Он замер, не решаясь прикоснуться к ней. Его останавливало опасение, что, если он сделает это, она не устоит на ногах и, упав, разобьется о жесткий пол.
Осторожно вытянув вперед руку, Волк коснулся ее густых пушистых волос. Он почувствовал, как тело Кэролайн напряглось, и готов был в испуге отпрянуть, но в следующее мгновение она повернулась к нему и бросилась в его объятия. Волк вздохнул и крепко обнял прильнувшую к нему Кэролайн.
— Они сняли с него скальп.
— Я знаю, — ответил Волк. Он не мог найти для нее слов утешения. Слезы Кэролайн жгли его грудь. Он наклонился и поцеловал ее волосы.
— Все было в крови, и он кричал... Он так кричал!
— Не говорите и не думайте об этом.
— Но я не могу, — Кэролайн отстранилась и подняла к нему мокрое от слез лицо. — Разве вы не понимаете, я все время вижу это во сне и наяву.
Наклонившись, он коснулся губами ее лба. Он понимал, какие муки испытывает Кэролайн. Не будучи свидетелем происходившего, он, тем не менее, не раз цепенел от ужаса, представляя себе кровавую сцену, разыгравшуюся во дворе Семи Сосен. Он не должен позволить Кэролайн стать рабой своих воспоминаний. Волк прижал ее голову к своей груди.
— Вы должны заставить себя забыть об этом.
— Но...
— Забудьте об этом, Кэролайн, вы слышите меня? — Она вскинула голову, уловив резкие нотки в его голосе, и он добавил уже мягче: — Все это уже позади.
Он узнал, что ей пришлось пережить, из сбивчивого рассказа Мэри. Ему было также известно, что испытания леди Кэролайн еще не кончились.
— Я так боялась, что вы не придете, — прошептала она, с наслаждением вдыхая резкий пряный запах, исходивший от его кожи. — Как вы узнали? Ведь вы были уже далеко на пути в горы.
— Я узнал о случившемся в форте Лоудаун и сейчас же повернул назад.
Волк не рассказал Кэролайн о том ужасе, который охватил его при известии о происшедшем. Проделав без остановки весь путь до Семи Сосен, он чуть с ума не сошел, не найдя ее там. Тревогу его успокоила лишь встреча с Мэри.
— Если они собирались убить ее, Рафф, они сделали бы это здесь. Разве не так? — убежденно воскликнула Мэри, и Волк признал ее правоту.
На всем пути в Эстатоу он повторял про себя эти ее слова, и они придавали ему мужества, вселяли в него надежду. Прибыв сюда и обнаружив, что Мэри оказалась права, что Кэролайн находится здесь, живая и невредимая, он испытал прилив такой бурной радости, что до него не сразу дошел смысл слов вождя.
Волк еще на мгновение удержал Кэролайн в своих объятиях, затем, неохотно опустив руки, сказал:
— Присядьте пока сюда. Надо безотлагательно заняться вашими ранами.
Он подвел ее к тонкой войлочной подстилке и, когда Кэролайн опустилась на нее, подошел к двери и сказал несколько слов женщине, ожидавшей во дворе. Та через несколько минут вошла в хижину с несколькими глиняными мисками, поставила их на пол и удалилась, повинуясь кивку Волка.
— Что вы собираетесь делать? — спросила Кэролайн, наблюдавшая за происходящим, полулежа на подстилке и опираясь на локоть.
— Я хочу смазать ваши ссадины и раны целебной мазью. Ложитесь-ка.
— Расскажите мне о Мэри. Вы уверены, что она не нуждается в помощи?
— Да.
— Но я видела, как от толчка одного из индейцев она упала на пол. — Кэролайн с шумом втянула в себя воздух, почувствовав прикосновение пальцев Волка к своей израненной ступне.
Волк содрогнулся, увидев, что подошвы обеих ее ног представляют собой сплошные раны, но лицо его при этом осталось бесстрастным. Быстрыми, ловкими движениями покрывал он ступни и щиколотки своей юной мачехи целебным снадобьем, и тон его голоса оставался по-прежнему спокойным и невозмутимым.
— Она вполне здорова. Садайи не оставила ее.
— А ребенок?
— Ребенок еще не родился.
— Слава Богу, что она не пострадала и не потеряла свое дитя — Кэролайн откинулась на спину. Волк бинтовал ее ноги чистыми льняными тряпицами, вынутыми из свертка который послала предусмотрительная Мэри. Тревога о благополучном исходе собственной беременности не покидала Кэролайн, но за те дни, что протекли с момента ее пленения, молодая женщина убедилась, что здоровье ее в порядке и будущему ребенку ничто не угрожает.
— Я привез ваши башмаки, — сообщил Волк. — Но пока вам нет нужды надевать их.
— Почему же? — удивилась Кэролайн. — Я хочу как можно скорее покинуть это место!
— Я знаю. — Если бы все было так просто! Волк, придвинувшись немного, положил руку на лоб Кэролайн. — Лягте и не двигайтесь!
— Что вы хотите делать?
— Вымыть вам голову.
— Но я... — Кэролайн нахмурилась. — Я ведь и сама могу это сделать!
Но он уже окатил ее пышные волосы, лицо и шею теплой водой из кожаного ведра. Грязная ночная кофта Кэролайн мгновенно потемнела от впитавшейся в ткань влаги.
— Откиньте голову! — приказал Волк. — Представьте себе, что вы дома, в Англии, а я — ваша горничная или камеристка!
— У меня, представьте себе, не было ни той, ни другой! — Но она послушно склонила голову и позволила ему продолжить манипуляции над своими волосами — прежде всего потому, что нежные прикосновения его пальцев к коже доставляли ей невыразимую радость, наполняя все ее существо давно забытыми чувствами покоя, умиротворения и защищенности.
Кэролайн не стала возражать, когда Волк вытерев ее волосы, обнажил ее узкие плечи, спустив с них влажную рубаху. Он протер смоченной в воде тряпкой лицо и шею Кэролайн, не сводя с нее пристального взгляда своих черных глаз.
Она потеряла всякую способность сопротивляться. Волк оттянул ее рубаху еще ниже, обнажив верхнюю часть груди, которая начала тяжело вздыматься. Кожа Кэролайн порозовела, соски затвердели и напряглись. Она закрыла глаза, но не перестала видеть Волка. Точно живой, он стоял перед ее внутренним взором — молодой, красивый, мужественный, полный сил и неудержимого желания...
Волк зашел ей за спину и, слегка сжав ее плечи, мягко сказал:
— Встаньте, пожалуйста.
Кэролайн послушно поднялась и с усилием выпрямилась на неподатливых, подгибающихся ногах. Рубаха, разорванная у ворота, скользнула на пол.
Волк, усилием воли стараясь погасить вспыхнувший в его жилах огонь, продолжал протирать тело молодой женщины тряпкой, смоченной в чистой, теплой воде. Он невольно любовался женственным изгибом ее бедер, тонкой талией, длинными, стройными ногами. Каждое движение превращалось для него в пытку. Лишь мысли о том, что ей довелось пережить и что, возможно, еще предстоит преодолеть, заставляли его сдерживать вожделение. Но как ему хотелось прильнуть губами к этой нежной, словно вытканной из тончайшего шелка коже, увидеть близко ее синие глаза, горящие восторгом, и, упиваясь этим восторгом и разделяя его, слиться с ней в сладостнейшем из объятий...
Кэролайн стояла, полузакрыв глаза и склонив голову набок. Ее слегка пошатывало от сдерживаемого напряжения. Волк опустился на одно колено, и движения его стали медленными и осторожными. Так продолжалось, пока пальцы Кэролайн не погрузились в его волосы.
— Рафф...
Голос ее прозвучал хрипло, прерывисто. В нем слышались страсть, нетерпение, призыв и обещание... Волк, почти не владея собой, прижал пламенеющее лицо к нижней части ее живота.
— Не здесь, — сказал он едва слышно, и от его дыхания затрепетали светлые, вьющиеся волосы над сомкнутыми ногами Кэролайн, — и не теперь.
Волк с усилием встал и, заставив себя отвернуться от Кэролайн, принялся искать чистое белье в свертке, заботливо собранном Мэри. Он воспользовался этой возможностью, чтобы успокоиться и усмирить вспыхнувшее с невиданной силой вожделение. Он простоял, склонившись над стопкой одежды, гораздо дольше, чем требовалось. Лишь окончательно овладев собой, он выпрямился и, подойдя к Кэролайн, протянул ей рубаху и нижнюю юбку.
Волосы Кэролайн были все еще влажными. Их концы оставляли мокрые пятна на белоснежной льняной ткани рубахи. Она тряхнула головой и, подняв руки, отвела чуть назад тугой комок мокрых, спутанных волос. Волк протянул ей корсет, старательно избегая встречаться с ней глазами. За прошедшие несколько минут он не произнес ни слова.
Кэролайн встревожилась.
— Рафф, вы что-то скрываете, ведь так?! — Она пытливо взглянула на него. — С Мэри и правда ничего не случилось?
— Нет. — Волк глубоко вздохнул и проговорил, тщательно подбирая слова: — Я неуверен, что смогу без всяких проблем увезти вас отсюда.
— Но как же... Я не понимаю...
— Тал-тсуска объявил вас своим трофеем.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
— Что это значит?! — Кэролайн пыталась и не могла понять смысл слов, произнесенных Волком. Ей казалось, что он говорил с ней на каком-то незнакомом языке. Когда она впервые увидела его здесь, на пороге своей темницы, у нее не возникло даже тени сомнения, что он явился за ней и немедленно, без каких-либо объяснений с соплеменниками, вызволит ее отсюда. Теперь же она упрекнула себя в забывчивости: ведь ей и в самом деле почти ни разу не удалось предугадать его действия: поступки его все были неожиданны, а зачастую и необъяснимы. Стиснув руки, она стала ходить взад-вперед по комнате — от стены к ярко горящему очагу и обратно.
— Зачем же тогда вы приехали сюда, если не собираетесь освободить меня? Чтобы доказать мне, как вы были правы, когда уговаривали меня вернуться, и как я ошибалась?! Или нет? Неужели вы рассчитывали, что я с большей покорностью отнесусь к своей участи, если вы поможете мне привести себя в порядок, прикоснетесь к моему телу, увидите мою наготу?!
В продолжение всей ее гневной тирады Волк стоял безмолвно и неподвижно, словно окаменев. Лишь взгляд его живых черных глаз следовал за Кэролайн, когда она, не помня себя от досады и гнева, металась по тесной комнате. Но вот она остановилась и уронила руки. Нижняя губа ее дрожала, глаза наполнились слезами. Волк стремительно приблизился к ней и схватил ее за плечи, развернув лицом к себе.
— Вы закончили? — сурово спросил он, тряхнув Кэролайн, когда она попыталась отвернуться, избегая его взгляда.
Кэролайн, шмыгнув носом, вытерла повлажневшие глаза и кивнула. Ей было нечего добавить. Она и так, похоже, сказала слишком много.
— На ваши плечи свалилось много тяжелейших испытаний, и потому я не в обиде на вас за эти слова. Но поверьте мне, Кэролайн, и постарайтесь хорошо запомнить следующее: если мы выберемся отсюда, то лишь благодаря хладнокровию и крайней осторожности. Вы поняли меня? Вам следует быть очень осмотрительной и чрезвычайно сдержанной!
Мы. Он сказал — «мы»! Кэролайн облизала пересохшие губы.
— Тал-тсуска — это тот, кто взял вас в плен, — сказал Волк. — Он — мой родственник, но данное обстоятельство ничего, по сути, не меняет. Он желает, чтобы вы принадлежали ему, и имеет полное право требовать этого.
— Ну а я вовсе не желаю этого! — заявила Кэролайн, нимало не слушаясь тем, что в голосе ее прозвучали нотки детского упрямства. Она хорошо помнила, в какой ужас поверг ее вид Тал-тсуски с его воинственно размалеванным лицом и красной полосой вдоль носа.
— Ваше желание или нежелание подчиниться его воле не будет принято во внимание.
Кэролайн захотелось завизжать от бессильного гнева, наброситься с кулаками на этого человека, с такой невозмутимостью произносящего столь чудовищные вещи. Голос его звучал так ровно и бесстрастно, точно речь шла о погоде или же о каких-то неинтересных, не касающихся собеседников событий. Но она, пересилив себя. промолчала, настороженно прислушиваясь к негромкому голосу Волка.
— Вы — пленница, и с этим ничего не поделаешь, Кэролайн! И вождь поселения, хотя и выступает с осуждением набега на Семь Сосен, в душе не может не одобрять своих доблестных воинов, не восхищаться их мужеством и храбростью.
— Храбростью?!! Проявленной в противоборстве с беспомощным, больным стариком и двумя женщинами, одна из которых вот-вот родит?!! Опомнитесь, Рафф! Как вы можете произносить подобные слова?!
— Храбрость их в том, что они не побоялись поднять руку на англичан, — сказал он по-прежнему спокойно. — Но не нам с вами обсуждать вопросы индейской этики. Я лишь счел нужным сообщить вам, как вождь... и многие другие понимают свершившееся, какой смысл вкладывают они в нападение на Семь Сосен и как это может отразиться на вашей участи.
— Похоже, последнее обстоятельство может быть выражено всего тремя словами: дела мои плохи! — проговорила Кэролайн, поникнув головой.
— Если не принимать во внимание того, что я тоже заявил свои права на вас.
— Что-о-о?! — Кэролайн не верила своим ушам. В самом деле, возможно ли такое?! Чтобы два индейца оспаривали ее, белую женщину, дочь графа, друг у друга, сообразовываясь лишь своими индейскими понятиями о праве и законе, точно она — рабочая скотина или вязанка дров!
— Член моей семьи был умерщвлен, и я вправе теперь требовать компенсации.
— В виде меня?
— Да, я сделал именно такой выбор. — С этими словами он сделал шаг к двери. — Вождь ждет меня, и мне следует поторопиться.
Волк не сказал, что и так уже непозволительно долго задержался здесь. Он шел в эту хижину с единственным желанием воочию убедиться, что Кэролайн жива и невредима. В его намерения не входило смазывать ее ступни целебным бальзамом, мыть ей голову... и все тело... прикасаться к ней.
— Подождите! — Кэролайн бросилась к Волку и схватила его за руку. — Что вы собираетесь делать?
— Тал-тсуска и я будем говорить о своих правах на вас. Затем вождь примет решение.
— Но что, если... — Кэролайн заморгала, отгоняя непрошеные слезы. — Я не хочу оставаться здесь!
Волк взял ее за плечи и, глядя в ее полные отчаяния глаза, пообещал:
— Вы здесь и не останетесь!
Но Кэролайн знала, что он и сам не до конца уверен в своих словах.
Оставив Кэролайн в хижине. Волк торопливо направился к вигваму совета, шагая по утоптанной почве деревенской площади. На душе у него было тревожно. Тал-тсуска, обхватив руками плечи, стоял у входа в вигвам. Брови его были мрачно сдвинуты. Он был возмущен и полон негодования. Как посмел Ва-йя войти в хижину к его пленнице?! Что он там делал так долго?! Индеец высказал все это вождю, но тот признал за Волком право навестить вдову своего покойного отца и убедиться, что ей не причинили вреда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48