— Есть дела, которые требуют моего внимания, — неохотно ответил он, крепче стиснув ее руки. — Но я хочу побольше узнать о тебе. Тебе понравилось при дворе? Похоже, твой супруг уже тебя забросил?— Нет, Корбетт меня не забросил, — твердо возразила Лиллиана. — У него тоже есть дела, которые требуют внимания. Кроме того, он знает, что здесь я в безопасности — под охраной дворцовой стражи.Несколько мгновений Уильям молчал. Его синие глаза словно не могли оторваться от Лиллианы, хотя их выражение она вряд ли смогла бы описать. Они казались задумчивыми и лукавыми одновременно, и Лиллиана понимала, что за этим скрывается клубок самых разнообразных чувств.Но в ее собственных чувствах уже не было прежнего смятения. Она знала, что должна быть верной своему супругу, да и душа ее, чем дальше, тем больше тянулась к нему. Уильяму придется отбросить даже мысль о том, что теперь между ним и ею возможны какие-то отношения, кроме дружбы.Лиллиана собиралась уже объяснить ему все это, когда он вдруг выпустил ее руки и более серьезно взглянул на нее.— Да. Здесь ты почти ничем не рискуешь, Лиллиана. Но даже в самой королевской резиденции есть люди, которым нельзя доверять. Я не сомневаюсь, что твой муж заботится о твоей безопасности. Однако надеюсь, что и моя забота о том же не будет превратно истолкована — ни им, ни тобой.Эта маленькая умиротворяющая речь принесла Лиллиане огромное облегчение.— О, Уильям, я очень ценю твою заботу. И ты не считай меня неблагодарной. Мне было так тяжело, когда два самых дорогих для меня человека оказались врагами.— Он — человек подозрительный. В этом он точь-в-точь как его братец.— Да. Он ревнив, — согласилась она. — Но хотя я очень плохо знаю Хью, мне кажется, что между ними совсем мало общего. А ты хорошо знаком с семьей Колчестеров?Уильям откинулся назад.— Их отец был невозможным выдумщиком и никому не давал сидеть без дела. Однако, хотя он и Хью часто расходились во взглядах, Хью держал язык за зубами. Зато уж когда Колчестер достался ему, он там все перевернул с ног на голову. Ну, а Корбетт, как большинство младших сыновей, всегда стремился заслужить одобрение отца. Ему обязательно нужно было стать первым во всем — в воинском искусстве, в учености, в готовности исполнить свой долг. — Уильям усмехнулся. — Мой брат Альберт был в точности таким же. Как будто он мог получить от отца большую долю, если завоюет его привязанность… наследство-то все равно уже мое. Так же было и у Хью с Корбеттом. Но теперь Корбетт обосновался в Оррике. Думаю, что Хью не в восторге от этого. — Глаза Уильяма задумчиво сощурились. — Корбетт что-нибудь рассказывает о брате или о Колчестере?Лиллиана колебалась. Ее немало тревожило пристальное внимание Корбетта ко всем делам брата. Хотя его высказывания всегда бывали весьма осторожными и он никогда не упоминал о Хью в беседе, ее почему-то не покидала уверенность, что именно присутствие Хью в Лондоне побудило Корбетта предпринять это путешествие. Тем не менее, высказывать эти мысли вслух не следовало.— О Колчестере он говорит с любовью, — ответила она наконец. — Но он и Хью почти не встречаются. А ты часто видишься с Хью? — спросила она в свою очередь, пытаясь увести разговор от Корбетта.— Мы с ним ужинали вчера… — Уильям резко замолчал а потом продолжал более легким тоном. — Мы, несомненно, можем снова увидеться с ним уже сегодня в залах Совета.— Несомненно, — согласилась она и сразу же встала со скамьи, поплотнее закутавшись в плащ. — Ох, ну и холод. Никогда такого не было.При этом намеке Уильям тоже поднялся на ноги. Он не заметил, что из кармана на его поясе выпал плотно сложенный пергамент. Зато Лиллиана заметила. Наклонившись, чтобы поднять его, она увидела на пергаменте эмблему Нормандии.— Смотри, Уильям, ты уронил это письмо. Ты переписываешься с кем-то в Нормандии? У тебя там дела? Так далеко?У нее на лице отразилась такая смесь удивления и почтения, что Уильям просиял.— Не то, что обычно называется «делами». Но я регулярно получаю известия от кузена, а он состоит в свите короля.— О, и как себя чувствует король? Когда он вернется? — спросила она с живейшим участием.С покойным королем Генрихом она никогда не встречалась, но теперь лелеяла надежду, что когда-нибудь увидит короля Эдуарда. Она обратила внимание на легкую улыбку удовольствия, которое доставил Уильяму ее вопрос, но не придала ей особого значения.— По правде говоря, дела у него довольно плохи. А здоровье… в лучшем случае, слабое. — Однако, увидев ее омрачившееся лицо, он добавил: — Но мой кузен — его врач, и он наверняка позаботится о том, чтобы Эдуарда лечили как следует. Расскажи лучше, как протекают твои дни в Лондоне.Лиллиана с большей охотой послушала бы новости об Оррике, о котором так скучала. Но она понимала: если она проведет слишком много времени в обществе Уильяма, Корбетт наверняка об этом узнает. И потом, думала она, Уильям сейчас настроен совсем не так, как раньше, и, может быть это примирит с ним Корбетта. Если бы ей только удалось вовлечь обоих мужчин в беседу об Оррике или о любом другом безопасном предмете, о котором можно говорить без ожесточения…Тем не менее, когда Уильям проводил ее под защиту дворцовых стен, она сочла, что не стоит рассказывать об их короткой случайной встрече. Корбетт слишком подозрителен и ревнив. Незачем подливать масла в огонь.
К немалому облегчению Лиллианы, Корбетт был в самом прекрасном расположении духа, когда вернулся из доков. Она недавно приняла ванну и была одета только в легкую рубашку. Увидев жену, он бросил на пол свою кожаную суму и прислонился к массивному дверному косяку.— Ах, моя прелестная Лилли. Ты просто праздник для глаз. — Волчий блеск зажегся в этих самых глазах, и лицо Корбетта расплылось в одобрительной усмешке.Лиллиана покраснела до корней волос; она еще не привыкла к такой небрежной легкости разговора между ними — даже в своих покоях.— Я… извини, что я еще не успела одеться…Она подала знак молчаливой служанке, которая проворно помогла ей надеть нарядное платье из тонкого заморского полотна персикового цвета. Корбетт терпеливо ждал, пока она приведет себя в порядок, и Лиллиана с досадой заметила, что это вызывает в ней нечто похожее на легкое разочарование. Неужели она ожидала, что он будет ее соблазнять каждый раз, как они останутся вдвоем? Какой стыд! Она становится просто распутной женщиной, если испытывает такое влечение к своему мужественному супругу! Уж наверно для того, чего она хотела от мужа, нашлось бы более подходящее время, чем этот ранний вечер!Но, как ни пыталась Лиллиана себя пристыдить, она ничего не могла поделать с этим сладостным томлением, которое поднималось в ней, когда он наблюдал за ней своими темными непроницаемыми глазами. Только тогда, когда она вынула из бархатного мешочка драгоценное ожерелье, он жестом отослал служанку из комнаты и приблизился к Лиллиане.— Ты пахнешь так же восхитительно, как выглядишь — тихо проговорил он, мягко отводя ее длинные волосы от шеи.Когда он застегивал ожерелье, ей казалось, что каждое его прикосновение рождает вспышки тепла, которые пронзают ее, как маленькие молнии.— Мне просто ненавистна мысль, что сегодня на тебя будут смотреть посторонние глаза, — добавил он и сводящим с ума поцелуем коснулся сзади ее шеи.— А нам обязательно сегодня идти в залы Совета? — повернувшись к нему лицом, шепнула Лиллиана.На какой-то миг ей показалось, что Корбетт может дрогнуть, потому что он обнял ее и прижал к себе так крепко, словно решил вообще не выпускать. Но потом она услышала его долгий вздох.— Сегодня я должен быть там. — Почувствовав ее огорчение, он добавил: — Но если вечером все пойдет как надо, то завтра мы отбываем в Оррик.Эта новость заставила Лиллиану светиться от счастья весь вечер. Если прежде у кого-нибудь и возникали сомнения в полнейшем согласии между лордом Корбеттом и его очаровательной женой, то в этот вечер любые сомнения развеялись. Он не отходил от нее далеко, хотя и успел переговорить со множеством лордов. Ее веселый смех звучал у него в ушах, и отзвуки ее голоса жили в нем даже тогда, когда к нему обращался кто-то другой. Его взгляд постоянно искал ее взгляда.Что же касается Лиллианы, она тоже все время держалась поблизости от него, притом что и она сумела перекинуться какими-то словами с разными дамами и господами. У нее было такое ощущение, что она просто парит в волнах счастья и ничто не может у нее это счастье отнять.В те немногие мгновения, когда она была предоставлена самой себе, она пыталась понять, в чем причина этого странного ликования. Конечно, она была счастлива оттого, что завтра они отправятся в обратный путь, в Оррик. Она мечтала об этом едва ли не с самого момента прибытия в Лондон. Но ей казалось странным, что накануне отъезда она наконец смогла получить удовольствие от вечера, который ничем не отличался от других, — а ведь предыдущие вечера были для нее такими утомительными.Может быть, она радуется жизни просто потому, что счастлива, думала она. И, конечно, вскипающий в ней восторг порожден не просто известием о предстоящем отъезде. Она опять поискала Корбетта взглядом — и тут же увидела, что и его глаза уже устремлены на нее. Он стоял поблизости, беседуя с архиепископом Йоркским, и, хотя разговор шел самый оживленный, Лиллиана знала, что мыслями Корбетт с ней. Это знание вселяло в нее сладостную тайную дрожь. Кто мог подумать, что она сможет быть такой счастливой — с ним?!! На мгновение ее глаза затуманились — когда она вспомнила, с какой твердостью ее покойный отец настаивал на их союзе. Она боролась с ним на каждой пяди пути — и все-таки, если бы в ту ужасную ночь она сумела добраться до Бергрэмского аббатства… где была бы она сейчас?Сейчас за ней увивался бы Уильям.Эта картина открылась ей внезапно и совсем не показалась заманчивой. Правда, она могла бы выбрать иную судьбу: провести остаток дней своих в монастыре Бергрэмского аббатства или в Оррике, но на правах незамужней родственницы под бдительным оком зятя Олдиса; и то и другое было бы в равной степени непривлекательной перспективой. Слегка передернув плечами, она мысленно вознесла благодарственную молитву, затем снова взглянула на Корбетта и радостно улыбнулась. Он сразу же закончил разговор с могущественным прелатом и подошел к ней.— Перестань меня искушать, — шепнул он так, чтобы слышала только она одна.Лиллиана рассмеялась.— Ах, значит, я тебя искушаю, вот как? А я-то думала, что просто глазею на своего мужа. Ты предпочел бы, чтобы я этого не делала?— Что я бы предпочел… — Он нежно провел большим пальцем вниз, по краю ее щеки, а потом — по нижней губе. Только с большим усилием он отнял руку от ее лица. — Что я бы предпочел… — прошептал он хрипло… — так это узнать, какие мысли… нет, какие чувства прячутся за твоими невинными янтарными глазами.Несколько секунд она обдумывала его слова, честно пытаясь сообразить, каковы же ее чувства. И в мгновенном озарении ей явилась истина.Она любит его.Это было не просто уважение. Не просто желание. Чувство, обуревающее ее, было неизмеримо сильнее, и уже осознание этого наполняло душу благоговением. В какой-то миг ее трудного, бурного замужества она глубоко и безоглядно полюбила своего супруга.Ничего подобного она и ожидать не смела, и в это почти невозможно было поверить. Она любит его.Но как могла она открыть такие чувства ему — ведь движения его собственной души до сих пор были для нее полнейшей загадкой? Еще мгновение она всматривалась в его дымчатые серые глаза, а потом в растерянности опустила голову. Ее чувства были видны как на ладони, а он слишком хорошо умел прятать свои.— Я счастлива, — призналась она тихо, а потом отважно подняла на него глаза. — А ты?— Да.Одно короткое, прекрасное слово… и все-таки оно значило для Лиллианы больше, чем она смела надеяться. Он счастлив с ней. Она думала, что так оно и есть, но это легкое «да» прозвучало желанным подтверждением. Она словно онемела от головокружительного вихря чувств. Но ее растерянная улыбка и блестящие глаза делали слова ненужными.С очевидным удовлетворением Корбетт наклонился к самому ее уху и прошептал:— Какой у тебя соблазнительный вид, моя Лилли. Мне требуется вся сила воли, какая у меня есть, чтобы не схватить тебя и не унести сейчас же наверх, в какое-нибудь более укромное место.— Я согласна, — тихо ответила Лиллиана, не подумав.Конечно, это были слишком смелые слова. И все-таки, когда она увидела, какое пламя вспыхнуло в глазах Корбетта, она ни за что не взяла бы их назад.Корбетт издал приглушенный стон, а затем глубоко вздохнул.— Мне нужно завершить еще одно дело, но уж потом ничто не удержит меня: я воспользуюсь твоим согласием.— Корбетт! — ахнула она, на лице у него было написано такое неприкрытое вожделение, что она могла не сомневаться: он способен именно так и поступить перед лицом всех собравшихся. — Ты же не думаешь в самом деле сотворить такое?— Ах, ты меня искушаешь так, что никакому мужчине этого не выдержать.— Да что ты! — Лиллиана разрывалась между восторженным предвкушением и самым подлинным страхом, что он сделает так, как сказал. — Ты не должен так меня унижать.— Унижать? Тебя? Я бы это так не называл. Да ведь каждый мужчина здесь завидует мне, что у меня такая красавица жена! И при дворе не сыщется ни одной дамы, которая, в свою очередь, не зеленела бы от зависти к тебе из-за того, что она-то не столь желанна для своего супруга.Тут Лиллиана засмеялась. В глазах у нее заплясали бесенята, когда она увидела, какую пытку выдерживает сейчас ее супруг. Прекрасно: в эту игру могут играть двое.— Тогда я ухожу отсюда немедленно. Пока ты будешь тут продолжать свои утомительные беседы с архиепископом, или с графом Глостером, или с кем там тебе еще необходимо повидаться, я пройду через парк и поднимусь в нашу комнату.Корбетт шагнул к ней, но она отступила назад, не переставая дразнить его:— Пока ты будешь толковать об овцах и шерсти, я сниму с головы сеточку и шпильки и распущу волосы по плечам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46