не ты, Гордон? Ты спас его. Оно должно быть твоим».
– А помнит ли она, что сделала?
– Она упоминала Тристана и выглядела… весьма отстраненно.
Я представила, как она украдкой входит в комнату Тристана и хочет его убить, потому что он стоит на пути у Гордона. И она сделала бы так, если бы нянюшка Крэбтри и я не помешали этому.
Бедный Тристан, он еще так мал, а на его долю выпало уже столько испытании!
– Я боюсь за нее, – продолжал говорить Гордон. – Постепенно она вспомнит, что собиралась сделать и что уже сделала. Убийство! О, Виолетта! Не знаю, что станет с нею.
Мне захотелось утешить его:
– Возможно, она не вспомнит…
Как ужасно – мы должны надеяться на то, что она опять вернется в свой туманный мир.
– Вы сделали все для нее, все, что могли. Вы прекрасный сын.
– Да, и моя мать готова убить ради меня. Я часто думаю о том, что все могло бы быть иначе, выйди она замуж за человека, равного ей. Ведь она могла бы прожить счастливую жизнь. Но она встретила моего отца, который увез ее в Трегарленд, к богатству. И ей захотелось, чтобы и я получил свою долю.
– Да, все было бы иначе. Но жизнь идет своим чередом – это касается всех нас. Не поехали бы мы с Дорабеллой в Германию – не встретили бы Дермота и не знали бы о существовании Трегарленда.
– В этом, по крайней мере, есть хорошая сторона – вы приехали в Трегарленд.
Он взял мою руку, и я не отняла ее – он был так расстроен и нуждался в помощи.
На следующий день Гордон уехал в Бодмин, и я с нетерпением ждала его возвращения, надеясь, что Матильда не придет в полное сознание.
Новости были удивительными. Она гуляла в окрестностях заведения без пальто, а ветер в тот день был холодный. Позднее ее стало лихорадить, и доктор поставил диагноз: воспаление легких. Матильда тяжело заболела.
– Она мало говорила, – рассказывал Гордон. – Только улыбалась. Была спокойной и печальной, безумный взгляд исчез.
Через два дня Матильда умерла.
Гордон поехал в Бодмин и оставался там весь день. Когда он вернулся, то выглядел уставшим и внутренне напряженным. – У нее был такой умиротворенный вид, какого я никогда не видела. Все кончено, Виолетта. И это к лучшему.
Я опять вспомнила, как Матильда хотела убить Тристана, и понимала, что смерть для нее лучший выход, поскольку, если бы к ней вернулась память, она была бы всю жизнь несчастлива, постоянно испытывая муки прошлого.
Старый мистер Трегарленд очень расстроился, когда услышал о смерти Матильды. Предполагаю, что он по-своему любил ее. Он плохо с ней обращался, и знал это. Должно быть, он проклинал себя за свою роль в этой трагедии.
Как только Матильду увезли в клинику, он резко переменился: подобрел, и жизнь перестала быть для него игрой, где ради собственного удовольствия он играл жизнями других людей.
Он приказал, чтобы тело Матильды привезли в Трегарленд и похоронили в Ист-Полдауне в семейном склепе. Ей бы это понравилось… признание после смерти. Он хотел пойти на похороны, но вряд ли был в состоянии сделать это, тем более, что и врач не советовал – старик уже несколько дней не покидал постели.
Однажды после обеда Эйми, одна из наших служанок, принесла мне письмо от мистера Трегарленда, в котором он приглашал меня прийти к нему.
Он утопал в подушках и выглядел маленьким и невзрачным, но в глазах его все так же сверкал злорадный огонек.
– А, добрая разумная Виолетта! Очень мило, что вы пришли навестить меня.
– Да, я пришла…
– Что-то происходит здесь, не так ли? Что-то дурное? Вот так живем, живем, и вдруг все превращается в драму. Такое сейчас происходит со всем миром, и события в Трегарленде незначительны по сравнению с сегодняшними трагедиями. «Всякий вид красив, и только человек портит его». Неправда, в человеке тоже много хорошего. Вы не согласны, мудрая Виолетта?
– Не знаю, почему вы называете меня мудрой. Я так же глупа, как и большинство людей…
– Только не вы. Вот почему я хочу поговорить с вами, прежде чем услышу мелодию «Nunc Dimittis»… Сколько же я цитирую в это утро? Это знак чего-то. Когда оглядываешься назад и вспоминаешь прошлое, многие вещи вдруг приобретают значимость. Не так ли?
– Думаю, что так.
– Когда человек приближается к концу пути, вся его прошлая жизнь проходит перед его мысленным взором. Прошлое издевается над ним и говорит: «Ты бы сделал это», но чаще: «Тебе не следовало бы делать это». Я оглядываюсь назад, Виолетта. Пришло время покаяния. Я вспоминаю свою жизнь и спрашиваю себя: «Что хорошего ты сделал, Джеймс Трегарленд?» – Возможно, очень мало, и плохое намного перевешивает. И сейчас я больной человек, готовый к последнему путешествию. Меня клонят к земле мои грехи и то зло, которое я принес другим. Не очень-то приятный итог, Виолетта.
– Не думаю, чтобы вы были хуже других.
На секунду он задумался.
– «Вина не в наших звездах, Брут, а в нас самих, потому что мы просто слабые человечки». Шекспир всему давал определение. Это своего рода исповедь…
– И вы исповедуетесь мне?
– А почему нет? Вы самый подходящий для исповеди человек в доме. И будете здесь, когда я уйду. Вы мало знаете обо мне. В прошлом, как я заметил, вы внимательно наблюдали за мной. Вы знаете о моей злобности. О том, что благодаря моей слабости я прожил здесь последние годы. Мне нравилось наблюдать за другими… особенно за Матильдой. Она интересовала меня потому, что я никогда не знал, что она предпримет. Понимаете, она воспитывалась в пуританской семье, но в самой Матильде не было ничего пуританского. Родители заточили ее в некую скорлупу, и она должна была рано или поздно сломать ее. Когда мы встретились, произошла вспышка, определившая будущее. Матильду воспитали в уважении к законам церкви, вернее, к законам папы и мамы Льюитов. Когда она уже собиралась родить незаконного ребенка, они выкинули дочь. Представьте! Я устроил ее в другом месте и, когда умерла жена, привез сюда в качестве экономки. Это старая история, которую вы уже слышали. Был Дермот, и был Гордон. И насколько Гордон больше подходил для роли наследника! Я наблюдал за Матильдой. Дразнил. Я ведь мог сделать ее сына наследником… а мог и не сделать. Вот так все и шло. Бедная моя Мэтти… она отчаялась.
– Почему вы прямо не сказали о своих намерениях?
– Хотелось посмотреть, что она будет делать. Сказать ей заранее – значило испортить удовольствие.
– Удовольствие мучить ее?
– Вы можете так говорить… и однако я любил ее. И сейчас, когда мой конец близок, подобно многим другим я хотел бы, чтобы все было по-другому. И тогда Мэтти умерла бы иначе. Но я хотел видеть, что она предпримет. И увидел: довел ее до сумасшествия и убийства. Как вы думаете, я виноват в том, что она сделала?
– Вы плохо обращались с ней. Бессердечно. Но вы не могли предполагать, что все это может привести к убийству.
– Честно говоря, нет. И понял только тогда, когда обнаружил, что Матильда готова убить ребенка.
– Все прошло, и вы уже ничего не можете поделать.
– Только сожалеть. Что же касается завещания… Имущество переходит к мальчику. Так должно быть, это его право. Гордон был бы достойным наследником, но он, к сожалению, родился по другую сторону одеяла. Дермот – слабый, любящий удовольствия… да, обаятельный молодой человек… Похожий на отца и деда. Трегарленд нуждался в сильной твердой руке, и Гордон оказался к месту. Вот одна из шуток судьбы. Незаконнорожденный нужен имению, а законный наследник – полная бестолочь. Почему бы не наоборот? Своенравие жизни, думаю. Бедный Гордон много страдал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26