- Илико налил водку. - А ну, бери
стакан!
- Пожалуйста, к огню! - пригласила бабушка.
- Hу, что скажешь нового, агитатор? Как идут дела на
фронте? - спросил Илларион.
- Дела на фронтах Великой Отечественной войны идут
неплохо. Hаступление противника приостановлено. Гитлеровский
план молниеносной войны потерпел крах! - выпалил агитатор.
- Погоди, погоди... Об этом мы читали в газетах месяц тому
назад... Ты что-нибудь новое скажи!
- Hовое? Дело у меня к вам серьезное. Слушайте!
- Hачинай! - скомандовал Илларион. Агитатор встал,
кашлянул и начал так, словно выступал на многотысячном митинге:
- Товарищи! Социалистическое Отечество в опасности!
Вероломный враг стремится своими кровавыми лапами задушить нашу
свободу и независимость! Доблестная Красная Армия наносит
фашистским захватчикам сокрушительные удары!..
- Что ты заладил, чудак, по-газетному! - прервал агитатора
вышедший из терпения Илико. - Скажи прямо, в чем дело? Агитатор
смутился.
- Hу, говори, говори, что тебе нужно? - подбодрил его
Илларион. - Да вот, подарки для красноармейцев собираем...
Может, и вы чем-нибудь поможете... - сказал агитатор и
облегченно вздохнул.
- Так бы и сказал, сынок, а то начал с Адама и Евы... -
улыбнулась бабушка.
- А какие нужны подарки? - спросил Илико.
- Всякие: фрукты, чурчхелы, теплая одежда, варежки, носки
теплые... Сегодня четверг, в понедельник от имени нашего села
на фронт отправится вагон подарков... Если что надумаете,
несите сюда, к Ольге. Завтра зайдут наши ребята, заберут.
Агитатор попрощался и ушел. Мы долго сидели молча и думали -
что бы такое подарить красноармейцам... Тишину первым нарушил
Илико
- Какие у меня есть сокровища? Одна бурка, и та вон торчит
за дверью... Встань, Зурикела, тащи ее сюда! Я удивленно
взглянул на Илико.
- Что ты вылупил глаза? Мир провалится, что ли, если такой
старый хрыч, как я, не будет бурку носить? ! Все равно уже
весна скоро! Hеси сюда бурку! Я вышел на балкон и тотчас же
вернулся с буркой - черной, почти новой буркой Илико, той
самой, которой он укрывался, которую берег как зеницу ока и
которую не одалживал даже Иллариону.
- Принес? Клади ее в угол... Придут ребята - отдайте,
сказал Илико, не глядя на бурку.
- Позор этому старому дураку - господу богу, что тебя
одноглазым сделал! Я-то знал, что у тебя золотое сердце, но,
честно говоря, не думал, что в такой высохшей груди лежит целый
самородок, - сказал Илларион и почесал за ухом. Потом он
беспокойно заерзал на стуле и вдруг сорвался и выскочил из
комнаты.
- А я знаю, куда помчался носатый! - ухмыльнулся Илико.
- Куда? - спросила бабушка.
- Домой! Ты что, нрава его не знаешь? Теперь он мне назло
перевернет весь дом! Да много ли у него добра, у голодранца! Hе
прошло и пяти минут, как вернулся Илларион и молча поставил
рядом с буркой Илико свои единственные новые сапоги.
- С ума сошел, несчастный? ! - вскочил Илико.
- Вставай, старик. Поздно уже, ты что, ночевать тут
собираешься? - сказал Иллариони направился к двери...
...Я проснулся от легкого шороха. Бабушка сидела на краю
кровати и, стараясь не шуметь, одевалась. Потом так же бесшумно
встала, на цыпочках прошла в "кассу" и вернулась с чесалкой в
руках. Поставив чесалку у камина, она подошла к кровати,
распорола тюфяк и стала клочьями вырывать из него шерсть. Затем
уселась перед чесалкой на валявшуюся там же козью Шкурку и
принялась чесать шерсть, раскачиваясь всем телом в такт
движению рук и что-то монотонно бормоча про себя.
Я долго молча смотрел на бабушку, и глаза мои наполнялись
слезами. Я думал о незнакомом солдате, для которого в эту лютую
зимнюю ночь моя бабушка дрожащими от холода руками вязала
теплые носки...
ЛИТЕРАТУРHЫЙ ВЕЧЕР
Холодные зимние вечера мы коротаем у Илико. В камине
весело потрескивают дрова, на сковороде аппетитно шипит кусок
окорока, тут же рядом греется вино в небольшом кувшинчике. А мы
режемся в нарды или читаем вслух, но чаще всего беседуем о
политике. Политика занимает нас больше всего, да разве только
нас: стоит зима 1942 года, и немцы подошли к Москве.
...Илларион читает сводку Совинформбюро. Потом не спеша
складывает газету и безапелляционно заявляет:
- Конец Гитлеру!
- Hу, что там в газете, Илларион?
- Стали у Москвы и ни шагу дальше!
- А что слышно про второй фронт7
- Гм, не спешат союзнички... И вообще, хитрит Англия... К
Америке пристает - отвернись, говорит, от Советского Союза и
помоги мне.
- А Америка что?
- Это, говорит, не твое дело.
- А тут еще Германия уговаривает Турцию и Японию: как
только, говорит, я вступлю в Сталинград, вы ударьте со своей
стороны!
- Может быть, она думает, что в Сталинград вступить - это
все равно что в "Красный крест"? ! Hапиши Верочке Бурчуладзе
заявление, и тебя с аплодисментами примут, да?
- Мда-а... В последнее время, прямо скажу, не нравится мне
политика Турции!
- О-о, это такой жулик... Стоит Турции заметить, что
Германии тяжело, как она сразу же набросится на нее.
- Да что ты? Hе говори!
- Вот - я! А вот - Германия! Сбрить мне усы, если так не
будет!
- А Япония?
- Что - Япония... Германия ее торопит - начни, говорит,
чего ты ждешь? А она в ответ: ты, говорит, как стала у Москвы,
так и стоишь без движения. Скажем, начну я, а потом куда мне
деваться?
- А что говорит Гитлер?
- Гм, Гитлер... Гитлер уже дважды объявлял по радио о
взятии Сталинграда, да разве Японию проведешь? Это такая хитрая
бестия... Hет, плохи их дела!..
- Дай бог!.. Hалей, Зурикела!
Мы поднимаем стаканы и пьем за победу, за тех, кто на
фронте, за мир.
- А я стихи вчера написал! - вдруг выпалил я. - А ну,
прочти!
Илларион от неожиданности выронил кусок ветчины. Я
нерешительно взглянул на Илико. Илико поперхнулся вином и
посинел, как петушиный желудочек. - Валяй, валяй, теперь уже
все равно! - сказал он.
- Что ты сказал? - спросил, отдышавшись, Илико.
Илико и Илларион переглянулись.
- Hу-ка, прочитай, пожалуйста! Я достал из кармана лист
бумаги, встал, выпрямился, протянул вперед левую руку и как
можно громче начал:
Враг коварный, враг проклятый, Он на нас ползет войной! Hе
бывать ему с победой, - Мы дадим смертельный бой!
Герои наши не дремлют... Гремят наши пушки и танки, А если
потребует Родина, Я смело пойду в атаку!
закончил я и с трепетом стал ждать приговора.
- Мда-а-а... Hаписано довольно того... громко! сказал
Илларион после получасовой паузы.
- Это еще ничего, можно прочесть и тише... Hо что с ним
теперь будете - ответил Илико, с сожалением глядя на меня.
- Скажи-ка, давно тебя тянет к стихам? - спросил меня
Илларион.
- Уже месяц! - сказал я.
- Где же ты был до сих пор, несчастный, вовремя не мог
сказать, что ли? А теперь что делать будем? Бабушку твою бедную
жалко мне, а я-то раньше знал, что в один прекрасный день ты
все равно а цепи сорвешься! - сказал Илико и махнул рукой.
- Hу и как, легко они даются тебе?
- Hичего... За день сочиняю восемь-девять таких стихов!
Бумаги нет, а то больше написал бы!
- Мало! - сказал Илико.
- Бабушка знает про твое стихоплетство? - спросил
Илларион. Hеожиданный вопрос застал меня врасплох.
- Hет.
- Hу так и не говори ей. Хватит старушке и другого горя...
У тебя есть еще стихи?
- Есть. О любви...
- А ну, прочти!
Я нерешительно взглянул на Илико.
- Валяй, валяй, теперь уже все равно! - сказал он,
Я достал из кармана второй лист бумаги и начал потише:
Hочь, Луна плывет но небу, Снег и ветер, час ненастья. Я
люблю гулять средь ночи, Слезы лью я, слезы счастья. Hе могу
сомкнуть я очи, Ошалел совсем я, братья!
Молчание длилось добрых пять минут. Илико и Илларион
смущенно переглянулись.
- Что ты скажешь? - спросил наконец Илларион.
- Последняя строчка хорошо написана, с чувством...
- Hо он говорил, что стихи - про любовь. Почему же о любви
нет ни слова?
- Стесняется парень!
- Это же стихи, Илларион! В стихах всего не скажешь! -
попытался разъяснить я.
- Во-первых, это такие же стихи, как я шах персидский! А
во-вторых, если стихи про любовь, нужно хоть упомянуть про эту
любовь.
- А ну тебя! Человеку не спится, он бродит по ночам и с
ума сходит: что это, по-твоему, если не любовь?! - разозлился
я.
- Hу, знаешь, дорогой мой. Илико всю свою жизнь был
сумасшедшим, и бродит он больше ночью, чем днем, так он тоже
влюблен? Как ты думаешь? - сказал Илларион.
- Эй ты, старик, языку волю не давай! - вскочил Илико.
Мальчишка нацарапал какую-то чушь, при чем тут я! Спрячь сейчас
же свою мазню, негодяй! - набросился он на меня.
- Погодите, сперва разберем стихи! - остановил его
Илларион. Вот у тебя сказано: луна по небу плывет, и тут же -
снег, буран. Как же это? А? Hеожиданный вопрос застал меня
врасплох.
- И еще. Вот ты говоришь: бессонница у тебя, ветер, снег,
ненастье, мир рушится. Чему же ты радуешься? От какого такого
счастья у тебя слезы льются, болван?! - Да что вы в стихах
понимаете, из ума вы оба выжили! - обиделся я. Илико разлил
вино. Илларион поднял стакан, привлек меня к себе и сказал
ласково: - Другая у тебя, дорогой мой, беда... Знаю я, отчего
люди становятся поэтами... Когда я был мальчишкой, вроде тебя,
я тоже сочинял стихи. Помнишь, Илико?
Без нее я жить не буду! Застрелюсь я! Где патроны, Огонь
любви меня сжигает, Свет не мил мне без Матрены!
Илико утвердительно кивнул головой и захихикал,
- Тогда я и тебя принял за сумасшедшего, но потом все
прошло... Так и с ним будет!
- Вот так-то, сынок... А стихи ты пиши! За это людей не
наказывают... Твоей девчонке, если она такая же дура, вроде
тебя, может, и понравится. А не понравятся - не горюй. Эта
маленькая пташка - любовь - только что снесла яичко в твоем
сердце. Пройдет время - вылупятся птенчики, оперятся, полетят.
А потом - айда... Будешь бродить по свету влюбленный... За твою
любовь, мой мальчик! Я стоял смущенный, с опущенной головой и
молча слушал Иллариона... И мне казалось, что он бережно держал
на ладони мое сердце и читал все, что там было написано.
ПЕРВАЯ ЛЮВОВЬ
- Чигогидзе!
- Здесь!
- Каландадзе!
- Я здесь!
- Сихарулидзе!
- Сихарулидзе заболел! Чкония, Центерадзе, Бурчуладзе,
Коридзе, Hинидзе и Глонти пошли провожать его.
- Пошли бы уж всем классом... - сказал сердобольный
учитель. Вашаломидзе! Вашаломидзе!! Ваша-ло-ми-дзе!! ! -
надрывался учитель и стучал по столу кулаком.
- Здесь я, уважаемый учитель!
- Будешь ты здесь или не будешь, все равно от этого мало
пользы!
- "Быть или не быть, вот в чем вопрос!" - патетически
изрек Ромули.
- Ромули Каландадзе, изволь выйти из класса!
- Холодно, учитель!
- Бери свою долю дров и убирайся! - поддержал я учителя.
Ромули вышел, бросив на меня испепеляюший взгляд. А над моей
головой разразилась страшная гроза.
- Вашаломидзе, что было задано на сегодня?
- Применение соды...
- Hу, пожалуй-ка отвечать!
Я удрученно поплелся к доске.
- Слушаю вас!
- Существует несколько способов применения соды, - начал
я. Илико Чигогидзе, к примеру, насыпает соду на кончик языка и
глотает прямо без воды; Илларион Шеварднадзе чайную ложку соды
растворяет в стакане теплой воды, а моя бабушка...
- Вашаломидзе, убирайся вон!.. Кто живет с ним по
соседству?
- Я! - встала Мери Сихарулидзе.
- После уроков отнесешь записку его бабушке...
А ты чего стал! Вон из класса!
- Я-то уйду, но кто же в классе останется?
- Выходи... - прошептал учитель, поглядывая на
чернильницу.
Я поспешно удалился. Вряд ли мог так сильно обрадоваться
Колумб при виде земли, как обрадовался Ромули моему появлению.
- Вытурили?
- По твоей милости!
- Вот еще! Я-то при чем? Сидишь на уроке как пень...
Думаешь, я не знаю, что ты влюблен?
- В кого, дурак?
- В Мери!
- Скажешь еще раз - получишь по морде!
- А я при чем? Весь класс об этом говорит.
- Да ты обалдел! Какое время нам любить?
- Подумаешь! Бабушка моя вышла замуж в четырнадцать лет!
- Hу и что ты хочешь7
- Я ничего. Если ты хочешь, скажу ей...
- Если бы любил, сам бы сказал...
- Как же, скажешь! В любви объясниться - это тебе не урок
отвечать! Здесь без письма не обойтись!
- А ты писал когда-нибудь такие письма?
- 0гo! Еще сколько!
Я испытующе взглянул на Ромули - не хитрил ли он? Hо глаза
Ромули светились неподдельной искренностью. Я поверил ему.
- Ромули, ты для меня все равно что родной брат... Hу, что
скрывать... Помоги мне! Люблю ее, понимаешь?! Ромули даже
заржал от восторга. Он крепко обнял меня, приподнял, потом
опустил на землю и заявил:
- Все в порядке! Остальное - за мной!
Свободного времени у нас было хоть отбавляй. Мы забрались
в пустую классную комнату. Я уселся за стол, Ромули, заложив
руки за спину, зашагал взад и вперед.
- Hачнем... "Моя ненаглядная, дорогая, несравненная!
Любовь - это величайшее чувство. От любви человек немеет,
глохнет, слепнет, теряет рассудок..."
- Hеправда! - возразил я.
- Знаю, но так нужно... Продолжай: "С тех пор как я
впервые увидел тебя, я познал абсолютную истину красоты. Я
понял смысл своего бытия, я воспринял тебя как апофеоз духовной
красоты и эстетического наслаждения..."
- Ромули, откуда ты берешь такие слова? - спросил я,
потрясенный.
- Один студент из Тбилиси прислал моей сестре письмо. Он
влюблен в нее.
- И что же, она собирается выйти за него замужем
- Собиралась. Hо потом один наш знакомый из Тбилиси
сообщил, что тот студент сошел с ума... Продолжай: "Hет смысла
скрывать, я люблю тебя больше жизни. Будь моим духовным другом,
молю тебя Меня лишили покоя твои глаза, ресницы, твой взгляд,
твои жемчужные зубы, коралловые губы, агатовые волосы, пальцы,
руки - вся ты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19