Комната с ее старинной обстановкой никак не напоминала киношные декорации, ожидающие актеров. Джулия протянула руку и коснулась медного кувшинчика и стоявших в нем восковых цветов, потом произнесла заранее отрепетированные слова с большей легкостью, чем ожидала.
— Я хотела поговорить с тобой о концовке «Болотного царства», мне хотелось бы сделать кое-какие изменения.
Булл, стоявший в центре комнаты, одновременно с ней сказал:
— Кстати, насчет концовки — не думаю, что она удачна.
Они посмотрели друг на друга и рассмеялись.
— Начинай ты, — предложил он.
— Нет ты. Ты же режиссер.
— Подлизываешься? Ты? Перестань!
Грубость она ожидала, но сарказма, когда она так усердно старалась быть благоразумной, — нет.
— Тебе видней!
— Верно. Мы режиссеры, мы оба, и не забывай этого. Итак, что у тебя за идеи?
На мгновение Джулии показалось, что она сейчас расплачется. Она проглотила застрявший в горле комок, потом принялась выкладывать все, что было у нее на уме.
Ее идеи сработали; они обнаружили это на следующий же день во время съемок в больнице. Джулия с помощью Булла и Рея переписывала сцену всю ночь. Офелия, будучи заранее предупреждена, висела часами на телефоне, пытаясь продлить на несколько часов их время съемок в больнице и на улице. Мадлин, Вэнс и Саммер быстренько репетировали новые диалоги, пока шла подготовка к съемкам. И все же, несмотря ни на что, новый финал стоил таких усилий.
Саммер, лежащая забинтованной на больничной койке, выглядела ангелом, но говорила, как маленький «крепкий орешек», ничего больше не боящийся, способный задать жару другим, а своей матери — создать проблемы в будущем. Сцена, где Жан-Пьер объяснял, что он должен уехать, потому что его разыскивала полиция за похищение, была буквально пронизана эмоциями. Те несколько фраз, которыми они обменялись при прощании, были наполнены щемящей любовью и пониманием тех жертв, которые приносил каждый из них. То, как девочка смотрела вслед Жан-Пьеру, когда он выходил из комнаты, потом вылезла из кровати и глядела в окно, как он уезжает, заставило съемочную группу замереть и затаить дыхание. Когда они услышали магические слова: «Снято!», все разразились аплодисментами и поздравлениями.
Джулия подошла к Саммер, чтобы обнять и похвалить ее, и, присев к ней на кровать, прижалась своей забинтованной головой к такой же голове девочки. Блеснула вспышка фотокамеры, Джулия обернулась и увидела, как отворачивается женщина-репортер, ставшая буквально тенью Вэнса. У той хватило наглости подмигнуть ей и слегка помахать рукой.
Джулия с недовольным видом посмотрела ей вслед, потрепала Саммер по плечу и, оставив ее под присмотром Донны, отправилась разыскивать Вэнса.
— Ладно, ребята, — сказала Офелия операторам и звуковой группе, как только Джулия вышла из комнаты. — Неприятно напоминать вам, но вы не в том месте. Сейчас мы снимем в коридоре. Пошли.
Выйдя из здания, Джулия завернула за угол и едва не столкнулась с женщиной, выбежавшей ей навстречу. Женщина вскрикнула и отпрянула, потом нервно рассмеялась:
— Я не хотела сбить тебя с ног, Джулия.
Джулия подошла к замершей на месте Аннет.
— Думала, что будет иначе. С тобой все в порядке?
Аннет рассеянно кивнула:
— Съемки закончены? Мне сказали, что Саммер работает, и я захотела поприсутствовать.
— Боюсь, ты опоздала. Но можешь помочь разбинтовать ее, бинты, конечно, фальшивые.
— Ты испугала меня на минуту. У меня голова совсем другим занята, и я почти забыла сюжетную линию.
Аннет была бледна, ее волосы были не уложены и казались безжизненными. Лицо без косметики выглядело смазанным, под глазами залегли тени, свидетельствующие о нездоровье. Это ей надлежало находиться в больничной палате, если не в отделении интенсивной терапии.
— Саммер — молодец, — сказала Джулия и затем продолжила, увлеченная мыслью, пришедшей ей в голову еще накануне вечером: — Скажи, Аннет, то, что рассказывал Вэнс, правда? Ты действительно выступала в стриптизе с питоном?
Аннет застонала.
— Опять эта история. Я готова убить Вэнса или себя за то, что проболталась ему об этом.
— Неужели все было так ужасно?
— Я едва не умерла от унижения. Я не хотела, чтобы люди когда-нибудь узнали, что я пала так низко. Мне просто повезло, что бульварные газетчики не разнюхали об этом. Они-то уж обязательно бы написали, что Саммер — наполовину змея!
В другой ситуации Джулия рассмеялась бы, но сейчас не была уверена, что Аннет так уж ошибается.
— Значит, это правда?
— Отчасти. Это был человек, с которым я встречалась, и вовсе не на стриптизе. Я сделала это только один-единственный раз, потому что не могла выносить эту гадину на себе, такую сухую и одновременно скользкую и так крепко… обнимающую.
Ее передернуло от отвращения, так четко сохранившегося в ее памяти.
— Я не хотела вызывать плохие воспоминания. Простое любопытство.
— Да, конечно, человеку многое приходится делать, чтобы заработать на жизнь, тем более, когда нужно кормить ребенка и нет никакой надежды на будущее. Но тебе этого не понять. Хотя для тебя может настать такой день. И если это произойдет, может, ты вспомнишь меня с питоном.
— Думаю, да, — тихо ответила Джулия.
Аннет пристально посмотрела на нее, не понимая, почему она так спокойна, потом пошла дальше и скрылась за дверями в больницу.
Наконец, Джулия нашла Вэнса, собирающегося подправлять грим. Он участвовал в съемках в коридоре вместе с Мадлин. Хотя это была небольшая сцена, она считалась важной. Жан-Пьер должен был сказать своей жене, что он сдается, что она победила — он больше не будет пытаться удержать их дочь и не попросит свою жену вернуться к нему, — а тем временем Мадлин в роли Доротеи начинает понимать, чего она лишилась.
— Ты отлично сыграл в той сцене с Саммер, Вэнс, — сказала Джулия, идя рядом с ним.
— Благодарю, — он слегка пожал плечами, словно это само собой разумелось. — Все дело в девочке, но я тоже постарался.
— Я тоже так считаю, — согласилась Джулия, хотя в глубине души была удивлена, что такой актер, как Вэнс, вызывающий столько эмоций своей игрой, сам, очевидно, привык обходиться без них.
Вэнс подозвал гримера и сел в шезлонг. Джулия подождала, пока гример накроет Вэнса салфеткой и начнет пудрить ему лицо, а затем продолжила:
— Ты ведь понимаешь следующую сцену? Необходимо показать непреодолимую разницу между тобой и твоей женой, равно как и тщетность зрительского ожидания, что кто-нибудь из вас способен измениться во благо другому.
— Понял, — произнес он скучающим тоном и закрыл глаза, пока гример подправлял ему брови.
— Это вовсе не означает, что ты больше не любишь ее или что ты ей стал безразличен.
Вэнс посмотрел на нее, его глаза были такими же холодными, как и его голос.
— Правильно, Джулия, я читал сценарий. Я ведь уже сказал тебе, что все понял.
— Хорошо, — согласилась она и решила переменить тему, — Есть еще одно. Скажи своей подружке, чтобы она подальше спрятала фотокамеру, или пусть убирается со съемочной площадки.
Вэнс сдернул с себя салфетку и швырнул ее гримеру, вставая.
— Я старался быть вежливым и слушал все твои наставления, Джулия, но хотелось бы напомнить, что ты здесь больше не командуешь. Так что отстань от меня.
Джулия улыбнулась, протянула руку и коснулась его щёки:
— Ты великолепный актер, Вэнс, но не очень умный человек, хотя я и пыталась найти с тобой общий язык. В общем, дело обстоит так: делай, что я говорю, или… догадываешься? Я пожалуюсь своему папочке на тебя.
Она могла обойтись с ним более дипломатично, но он разозлил ее. Более того, в планы Джулии не входило заставить его полюбить ее. Она повернулась уйти прежде, чем он смог ответить, но, сделав несколько шагов, резко обернулась:
— Кстати, Вэнс, ты ведь знаком с Алленом? Неужели из чувства дружбы ты считал необходимым информировать его, или это просто худший вариант — как сказал бы Булл — подлизывания?
— Откуда ты это взяла, черт возьми, и почему ты так разговариваешь со мной? — крикнул он, сжимая кулаки. — Я покажу, кто «звезда» этой картины! Девчонка, может быть, и ничего, но без меня она была бы пустым местом! Подлизываться! Нет, я вьюсь ужом на сковородке, мне это не нужно! Убирайся с моих глаз, а не то в следующий раз я пристрелю тебя!
— Так, так, — сказала она, приподняв бровь и медленно расплываясь в улыбке, когда обернулась еще раз. — Спасибо, Вэнс.
Она оставила его смотрящим ей вслед. Она шла, а в голове продолжало крутиться его выражение. Виться ужом. Виться ужом. Вдруг она все поняла, эти слова помогли ей расставить все на свои места. С их помощью она догадалась, кто пытался развалить ее картину, кто занимался торговлей наркотиками, кому нужна была смерть Пола и Стэна, кто попытался избавиться от нее и Саммер. Причина не имела; значения, но все остальное подходило одно к одному настолько, что она просто не могла ошибаться.
Ее догадка должна была оказаться верной.
И теперь весь вопрос состоял в том, что она должна делать.
Съемки продолжались. Наблюдая, как Вэнс и Мадлин разыгрывают сцену в коридоре, предпоследнюю перед сценой прощания в больничной палате с Саммер, Джулия невольно подумала: а не новый ли это директорский метод — доводить своих актеров до гениальности с помощью ругани и оскорблений. Вся съемочная группа, даже Саммер в больничном халате, замерев, следили за действием.
Вэнс превосходно изображал истинную натуру Жан-Пьера, тем самым помогая раскрывать характер женщины, на которой был женат. Он говорил со сдерживаемой болью и горечью, но одновременно пытаясь облегчить расставание для женщины, которая была матерью его ребенка. В его голосе звучало признание того, что люди иногда не в состоянии измениться, даже если это в их интересах, что прежние привычки и амбиции часто оказываются слишком сильными, чтобы их переменить, а старые обычаи и проторенные пути — слишком удобными, чтобы отказаться от них.
— А как же любовь? — прошептала Мадлин, и наехавшая камера крупным планом показала ее огромные, влажные, густо накрашенные глаза.
— Любовь — или страсть? — Лицо Вэнса на мгновение исказилось непреодолимым мучительным желанием.
— Скажи, какая между ними разница, и я отвечу тебе.
Вэнс ничего не сказал. Он еще немного помедлил, потом плутовато улыбнулся и пожал плечами, словно смирившись.
— Что бы ни было между нами, этого не достаточно — этого никогда не было достаточно.
— Что ты будешь делать? — спросила Мадлен.
— Уеду, мы разрываем Алисию между собой, так продолжаться не может. Уеду, пока могу, если смогу. И не вернусь, потому что теперь Алисия знает, что такое любовь. И я знаю тоже. Наконец, этого стало достаточно.
Потом Вэнс повернулся и пошел, заглянув в больничную палату к своей дочери, чтобы попрощаться, а тем временем Булл и Джулия сигналили оператору, чтобы он перевел камеру на несчастное лицо Мадлин.
Вдруг из глубины коридора, из-за зрителей, донеслось сдерживаемое рыдание. Саммер пробралась вперед, распахнутый халат развевался вокруг нее, а бинты на голове размотались. Она бросилась в объятия Джулии, вцепившись в ее руку. Слезы струились по ее щекам, на худеньком личике было написано отчаяние. Она громко кричала:
— Я не знала, что он никогда не вернется! Пусть он вернется, заставь его, я знаю, ты можешь. Заставь его вернуться!
Джулия обняла девочку, крепко прижав ее маленькое тельце, и сама готова была вот-вот разрыдаться.
— О, Саммер, — бормотала она беспомощно, — мне так жаль, мне очень жаль.
Потом появилась Донна. Вэнс вышел из палаты и неловко встал рядом. Вся съемочная группа собралась вокруг, и отовсюду слышался шепот и комментарии вполголоса.
— Бедняжка.
— Слишком возбудимая, как и ее мать.
— Боже, я даже не знал, что ей нравится старина Вэнс.
— Да она не о Вэнсе говорит, дурашка.
Потом все разошлись, и к ним приблизился Рей. Он опустился на колено возле Саммер, коснувшись ее руки. Саммер слегка повернула голову. Увидев его, она отпустила Джулию и прижалась к груди Рея с вырвавшимся рыданием.
— Я хочу остаться с тобой, — плакала она. — Не уходи. Не бросай меня.
— Я не уйду, — мягко произнес он. — Я всегда буду здесь.
— Если ты уйдешь, мне придется вернуться назад вместе с мамой. Мне придется, вернуться!
— Только если это будет удобно тебе, — его взгляд нельзя было увидеть сквозь полуопущенные ресницы, — и только если ты того захочешь. Это я тебе обещаю.
— П… правда?
— Даю слово.
Саммер вздохнула и, всхлипывая, крепче прижалась к нему, ее пальцы побелели от напряжения. Если Рей и почувствовал, как она сжалась, то ничем не показал этого, нежно поглаживая девочку по спине.
Аннет с красным лицом втиснулась между ними.
— Саммер, деточка, это мама, я здесь. Не плачь, это всего лишь сценарий. Все это просто сценарий.
— Нет! — крикнула Саммер, отскакивая от нее и даже не взглянув на мать.
Аннет отшатнулась, словно ее ударили. Она повернулась к Рею:
— Видишь, что ты наделал! Ты не должен был уделять ей столько внимания, брать ее с собой кататься на лодке. Видишь, что происходит, когда играешь с чувствами маленькой девочки!
Рей гневно посмотрел на Аннет:
— Если бы ты обращала на нее побольше внимания, если бы ты любила ее ради нее самой, а не как собственное отражение, я был бы ей не нужен.
— Ей нужен не ты, кто-то другой, ненастоящий. Ты забил ей голову чепухой, дал ей повод думать, что походишь на героя из кино. Но это не так. Ты никогда им не был.
Саммер была неподвижна. Ее плач сменился молчанием. Глаза были широко раскрыты.
— Не волнуйся, Аннет, — тихо произнес Рей. — Саммер слишком хорошо знает, что «Болотное царство» всего лишь кино. И она прекрасно знает, чем чаще всего кончаются такие истории. По крайней мере, ты научила ее этому.
Аннет внимательно посмотрела на него. Потом ее лицо исказилось:
— Она — мой ребенок! Я без нее — ничто, ничто! Она все, что у меня есть. Она нужна мне! О Боже, как она мне нужна!
Когда эхо этих отчаянных криков замерло в коридоре, Саммер шевельнулась. Она медленно подняла голову и высвободилась из рук Рея.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48