В качестве гарнира подавали зеленые салаты, жареную картошку, шинкованую капусту и многое другое. Блюда были незамысловатыми, но обильными и вкусно приготовленными.
Рей заказал бутылку «Пуили-Фюисе» — хорошей, хотя и не знаменитой марки вина. Они стали разговаривать с Джулией о погоде; можно было выпить вина в ожидании, пока приготовят все остальное. Просмотрев меню, Рей заказал фирменное блюдо — филе зубатки, выращенной в пруду, жаренное до золотисто-коричневой корочки. А Джулия для надежности и чтобы попробовать всего понемногу — смесь из креветок, устриц, зубатки и фаршированных крабов. Когда официантка ушла, Рей наполнил бокалы и, облокотившись о спинку стула, спросил:
— Поговорим об этом или проигнорируем?
— То есть? — Она выпила вина. На дне ее бокала отражался бледно-золотистый отблеск настольной лампы. В тусклом свете, падавшем на ее лицо, оно казалось неестественно спокойным.
— Что-то ведь тебя беспокоит, и я хочу знать что.
Сначала Джулия хотела не отвечать, но, передумав, кивнула.
— Я слышала, что ты пользуешься репутацией «своего человека» в определенных кругах новоорлеанского общества. Как это возможно для коренного каджуна, прозванного «Болотной Крысой»?
Рей был готов к разговору, но только не к этому. Он считал его второстепенным. Сухо и несколько низким голосом, чем ему это хотелось, он спросил:
— Ты узнала это от Мадлин?
— Да, кое-что она мне рассказала.
— Она, вероятно, все преувеличивает.
— Но у тебя, кажется, есть квартира в Новом Орлеане? — Это прозвучало как обвинение.
— Да, есть.
— И очень хорошая, как я слышала. И еще итальянская спортивная машина, которая стоит столько, что на эти деньги несколько лет может безбедно прожить средняя семья.
— Мадлин очень информирована.
— И ещё свой самолет.
Он вздохнул, как бы подтверждая сказанное ею.
— А она отметила мою коллекцию картин старых мастеров и яхту на озере Поншартрен?
— Нет, но она упоминала о Креве и Комю.
— Я думаю, тебя уже не удивишь клубом «Мардигра»?
— Как уроженка Луизианы, я примерно знаю здешние социальные ценности. Это, прежде всего, хорошая родословная. У тебя была возможность рассказать о своих новоорлеанских родственных связях, так же как и о каджунских. Ты ничего не сказал об этом. Что ты скрываешь? Или ты боишься, что люди не будут любить тебя просто за твою собственную персону?
Он изучающе рассматривал ее лицо, пытаясь понять, происходит ли ее холодность от разочарования, плохого настроения или неудовлетворенного любопытства.
— Я мог бы все рассказать, но тогда Мадлин не о чем было бы поговорить с тобой.
— Я не шучу.
— Я тоже, — спокойно произнес Рей. — Я не говорил тебе об этом потому, что считал это незначительным. У меня нет привычки подходить к женщинам и говорить: эй, я богач, принятый в обществе.
— Да, это так. Но все же странно, что ты считаешь людей дураками.
Ее зеленые глаза явно выражали злость. Он попробовал ослабить ее напор.
— Не то чтобы считаю. Но ты так уверенно говорила, что мне понадобятся деньги, что я счел невежливым утверждать обратное. Я ведь никак не ожидал, что мы будем работать вместе и тем более жить под одной крышей.
— Конечно. У тебя было всего несколько минут с того момента, как ты снисходительно решил мне помочь, до того, как на рассвете ускользнул из моей постели, когда мог бы сказать: «Да, между прочим, я не тот, за кого ты меня принимаешь».
Он глядел на нее и любовался проступившим на ее щеках румянцем и тем, как хороша она была, когда сердилась. Рей был удивлен и растерян. У него, как он теперь понимал, были причины для беспокойства.
— Прошу извинить меня, — сказал он.
— О, нет, не надо. — Она резко отклонила его извинение. — Нет более законченной снисходительности, чем когда мужчина принимает всю вину на себя.
Он наклонился к ней, стараясь говорить спокойно.
— Я признаю свою вину только в том, что не разбудил тебя и не попрощался с тобой.
— А кто сказал, что это нужно? — выпалила она.
— Никто. Но мне не хотелось будить тебя сегодня утром, так как я ушел слишком рано. А ушел я, между прочим, из-за тетушки Тин.
Джулия уставилась на него с удивлением и смогла вымолвить только:
— О!
— Да. Тетя Тин хорошо знает все, что касается плоти, с удовольствием смотрит все это в мыльных операх, а потом сплетничает об этом со своими подружками, другими женщинами в годах. Но она не была бы счастлива, если бы обнаружила, что этой ночью я спал не в своей постели. Это ее дом, и, по-моему, лучше придерживаться ее представлений о том, что хорошо и что плохо.
— Я думаю, — сказала Джулия очень тихо, — что я доставила бы ей еще меньше радости, чем ты.
Рей не успел ответить ей, так как им принесли еду. Ели они молча. Напряженность между ними, казалось, росла. Джулия смотрела вниз и время от времени хмурилась. Наконец, она положила вилку. Рей, видя ее настроение, весь подобрался, словно ожидая нападения. Голос ее был хриплым, она тщательно подбирала слова.
— Видишь ли, я думаю, мы… я ошиблась этой ночью. Так уж получилось. Я знаю, что я так же виновата, как и ты. Я сама дала повод. Я не хочу ничего объяснять, так как не думаю, что это у меня получится. Но я не могу чувствовать себя хорошо с тобой, пока я связана с Ал-леном. Я… чувствую себя виноватой.
Рей допил вино и, осторожно поставив бокал на стол, спросил:
— Это — после сегодняшней фразы Вэнса.
Она покачала головой:
— Я ощутила это сразу, как проснулась. Мы с Алленом долго были вместе, и в хорошие и в трудные времена. Мы уважаем и понимаем друг друга. Он заслуживает лучшего отношения.
Рей хотел возразить ей, но понимал, что это ничего не даст. Он произнес те слова, которые могли бы смягчить напряжение, возникшее между ними:
— У меня нет никаких притязаний на то, что связано с этой ночью, — сказал он спокойным голосом.
— Ну, хорошо, — ответила она, не глядя на него.
— Я думаю, — сказал он с оттенком иронии, — что меня впервые отвергли из-за богатства.
— Это не так, — быстро возразила она. — Дело в том, что мы, наша жизнь, такие разные. И началось у нас все с недоразумения, причем тебе это доставило удовольствие, а мне нет. Даже не будь Аллена…
— То все равно было бы что-то не так.
— Да, — ответила она, и в ее голосе звучала благодарность. — Давай забудем о том, что было.
Он стиснул зубы, сдерживая себя, и произнес:
— И будем работать вместе и жить под одной крышей, пока не кончится съемка?
— Лучше бы так, если это возможно.
— Это возможно, если ты хочешь.
— Ну… Хорошо. Мне очень бы не хотелось уходить от тети Тин раньше времени и объясняться по этому поводу.
Он изобразил что-то наподобие улыбки:
— Уж этого-то надо точно избежать. Она быстро выудит из тебя правду.
— Не сомневаюсь, — вяло улыбнулась Джулия, глаза же ее оставались тревожными.
— А то как бы и мне не пришлось уходить.
— Этого не должно быть.
— Нет, не за мои грехи, особенно в пересказе, а за то, что я выжил тебя.
— Она так надеется починить крышу.
Дело было, конечно, не в этом, но Рей промолчал, не зная, что ответить. Вместо этого он напомнил о десерте, а когда она отказалась, попросил счет.
Рей уже думал, что она захочет поставить расходы в счет компании или оплатить половину в связи с его неожиданно возникшим богатством. Во всяком случае, он был рад, когда она ушла мыть руки, а он должен был сам решать этот вопрос.
В бутылке оставалось еще немного вина. Он вылил его в бокал и долго, с грустной улыбкой смотрел на желтый напиток. Потом он быстро допил вино и, поставив бокал на место, ушел, не оглядываясь.
Глава восьмая
Ночью Джулия плохо спала. Вечер с Реем вновь и вновь прокручивался у нее в памяти, словно набор быстрых кадров. Общее настроение ушло, осталась интонация его голоса, отрывочные фразы из разговора.
Рей был великолепен, пойдя навстречу ее решению: прекратить близкие отношения между ними. Она не могла не оценить его доброе отношение в трудную для нее минуту. Откровенно говоря, она боялась его недоверия, гнева или обвинений и была благодарна ему за то, что он ее понял и не захотел спорить с ней, тем более, когда она завела разговор в переполненном ресторане.
Джулия чувствовала, что попала в глупое положение. Как получилось, что она могла любить Рея один вечер и стремилась убежать от него на следующий? Что было в нем, в его прикосновениях, что так волновало ее? Ее пугала мысль продолжать отношения с ним, однако ранило то, что он согласился с ее решением. Ее связывали отношения с Алленом, и это была правда, ей казалось нечестным изменить человеку, с которым она так долго была вместе.
Рей — сложный человек. Вначале она подумала, что он эгоистичен и недостаточно тонок. Она поняла, что ошиблась. В нем было что-то такое, что притягивало ее и что он старательно пытался скрыть за юмором и равнодушием. Это ее пугало. Пугало не только то, кто он есть на самом деле, но и то, что он может сделать с ее благополучной, хорошо налаженной жизнью.
Конечно, теперь это не имело значения. С Реем она все уладила и теперь была свободна для возвращения к своему фильму. Через несколько дней фильм будет готов и она уедет. Назад, в Лос-Анджелес, к Аллену и к следующему фильму. И к другим картинам.
Все последующие дни Джулия была поглощена работой. Несколько сцен с Саммер и Вэнсом в рыбацком лагере были уже готовы. Хорошо получился эпизод во время шторма, где Жан-Пьер и его дочь, борясь со стихией, учатся понимать друг друга, а дочь становится храброй, наблюдая мужество своего отца.
Сцена, где Мадлин, играющая Доротею, преследует Жан-Пьера по болоту с ружьем, получилась удачной. Мадлин прекрасно сыграла женщину, быстро теряющую свою элегантность под слоем грязи в непроходимых болотах. Сцена купания, снятая ночью, где герои были обнажены, вышла очень красивой и призводила какое-то сюрреалистическое впечатление, что удивило Джулию и привело в восторг Вэнса и Мадлин. После просмотра все поздравляли друг друга с удачей.
Все это время Рей всегда был рядом. Джулия часто задавала ему короткие, безличные вопросы, он отвечал, не глядя на нее. Он смеялся, болтал, объяснял, исправляя все — от произношения слова до типа кастрюль и котелков на кухне рыбацкого лагеря. Он поддразнивал и улыбался Саммер, успокаивал чувствительную Мадлин и требовал от Вэнса еще больших усилий. Он завоевал расположение съемочной группы, обмениваясь со всеми колкими насмешками. Он стал даже приятелем Офелии, делясь с ней пивом и шутками. Шутки были определенно грубые, иногда даже неприличные. В свободные часы часто можно было наблюдать, как он пил кофе с полицейским и охранником, патрулировавшим шоссе и водные пути к болоту. Лодочный клуб служил их неофициальным местом отдыха во время обходов.
На третий вечер, сразу после наступления темноты, Вэнс зашел в офис Джулии и завел разговор о техническом директоре:
— Что между тобой и Табэри? Вы так вежливы друг с другом, что это действует мне на нервы. Только что я видел, как он зашел в дом Мадлин.
— Занимайся своим делом, Вэнс, — невозмутимо ответила Джулия.
— О, все идет как надо, не так ли? Я не уверен, есть ли у меня к тебе еще какое-нибудь дело, но теперь мне любопытно. Что случилось? Влюбленные поссорились? Или ты решила, что не стоит рисковать своими хорошими отношениями с Алленом?
Она посмотрела ему прямо в глаза:
— Что тебе нужно?
— Что мне нужно? — спросил он с возмущением. — Вот ты, директор с репутацией недотроги, обманываешь меня и оставляешь без внимания.
— Без сомнения. Но что ты хотел получить? Известность, что переспал со мной? Трепет, увидев наши имена вместе в бульварных газетах? Спасибо большое. Я даю тебе надежду, Вэнс. Если ты хочешь произвести впечатление на женщину рангом ниже директора, будь более честным в чувствах.
Он сидел, изучая ее. Затем полез в карман рубашки и вытащил какой-то коричневый предмет, похожий на грязную веревку. Поднес его ко рту, откусил кусочек и начал жевать.
— Жуешь табак? Ты?
Он кивнул, пережевывая жвачку.
— Один из местных парней дал мне ее. Называется «перик», чистый индейский табак. Он больше нигде не растет, его выращивают только здесь, две старые семьи. Порядочная дрянь, но не наркотик.
— Удивительно, — произнесла Джулия без интонации.
Он посмотрел на нее, прежде чем сказать:
— Знаешь, Джулия, ты можешь быть настоящей сукой.
— Это не новость, — ответила она, пытаясь уйти от ссоры.
— Это новость для меня. Я думал, ты возлюбленная, кошечка, даже если ты слишком посвящаешь себя работе. Аннет пыталась доказать мне, что это не так, но я думал, она просто болтает.
— Я действительно не кошечка, — проговорила Джулия и гнев сверкнул в ее глазах.
— Это правда. Ты можешь разрушить карьеру, не моргнув глазом, не так ли? Мне следовало бы побеспокоиться.
— Не знаю, о чем ты говоришь.
— Ты знаешь. Ты не дала Аннет Даветт возможности сняться в большом эпизоде с несколькими словами. Она рассказала мне об этом. Она пробовалась для одного фильма Булла. Ты была рядом, ожидая своего дорогого старину Дэда, чтобы пойти куда-то. Ты хотела, чтобы он поторопился, и поэтому, когда Булл спросил, что ты думаешь об Аннет, ты сказала: «Ее голос звучит забавно».
Джулия пыталась вспомнить этот случай, но не смогла найти его в своей памяти. Это мало что значило, она помнила другое: Булл часто интересовался ее мнением за эти годы. Он не очень доверял интеллекту женщин, однако трогательно верил в их интуицию.
Наконец, она произнесла:
— Должно быть, это было много лет назад.
— О, да, ты была еще подростком. А ты не помнишь, да? Это еще хуже.
— Ты хочешь сказать, что я не забочусь о том, чтобы это помнить? Я никогда не пыталась разрушить кому-то жизнь. Сожалею, если это случилось, но в моем поступке не было ничего предумышленного. Дело в том, что голос Аннет был и остается ее трудностью?
Вэнс пожал плечами:
— Откуда мне знать? Вероятно, легче свалить вину на тебя.
— Я не понимаю, почему Аннет разрешила своей дочери сниматься в этом фильме, если она так меня не любит.
— О, это я могу тебе объяснить. Она рассчитывает, что ты будешь в долгу перед ней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48