Так что утомленный распутник — это наилучший вариант будущего супруга.Тесс покачала головой.— Видно, Джози права. Ты задумала женить на себе одного из этих семидесятилетних герцогов, не так ли?Аннабел снова надела собственное платье и теперь пыталась перед зеркалом опустить как можно ниже край выреза.— Ну конечно, — сказала она с видом человека, у которого совесть чиста как стеклышко. — Правда, я пока не выяснила, кто из этих весьма престарелых джентльменов неженат. Надо будет попросить Бринкли отыскать для меня последний выпуск «Дебретта», чтобы я могла провести необходимые исследования.Но несмотря на то что на Тесс было новое платье, которое предположительно должно было заставить графа думать о женитьбе, единственным приятным событием в тот вечер было заявление леди Клэрис о том, что, учитывая прибытие сестры графа Мейна, она утром уедет домой. Сам граф Мейн осыпал Тесс комплиментами, но выйти за него замуж пока не предложил.Леди Гризелда Уиллоби больше всего напоминала Тесс очаровательную фарфоровую пастушку — такую фигурку ее отец подарил матери в первые годы их супружеской жизни. У пастушки были кудряшки, жеманная улыбка и ножки, обутые в туфельки без задников, которые выглядывали из-под массы рюшечек, украшающих юбку. После того как умерла мать (Тесс исполнилось тогда восемь лет), она частенько пробиралась на цыпочках в ее комнату, чтобы просто подержать в руках вещи, к которым когда-то та прикасалась: щетку для волос, пастушку, маленький молитвенник. Но не прошло и нескольких месяцев, как все, что имело какую-то ценность, стало исчезать из этой комнаты. И вот однажды, когда Тесс пришла туда, пастушки на каминной полке уже не было. Отец унес ее в кармане вместе с ее фарфоровой улыбкой и голубыми глазками, чтобы продать.Конечно, пастушка всегда молчала. Даже когда Тесс плакала и горячие слезы капали на холодный фарфор, пастушка продолжала улыбаться своей безмятежной улыбкой. Но леди Гризелда говорила — и говорила много. Они пили чай в утренней столовой. Комната была оклеена сиреневыми обоями, оттенок которых леди Гризелда объявила абсолютно убийственным для цвета лица. «Любой, кто увидит нас, подумает, что у нас желтуха», — сказала она. Она сидела на диване, откинувшись на его спинку. На ней было домашнее платье из крепа янтарного цвета, отделанное воланами того же цвета, отороченными кружевом. Янтарный креп придавал волосам едва заметный бронзовый оттенок, а ее кожа напоминала свежие сливки. Таких голубых глаз, как у нее, Тесс еще никогда не видывала. И уж меньше всего она была похожа на больную, страдающую желтухой. И тем не менее она заявила:— Леди, мы должны поклясться, что ноги нашей в этой комнате не будет, пока Рейф не заставит своих обленившихся слуг сменить здесь обои.Джози вытаращила глаза:— А где же мы будем завтракать?Леди Гризелда взмахнула рукой в воздухе.— Завтракать каждая будет в своей комнате. Нельзя приучать джентльменов к тому, что они могут видеть нас в любое время дня, когда им заблагорассудится. Дорогой, — обратилась она к брату, — возьми с собой Рейфа на прогулку, поохотьтесь на каких-нибудь кроликов, что ли…Тесс была рада заметить, что граф Мейн относится к сестре с искренней любовью. Он наклонился над спинкой дивана и потянул ее за прядку волос.— Замышляешь испортить мисс Эссекс и ее сестер всей этой чепухой относительно того, что должны и чего не должны делать леди?— У меня имеется кое-какой опыт в этой области, — высокомерно заметила леди Гризелда, — и если мне придется вывозить этих леди в свет, я, естественно, поделюсь с ними этим опытом.— Я уверен, что это будет весьма познавательный курс обучения, — сказал Рейф. Тесс заметила, что он тоже не прочь подтрунить над леди Гризелдой. Но она, кажется, не обращала на это внимания и относилась к нему с такой же фамильярностью, как и к своему брату. — Может быть, нам лучше остаться, Мейн, чтобы убедиться, что нас не оклеветали в наше отсутствие?— Убирайтесь немедленно — оба! — приказала леди Гризелда. — И не смейте хихикать в кулак, ваша светлость. Хочу, чтобы вы знали, что как только я женю своего братца, так примусь за вас.Когда за ними закрылась дверь, леди Гризелда повернулась к сестрам. Больше всего, естественно, ее интересовала Тесс. Женщина, которая, судя по всему, заставит ее шарахающегося от женитьбы брата сделать шаг в направлении алтаря. Она была хороша собой даже одетая в бомбазин. По-настоящему красива.Губы Гризелды дрогнули в улыбке. Все складывалось как нельзя лучше.— А теперь, — сказала она, — мы можем поговорить. — Она выпрямила спину. Гризелда взяла за правило сидеть прямо как можно реже, потому что ее фигура смотрелась лучше всего, когда имела легкий наклон, хотя это правило — как и многие другие правила в ее жизни — соблюдалось только тогда, когда в комнате находились джентльмены.— Мы очень благодарны за то, что вы согласились быть нашей дуэньей, — сказала Тесс.— По правде говоря, я согласилась с удовольствием, — проговорила в ответ Гризелда и улыбнулась Тесс так, как это сделала бы ожившая фарфоровая пастушка. — Я почти потеряла надежду, что мой дорогой братец когда-нибудь женится, а теперь эта надежда возродилась.У Тесс вспыхнули щеки, и она хотела было сообщить, что Мейн пока еще ничего ей не говорил, но тут вмешалась Аннабел:— Мы, естественно, рады тому, что Тесс привлекла внимание графа.— Аннабел! — прикрикнула на нее Тесс.— Я предпочитаю говорить откровенно, — успокоила ее Гризелда. — Прямо скажем, чтобы представить вас всех четырех на ярмарке невест, мне придется с беспощадной прямотой описать вам ситуацию. Поймать одним махом четверых мужей, даже если считать одним из четверых моего брата, дело нелегкое. Хотя вы, возможно, еще слишком молоды, моя дорогая, — сказала она, обращаясь к Джози. — Извините, я пока не знаю вашего возраста. Вы еще учитесь?— Нет, — торопливо ответила Джози. — Уже не учусь. Наш опекун нанял гувернантку, которая должна приехать завтра утром.Тесс открыла было рот, но передумала. Если Джози не готова для того, чтобы дебютировать в этом сезоне, то зачем на этом настаивать? В конце концов, девочке еще всего пятнадцать лет.— Вот и хорошо, — сказала Гризелда. — Потому что не хочу скрывать от тебя, дорогая, но с твоей фигурой джентльмены будут ходить за тобой табунами. Твоим сестрам будет лучше, если на рынке невест они не столкнутся с конкуренцией с твоей стороны.Джози недоверчиво поморгала глазами.— Но я толстая, — сказала она наконец.— Ошибаешься, — уверенным тоном заявила Гризелда. — Поверь мне, джентльмены, видя худенькую, считают ее костлявой. А костлявая — это непривлекательно. Слава Богу, этого недостатка у нас нет! — Гризелда снова грациозно откинулась на спинку дивана. — Тебя зовут Джульеттой, не так ли?— Джозефиной, но в семейном кругу меня зовут Джози.— Мы теперь одна семья, — сказала Гризелда, сверкнув глазами. — Скажи мне, Джози, ты могла бы назвать меня толстой, даже если бы очень напрягла воображение?— Конечно, нет, — судорожно глотнув воздух, выдавила Джози. Тело Гризелды имело пикантные изгибы и округлости, как на портретах знатных дам эпохи Возрождения, которые всячески подчеркивались одеждой. Тонкая талия переходила (с помощью множества накрахмаленных нижних юбок) в роскошные округлые бедра. Конечно, соответствующая нынешней моде одежда должна висеть на худенькой женской фигуре, как будто она вовсе лишена каких бы то ни было округлостей, словно ствол дерева.— Думаю, что только полный болван мог бы назвать меня толстушкой, — сказала Гризелда, все еще обращаясь лишь к Джози. — Но уверяю тебя, что ни один джентльмен на свете не согласился бы с такой дурацкой оценкой.Глаза ее говорили о том, что уж она-то знает, как соблазнительны все эти ее округлости, ни с одной из которых она бы ни за что не рассталась.Теперь Тесс просто влюбилась в Гризелду.Одарив буквально загипнотизированную Джози еще одной улыбкой, та снова села прямо.— Итак, — сказала она, — Джози предпочитает немного подождать, прежде чем дебютировать во время сезона. Кто по возрасту следующий после Джози? Наверное, вы, мисс Имоджин? Если не возражаете, то скажите, сколько вам лет.— Прошу вас, называйте меня просто Имоджин.— Если вы будете называть меня Гризелдой, — сказала в ответ Гризелда. — Только не Гриззи, прошу вас. Мой братец иногда так меня называет, но мне это не нравится.— Мне двадцать лет, — ответила на вопрос Имоджин, — и я тоже не хотела бы дебютировать во время сезона.Гризелда удивленно приподняла бровь:— В связи с этим может возникнуть проблема, дорогая моя. Ты ведь уже не только что вылупившийся из яйца цыпленочек.Но Имоджин ничуть не обиделась.— Поскольку я не намерена выходить замуж, я считаю обманом дебютировать во время сезона, делая вид, что готова вступить в брак.— А почему же, скажи на милость, ты не желаешь выходить замуж?Имоджин вздернула подбородок.— Потому что я уже отдала свое сердце.— Вот как? — сказала Гризелда. — Тебе повезло, дитя. Мне самой такого не удавалось, хотя я до сих пор не теряю надежду. В конце концов, они ведь всего лишь мужчины, не так ли?Тесс даже растерялась, а Аннабел, не скрываясь, фыркнула, но Имоджин еще выше задрала подбородок:— Отдать свое сердце Дрейвену было нетрудно, и я его полюбила.— А этот Дрейвен отвечает тебе взаимностью? — спросила Гризелда.— Лорд Мейтленд помолвлен, — объяснила Тесс, пытаясь уйти от ответа о его чувствах к Имоджин.— Мейтленд? Вы говорите, Мейтленд? — озадачилась Гризелда. — Уж не о Дрейвене ли Мейтленде идет речь?Имоджин кивнула.Гризелда пристально посмотрела на нее, явно хотела что-то сказать, но передумала.— В хороший переплет мы с вами попали, — помолчав, произнесла она. — Обожаю социальные проблемы. Есть над чем поломать голову.Имоджин ждала, широко раскрыв глаза.— Ты, надеюсь, помнишь, что я выступаю за абсолютное доверие между нами, дорогая? Потому что в противном случае я не смогла бы должным образом вывезти вас в свет, быть вашей дуэньей и прочее.Имоджин кивнула. Она сидела на диване, выпрямив спину, как будто готовясь предстать перед инквизицией.— Правда заключается в том, что, судя по всему, Дрейвен Мейтленд — тот еще шалопай. Едва ли из него получится хороший муж, потому что он пристрастился к скачкам и, — Гризелда деликатно кивнула, — хотя это, возможно, всего лишь слухи, он недостаточно умен, чтобы быть хорошим мужем. Правда, нехватку ума у мужчин не всегда можно считать недостатком. Значит, остановимся на первой отрицательной характеристике. Он действительно проводит большую часть дня на скаковом кругу? Или я не права?— Вы правы, — неохотно согласилась Имоджин.— Это уже говорит само за себя, не так ли? Господи, как же утомительно слушать обо всех этих щетках над копытами лошади, о фарлонгах и о всем прочем. Имейте в виду, — сказала она, обращаясь к Тесс, — мой брат тоже может иногда, забыв обо всем, без конца говорить об этой своей конюшне.— Я не возражаю против разговора о лошадях, — ответила Тесс, немного покривив душой. — Таким был и мой отец.— Ваш отец… — начала было Гризелда, но снова остановила себя. — Ну что ж, как-нибудь вам придется рассказать мне о нем подробнее. Кстати, известно ли вам, что он оставил каждой из вас в качестве приданого по лошади?Тесс кивнула.Тут в разговор снова вступила Имоджин:— То, что вы считаете, будто Дрейвен будет плохим мужем из-за его увлечения скачками и из-за того, что он недостаточно умен (хотя я считаю его удивительно умным), не имеет значения, потому что он помолвлен.— Я слышала об этом, — задумчиво произнесла Гризелда и, повернувшись к Аннабел, спросила: — У вас тоже прячется за кулисами какой-нибудь мужчина?— Абсолютно никого, — широко улыбнувшись, заверила ее Аннабел, почуявшая в ней родственную душу. — Готова рассмотреть любые интересные идеи, хотя я решила отдать предпочтение человеку титулованному.— Я впервые вывожу в свет дебютанток, дорогая, но, должна признаться, что была бы чрезвычайно расстроена, если бы хоть одна из вас вышла замуж за обычного мистера, — заявила Гризелда, обменявшись с Аннабел взглядом, говорившим об абсолютном взаимопонимании. — И еще, — сказала она, обратясь к Тесс, — я не хотела бы, чтобы вы думали, будто только потому, что мой брат совершенно очарован вами, я не буду на вашей стороне, если вы пожелаете отказать ему. Я первая признаю, что Мейн не из тех, кто может понравиться каждой. Фактически с тех пор, как прошлой весной ему дали от ворот поворот… — Она замолчала с таким видом, будто проглотила паука.«Наверное, с Гризелдой такое случалось нередко», — подумала Тесс. Язык у нее опережал мысли.— Получил от ворот поворот? — переспросила она. — Так, значит, граф был помолвлен?Гризелда бросила взгляд в сторону Джози:— Ах нет, не совсем так. К тому же прошлое едва ли имеет значение, поскольку он, судя по всему, готов сделать предложение вам, дорогая.— Понятно, — пробормотала Тесс. Она не могла решить, делала ли Мейна менее привлекательным мысль о том, что ему отказала другая женщина. Наверное, делала. Тем более что, судя по замешательству Гризелды, это была замужняя женщина.— Теперь встает вопрос о Фелтоне, — сказала Гризелда, — поскольку он находится в этом доме. Трудно даже мечтать о более удобном случае. Поверьте мне, по всей Англии леди молят Всевышнего о том, чтобы им представился подобный шанс.— Шанс? — переспросила Аннабел.— Дорогая моя, неужели вам никто не сказал о том, кто такой Фелтон?Все они удивленно взглянули на нее.— Значит, вы не знаете? Силы небесные! Он более значительный человек, чем любой обладатель титула. — Гризелда повернулась к Аннабел. — У него более двух тысяч фунтов в год в виде ренты — и это только за аренду земли. Некоторые утверждают, что он владеет большей частью Бонд-стрит, не говоря уже о пакетах акций множества компаний. И он играет на бирже.— Вот как? — произнесла Аннабел, и в ее взгляде явно зажегся интерес.— Именно так, — кивнула Гризелда. — Он тот самый Фелтон, ниспосланный нам провидением.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39