Она посмотрела на него широко распахнутыми синими глазами и вспыхнула, когда он многообещающе улыбнулся.
— Тебе очень повезло, кузен, — небрежно бросил Диего, наблюдая за Бреттом.
— Да, я тоже так думаю, — ответил Бретт. — Не рассказывал ли тебе мой кузен басни о том, как мы вместе росли? — спросил он Сторм.
— Кое-что, — сказала она. — А София напоминала тебе, как вы с ней проводили время в детстве? Бретт улыбнулся:
— Ревнуешь, chere?
— Конечно нет, — солгала она.
— И не надо, — пробормотал он.
Она блеснула улыбкой в сторону Диего:
— Диего завтра повезет меня кататься верхом, Бретт. Он хочет показать мне гасиенду.
— С величайшим удовольствием, — воскликнул Диего, не сводя горящего взгляда с ее лица.
— Нет, — сказал Бретт неожиданно для себя.
— Что? — Сторм подумала, что ослышалась.
— Нет.
— Право, кузен, как ты можешь возражать? Со мной твоя жена будет в полной безопасности, — заволновался Диего.
— Могу и стану, — отрезал Бретт, чувствуя, что смешон, но не в силах ничего с собой поделать. Ему были ненавистны похотливые взгляды, которые Диего бросал на его жену. — Сторм, я охотно все покажу тебе сам.
Бросив на него сердитый взгляд, она выдернула руку:
— Ты не разрешаешь мне поехать с Диего?
— Правда, Бретт, она ведь никуда от тебя не денется, а я хочу забрать ее только на один день, — уговаривал Диего.
— Я сам с тобой поеду, — не уступал Бретт. — Такой уж я жадный ублюдок, Диего.
— Ты просто нахал, — сердито проговорила Сторм, стараясь не повышать голоса. — Сам распускаешь слюни со своей кузиной, а мне не разрешаешь прокатиться с Диего.
— Что?
Диего улыбнулся, но сразу согнал улыбку с лица:
— Бретт, у меня нет никаких дурных намерений.
— Чертовски верно. — Бретт взглянул на Сторм: — Мы обсудим это позже.
— Чертовски верно, — выпалила Сторм и одарила Диего самой сладкой улыбкой, на какую была способна. — До завтра, Диего.
Он взял ее руку и прижал к губам:
— До завтра.
Сторм отошла, не глядя на Бретта, и он видел, что она направилась к дяде, тете и Габриеле. Диего что-то говорил, но он почти не слышал его.
— Право, кузен, что за представление. Будь у меня нечестные намерения, я не стал бы так открыто искать ее общества.
Бретт только собрался ответить, как вдруг разговоры смолкли и все уставились на вошедшего лакея, который толкал перед собой кресло на колесиках с сидящим в нем доном Фелипе. Дон улыбался. Нижняя половина его тела была укрыта одеялом.
— Фелипе, — воскликнул Эммануэль, бросаясь вперед. — Что ты затеял?
— Я решил присоединиться к вам за обедом, — спокойно ответил Фелипе. — Хочу посидеть за одним столом с новобрачными.
На мгновение установилось напряженное молчание, которое нарушила Елена, изящно шагнувшая к креслу дона.
— Какой удивительный сюрприз, — заворковала она, кладя руку на плечо старика и улыбаясь сгрудившемуся вокруг семейству.
Дон Фелипе поймал взгляд Бретта, и мгновение они не отрывали глаз друг от друга. Потом он сказал:
— Я хочу познакомиться с новобрачной. Очнувшись, Бретт взял руку Сторм и вывел ее вперед:
— Отец, это моя жена, Сторм. Дон испытующе поглядел на нее:
— Сколько тебе лет, девочка? Сторм вздернула подбородок:
— Семнадцать.
— Как тебя угораздило связаться с этим негодником, моим сыном?
Сторм стиснула зубы:
— Я безумно влюбилась в него. — И стоявший рядом Бретт расслабился, сдерживая улыбку.
Дон Фелипе перевел взгляд со Сторм на Бретта. Вперед выступил Эммануэль.
— Почему бы нам не приступить к обеду? — предложил он, кивком отпуская слугу и берясь за спинку кресла. Собравшиеся медленно двинулись в столовую, следуя за креслом дона Фелипе. Кресло поставили во главе стола. Бретт вместе со Сторм держался поодаль, дожидаясь, пока усядутся остальные. Елена собралась сесть по правую руку дона, но тот отмахнулся.
— Я хочу, чтобы справа и слева от меня сидели мой сын и его жена, — резко заявил он.
— О, конечно, как глупо с моей стороны, — великодушно улыбаясь, сказала Елена.
Бретт провел Сторм вперед и усадил ее, ободряюще сжав ее плечо, потом справа от себя усадил тетю и наконец уселся сам. Вино было налито, и слуги принесли тарелки с едой.
— Откуда ты, девочка? — спросил дон. — И кто твои родители?
Бретт сидел мрачный, но Сторм улыбнулась:
— Из Западного Техаса. Я выросла на скотоводческом ранчо. Мои родители поселились там в 1845 году, когда исчезла угроза нападений команчей.
— А кто твой отец?
— Дерек Брэг, — с гордостью произнесла она.
— А его родители?
Сторм и глазом не моргнула:
— Его отец был траппером, а мать — индианкой-апачи.
Это сообщение было встречено неловким молчанием. Сторм гордо вскинула голову:
— До того как стать ранчеро, он был капитаном техасских рейнджеров. Одним из лучших.
— Значит, ты частично индианка, — сказал дон.
— Апачи, — поправила Сторм. — И горжусь этим.
— И я тоже этим горжусь, — ввернул Бретт, улыбаясь в ответ на изумленный взгляд Сторм. Мгновение они смотрели в глаза друг друга, потом Бретт потянулся через стол и сжал ее руку.
— А твоя мать? — спросил дон Фелипе.
— Она англичанка, — ответила Сторм. — Ее отец — герцог Драгморский лорд Шелтон. Со временем его титул и поместья перейдут моему старшему брату Нику.
София ахнула.
— Какая совершенно завораживающая родословная, — оживленно произнесла Елена. — Ну, Бретт, твоя бледнеет по сравнению с этим,
— Спасибо, тетя Елена, — сказал Бретт. — Отец, ваши вопросы нетактичны.
— Почему нетактичны? — возразил дон. — Она гордится своим происхождением. И не пытается ничего скрыть. Совсем как ты.
Бретт подумал, не были ли эти слова каким-то скрытым комплиментом, но не был в этом уверен.
— Как вам нравится гасиенда?
— Очень, — с энтузиазмом ответила Сторм. — Здесь так прелестно. Не забывайте, я выросла на ранчо. Я научилась ездить верхом раньше, чем стала ходить. — Она смущенно улыбнулась: — Жить в городе не так уж плохо, но иногда я скучаю по ранчо.
Дон Фелипе в первый раз за все время улыбнулся, потом многозначительно глянул на Бретта, взял нож и вилку и принялся за еду. Остальные последовали его примеру. Эммануэль сказал:
— Фелипе, завтра я собираюсь показать Бретту владения.
— Хорошо. Ему следует заново со всем познакомиться. Бретт молча продолжал есть, остро ощущая молчаливо-напряженное отчаяние Елены и Софии.
— Бретт вполне преуспел в Сан-Франциско, — сообщил дон Фелипе для всеобщего сведения.
— Да, — гордо подтвердил Эммануэль. Дон Фелипе взглянул на Бретта:
— Держу пари, что если человек разбирается в бизнесе, то он мог бы отлично управиться и с этим хозяйством.
У Елены кусок застрял в горле. Диего залпом выпил вино и потянулся к бутылке, чтобы налить себе еще.
— Особенно с женой, привыкшей вести хозяйство на ранчо.
Сторм озадаченно посмотрела на Бретта, который ответил ей успокаивающим взглядом.
— Габриела, а ты чем сегодня занималась? — спросил дон Фелипе.
Она улыбнулась:
— Конечно же делала уроки, папа.
— И хорошо сделала?
— Да,
— Умница.
— Завтра Бретт возьмет меня покататься верхом, — застенчиво сообщила она.
Дон глянул на Бретта и поднял бокал в знак молчаливого одобрения. Выпив половину, он поставил бокал и перевел свой пронзительный взгляд на Диего:
— А сколько ты выиграл — или проиграл — прошлой ночью?
Диего кашлянул:
— Простите?
— Ты слышал, что я спросил, мальчик. Думаешь, я не знаю с точностью до песо, сколько ты тратишь на эти проклятые игры?
Диего побагровел.
— Вчера вечером Диего составил компанию мне и Софии, — вступилась Елена. — Возможно, вы слышали, как он играл на гитаре? Он так прекрасно играет.
Она переглянулась с Диего — во взгляде Диего была благодарность, во взгляде Елены — настороженность.
Дон Фелипе поморщился. Он повернулся к Сторм, не обращая внимания на остальных:
— Расскажи мне о вашем ранчо.
Сторм улыбнулась, глаза ее засияли, и до конца обеда они говорили о ранчо, о лошадях и коровах, и обо всем остальном. Слушая, Бретт наблюдал за ними, и его сердце переполняла гордость.
Выйдя из столовой, Бретт прошел в патио. Утро было прелестное, золотистое солнце сияло, и теплый воздух возвещал приближение лета. Ясный простор неба не омрачало ни единое облачко. Бретт остановился полюбоваться панорамой горных вершин, сиреневых на голубом фоне. Он вздохнул, стараясь не думать о Сторм.
В конце концов ему пришлось уступить. Они снова спорили из-за Диего после обеда вчера вечером. И чем больше они спорили, тем упрямее становилась Сторм, В итоге он безумно, страстно овладел ею, успешно закончив этим все споры, но лишь на время. Она уснула в его объятиях, а он мрачно размышлял о том, сколько сил они потратили на обсуждение такой ерунды, и все из-за его бессмысленной ревности. Никогда раньше ему не приходилось испытывать ревность. Никогда.
Он смотрел на нее спящую, и его охватила немыслимая нежность, обвивая его теплыми дрожащими щупальцами, разливаясь по телу, словно тепло от выпитого бренди. «Моя великолепная Сторм», — подумал он, удивляясь тому, что, кажется, влюбился в нее.
Эта мысль его панически испугала.
Он отогнал ее подальше, постарался забыть. Он получал огромное наслаждение от своей жены, но не более того. Любовь — это для романтичных идиотов, а вовсе не для него. Он испытывает к ней только физическое влечение, и ничего больше. Ну, может быть, еще восхищение.
Она была не из тех, кто отступает от задуманного. Они снова спорили перед завтраком, и неожиданно для себя Бретт уступил. Он все еще не мог этому поверить. Но как ни неприятно было признаваться себе в этом, он был не прав, а она права. Черт побери, раньше с ним такого никогда не случалось.
Он привык к проституткам и любовницам — к женщинам, которым платил и которые беспрекословно признавали ею превосходство. Даже теперь ему стало не по себе от мысли, что он подчинился ее воле вопреки собственному желанию. И пусть Диего только попробует до нее дотронуться… Его кулаки непроизвольно сжались.
Он углубился в парк. Вчера вечером старик был таким же надменным и раздражительным, как всегда, но Бретт заметил, что Сторм ему понравилась. Он расспрашивал ее почти весь обед, и Сторм перед ним нисколько не робела.
Бретт отлично понимал затеянную доном Фелипе интригу. Все боялись, что наследником станет он, Бретт, потому что дон проявил такой интерес к нему и Сторм. В глубине души Бретт не мог осуждать его за обман. Елена и София — ядовитые твари, Эммануэль ничего не замечает и слишком добр, чтобы помешать им, попытайся они завладеть Габриелой и ее состоянием. Бретт тут же решил, что возьмет на себя заботу о благополучии сестры независимо от того, доживет дон Фелипе до ее свадьбы или нет.
Какое славное, прелестное дитя. Он был потрясен, когда понял, что по отношению к ней ощущает нечто похожее на гордость, на братскую привязанность. Он обещал покататься с ней перед тем, как поедет с Эммануэлем, и с удовольствием предвкушал эту прогулку.
Но Сторм все еще сердилась на него.
Их поцелуи и занятия любовью не уменьшили ее гнева. Она сказала ему, что апачи злопамятны. Он сказал, что тем хуже для апачей. Потом он, хлопнув дверью, один отправился вниз завтракать, и чудо их утренней любви померкло. Ссоры с ней были ему ненавистны.
— Бретт!
Он обернулся и замер, увидев спешащую к нему Софию. Что еще? — подумал он. У него не было настроения для еще одной стычки, особенно потому, что Сторм, когда спустилась к завтраку, демонстративно не обращала на него внимания, делая их ссору всеобщим достоянием.
София шла, словно плыла, плавно покачиваясь; ее иссиня-черные волосы блестели на солнце, груди цвета слоновой кости видны были в вырезе черного платья. Редким женщинам идет черное, но София была одной из них. Улыбаясь, она остановилась перед ним:
— Я надеялась найти тебя здесь.
— Зря стараешься, София, — язвительно сказал он. — Чего бы ты от меня ни хотела, можешь не стараться.
— О, да мы сегодня не в духе! — Она понизила голос и положила ладонь ему на грудь. На нем была только полотняная рубашка, и сквозь ткань он ощущал тепло ее ладони. Ее голос стал еще тише. — Уж я-то понимаю почему, — сказала она с придыханием.
Он накрыл ее ладонь своей и подчеркнутым жестом убрал ее.
— Вот как?
— Такому настоящему мужчине, как ты, и поссориться со своей женой! — улыбнулась она. — До чего же ты проголодался, наверное! — Ее ладонь на этот раз погладила его подтянутый живот.
— Нет уж, — сказал Бретт, одновременно забавляясь и чувствуя отвращение, — это ты, наверное, очень проголодалась!
— Я всегда голодна. — Она передвинула ладонь на застежку бриджей.
— Боюсь, что ничем не смогу тебе помочь. — Бретт сжал ее запястье и убрал назойливую руку. — Если тебе требуется переспать с кем-нибудь, наверняка найдется тот, кто с удовольствием окажет тебе эту услугу.
— Я хочу тебя, Бретт, — задыхаясь, прошептала она. — Хочу, чтобы ты взял меня так же, как тогда мою мать.
Он все еще крепко держал ее левую руку, правой она накрыла мягкий бугор под бриджами. Теперь уже разозлившись, он выругался и дернул Софию вперед. От рывка она прижалась к нему, и ее полные мягкие груди расплылись по его груди. Он не испытывал возбуждения — только раздражение.
— О Бретт, — простонала она, притираясь бедрами к его паху, вжимая груди в его грудь.
— Бретт!
Он резко повернул голову на голос Сторм и застыл, мгновенно поняв двусмысленность положения, в котором она его застала.
Ее лицо стало белым как мел, глаза широко распахнулись. Она стояла как вкопанная, не сводя с них взгляда. Бретт оттолкнул Софию, и та хрипло рассмеялась.
— Сторм, подожди! — воскликнул он.
Она уже бежала прочь. Бретт помчался за ней, проклиная Софию, проклиная себя, проклиная судьбу. Сторм исчезла за живой изгородью. Он проскочил изгородь и свернул за угол. Перед ним простирались посадки кизила и магнолии в полном цвету, но его жены и след простыл.
— Сторм! Сторм! Проклятие! — выругался он.
— Бретт! — послышался голос Софии из-за его спины.
— Не подходи ко мне, — рявкнул он, еле сдерживаясь, чтобы не ударить ее, и ринулся в глубину парка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43