Тина смотрела на ребенка. На худеньком смуглом теле проступали ребра, на руках и спине виднелись следы от розг. Боже мой!У Тины в сумочке было немного печенья, и она протянула его девочке, но та, очевидно боясь гнева монахини, не хотела брать.Тина выпрямилась.— Сестра Беатрис! Я избавлю вас от этого ребенка!Глаза монахини округлились.— Вы хотите ее взять? Эту девочку?— Я обязательно взяла бы ее! — Тина вся дрожала от волнения. — Но у девочки жив отец, он заберет ее отсюда.— Отец?!— Да. Я знаю его. Он уже шесть лет как считает ребенка погибшим.— Он сможет доказать, что Мелисса его дочь?— Думаю, да.Серые глаза Тины ярко блестели от возмущения. Заметив это, сестра Беатрис приняла неприступный вид, поджала губы и спрятала руки в складках широкого черного одеяния.— Он здесь, в Сиднее?— Да. И я немедленно еду к нему!Тина быстро сбежала вниз и понеслась по дорожке. Дочь Конрада О'Рейли жива и уже шесть лет томится здесь — невероятно!Женщина наняла экипаж и всю дорогу подгоняла возницу. Счастье, что она помнила адрес Конрада наизусть, хотя никогда не бывала у него в гостях.Дом оказался большим, чем-то напоминающим замок, как и тот, что Роберт О'Рейли некогда построил в Кленси. Тина пронеслась по аккуратно подстриженному газону мимо плакучих ив и каштанов и забарабанила в дверь, не подумав о том, что, наверное, есть звонок. Открыла служанка — черная, как уголь, девушка в белом переднике и наколке.— Мэм?— Мне нужен мистер О'Рейли! Он дома?Служанка слегка отступила.— Да, но не знаю, сможет ли он вас принять…— Скажите, что это очень-очень важно!Негритянка озадаченно молчала. Потом сказала:— Войдите, мэм. Как ваше имя?— Тина Хиггинс.Тина поднялась по широкой лестнице наверх. В какой-то момент от мысли, что она сейчас увидит Конрада, сладко и тоскливо заныло сердце. Повернувшись к зеркалу, женщина поправила прическу. Пять лет прошло с тех пор, как они говорили последний раз, и десять — с тех пор, как познакомились. Наверное, она силыго изменилась? Внезапно в глубине комнат послышался приглушенный женский смех. Кровь отлила от лица Тины, щеки и губы ее побелели. Конечно, он мог жениться — почему она об этом не подумала?Послышались знакомые шаги, и появился Конрад. Тина, сама себя не помня, смотрела на него во все глаза. Ему исполнилось тридцать лет, и на вид он был все такой же — гордый, немного высокомерный и чуть-чуть печальный. Волосы слегка растрепались, и ворот рубашки был расстегнут. Тина вспомнила о женском смехе. Впрочем, что ей до этого! Что ей до личной жизни Конрада, до его женщин! Она явилась по делу.Он выглядел растерянным и в то же время был явно обрадован.— Тина?! Очень рад тебя видеть! Сколько же лет прошло? Проходи в гостиную.— Нет, — сказала она, напряженно глядя на него. — Конрад! — Она хотела как-то подготовить его, но не выдержала и выпалила:— Твоя дочь жива!Его глаза изумленно расширились.— Что?! Мелисса?! Не может быть!— Может!— Откуда ты знаешь?!— Я видела ее в приюте Святой Маргариты, здесь, в Сиднее. Это точно она! Ей там очень-очень плохо, Конрад! Возьми ее к себе!В глазах Тины блеснули слезы, и Конрад бережно обнял женщину за плечи.— Господи! Конечно! Мы сейчас же поедем за ней! Подожди минуту.Он вышел и быстро вернулся уже в плаще.— Поехали!По дороге Тина рассказала то, что удалось узнать.— Мелисса, — прошептал Конрад, — даже не верится… Если б я знал! Бедная девочка!Ошеломленный новостью, сперва он расспрашивал только о дочери. Потом, немного успокоившись, поинтересовался:— А что ты там делала?Тина вздохнула.— Хотела взять ребенка на воспитание. Конрад удивленно взглянул на нее.— Ребенка? Зачем?— Чтобы было о ком заботиться.Конрад помолчал, обдумывая ее слова. Тина… Она стала намного старше, но выглядела совсем неплохо. По всему видно, она боролась с внешним увяданием, но на душе у нее, наверное, было горько и тяжело.— Прости, что задаю тебе этот вопрос, — сказал он, — ты живешь одна?— Да. Уже шесть лет работаю в школе. А ты… женился?Спросила и почувствовала, как сердце непроизвольно замерло, точно от ответа Конрада зависело, биться ему дальше или нет.— Нет, Тина, с чего ты взяла?Она пожала плечами и едва заметно улыбнулась.— Чем занимаешься?— Работаю в компании отца.— Вы помирились? Я очень рада!Они разговаривали как знакомые, но чужие люди, и Тине стало грустно. Грустно, хотя она и убеждала себя, что теперь надеяться нечего. Время для создания счастья упущено, и ничего с этим сделать нельзя.Подъехали к приюту. Конрад шел быстро, Тина едва поспевала за ним.Сестра Беатрис, к счастью, была у себя. Она с недовольным видом смотрела на ворвавшегося в кабинет мужчину.— Что вам нужно?— Я пришел забрать свою дочь, Мелиссу О'Рейли! Хочу избавить вас от дьявола в образе ребенка!Его глаза сверкнули, а сестра Беатрис метнула полный укора взгляд на стоявшую рядом с Конрадом Тину.— Не сегодня, — сухо произнесла она. — Девочка наказана за серьезный проступок, и срок наказания не истек. Потом вы должны доказать, что Мелисса ваша дочь.— Подтверждения мисс Хиггинс недостаточно?— Нет.— А цвета моей кожи?Губы монахини презрительно скривились.— Если вы, — сказал Конрад, — немедленно не приведете моего ребенка, я сам найду место, где ее держат, и вырву из этой тюрьмы. Я вытряхну из вас душу и разломаю все эти стены — потом пусть со мной делают, что хотят!— Теперь я вижу, что Мелисса ваша дочь! — гневно произнесла монахиня. — Что ж, забирайте ее — весь приют вздохнет с облегчением. И Святая Маргарита не благословит ее, клянусь!— Мне это безразлично. Прикрываясь именем святой, вы мучаете детей!— Вы еще не знаете, что это за ребенок!— Какая бы ни была — она моя дочь!Привели девочку. Конрад присел перед нею и взял окоченевшую ручку Мелиссы в свою. Тине, глядя на это, захотелось плакать.— Мелисса… Родная моя девочка. Я твой отец! — Она отшатнулась и вырвала руку.— Я приехал забрать тебя домой, дорогая. У тебя будут игрушки, красивые платья и своя комната. Больше никто никогда не ударит тебя, не накажет. Я буду любить тебя, обещаю!Потом вдруг обнял ее и прижал к себе.— Прости, что я не пришел раньше и тебе пришлось столько пережить!Все присутствующие были растроганы этой сценой — даже сестра Беатрис, казалось, смягчилась. Мелисса, удивленная, испуганная, по-прежнему молчала. Ее отец? Она почему-то боялась этого человека и не хотела никуда ехать. Она не верила в счастливые перемены, может быть потому, что в ее жизни их еще не было. Ни одной. Девочка плохо подчинялась приказам старших и отвечала дерзостью на дерзость сверстников. Зачастую ее действия носили неосознанный характер — она поступала так или иначе потому, что по-другому поступать не могла. Сестра Констанция случайно оставила на столе свое кольцо, и Мелисса взяла его, потому что оно ей понравилось, потому что ее просто потянуло это сделать: она не думала о последствиях. Она никого никогда не любила — ни себя, ни других, и ее никто не любил. Монахини относились к ней как к существу второго сорта из-за ее оливковой кожи и слишком черных волос, и это отношение передалось детям. Им жилось нелегко, и свою боль они вымещали на Мелиссе. Со временем девочка поняла две вещи: она не похожа на остальных и должна уметь от них защищаться. Она плохо училась, была невнимательна, зачастую не могла ответить на простейший вопрос, и почти на каждом уроке ее били хлыстом по рукам. Монахини считали Мелиссу безнадежно-тупой — девочка всегда сидела за самой последней партой и к восьми годам едва умела читать.Мелисса не знала, что такое отец и мать, как не понимала, что значит любить кого-нибудь. Она не научилась ни быть благодарной, ни сострадать, умела только защищаться и находилась в постоянной готовности отражать нападение. Оружием служил и язык, и кулаки. Она умела лгать, глядя в глаза собеседнику, знала бранные слова и могла драться исступленно, до крови.Случалось, в приют приезжали люди и забирали приглянувшегося ребенка: в таких случаях девочки из кожи вон лезли, чтобы понравиться. Мелисса в этом участия не принимала — она смутно догадывалась, что ее все равно никто не захочет взять, а если возьмет, то вскоре вернет обратно. У девочки не было игрушек и вещей, принадлежавших лично ей. Однажды на Рождество в приют привезли подарки, и дети, зная от монахинь о том, что каждый получит что-нибудь, восхищенно перешептывались между собой. Подарки достались всем, всем, кроме Мелиссы. Почему — никто не знал, никто этого не заметил, и никто не подумал поделиться с нею. Она весь вечер скрывала обиду, держалась в стороне от общего веселья, а ночью отчаянно и громко разрыдалась, переполошив всех. И ее опять наказали.Девочку часто запирали в холодной темной комнате, потому по ночам ее, случалось, мучили кошмары. Наказанных кормили намного хуже, чем остальных, и Мелисса постоянно недоедала.Она была несчастнейшим ребенком, который не имел ничего, а между тем одному ее дедушке принадлежала богатейшая судовладельческая компания Америки, другому — немалая часть австралийского капитала, ее отец имел солидный счет в банке, собственный дом, экипаж и прислугу.Мелисса молчала. Она не знала, что сказать этому человеку. Был ли он добрым или злым? Он казался ей чужим, как и все остальные люди.Когда Конрад привез ее к себе домой и служанка Дилис подала обед, девочка сначала не смела притронуться к еде, а после, не выдержав, набросилась на то, что было в тарелке, и ела быстро, жадно, много, руками хватая куски.Потом ее вымыли и уложили спать. Тина стояла на пороге. Она, по просьбе Конрада, поехала с ними и до сих пор оставалась здесь.— Мне пора домой, — сказала она, — уже поздно.— Да, — отвечал Конрад, — поезжай, Тина. Я дам тебе свой экипаж. Спасибо за все!— Я рада, что смогла помочь.Конрад как-то странно смотрел на женщину — казалось, он не хотел расставаться с нею.— Тина! У тебя завтра есть свободное время?— Да, а что?— Съезди со мной за одеждой и игрушками для Мелиссы. Я мало что в этом понимаю — ты мне поможешь.«Попроси свою подругу», — хотела сказать Тина, но ответила:— Хорошо, Конрад.— Я заеду за тобой.Он проводил ее до экипажа и вернулся в дом. Он был ошеломлен и одновременно несказанно обрадован. Его дочь жива, она нашлась и будет жить вместе с ним! Он избавит ее от тьмы невежества и страха, и она будет счастлива! ГЛАВА VI Минуло три месяца, и за это время многое изменилось.Поначалу Конраду было трудно найти с дочерью общий язык: она дичилась и не желала вступать ни в какие разговоры, а он, в свою очередь, не имея опыта общения с детьми, не знал способа подобрать к ней ключик.Девочка боялась всего — не смела даже прикоснуться к подаренным куклам. И все направленное на нее внимание, желание общаться, даже ласку воспринимала как зло.Однажды дико разрыдалась ночью, и Конрад, вскочив с постели, примчался к ней. Схватил на руки, пытался успокоить, гладил по голове, утешал, как мог. Потом тихо сказал:— Смотри, все кругом спит: и деревья, и дома, и животные, и люди. Нет ничего страшного во мраке — красота может быть и темной, как твои волосы и глаза. Видишь, какие звезды, — они светят тебе, только тебе. Все в мире твое, все для тебя, больше нет и не будет ничего плохого. А если кто-нибудь захочет обидеть тебя, я приду на помощь.Мелисса затихла, прижалась к Конраду и уснула, а утром впервые улыбнулась ему. Она поняла главное — теперь ей не нужно бояться и защищаться, не нужно, потому что он охраняет ее.Постепенно она полюбила его всем своим исстрадавшимся детским сердцем, он стал для нее центром жизни, все хорошее она связывала с ним. До восьми лет Мелисса жила в полном неведении относительно того, что происходит в мире, и Конрад служил для нее источником познания. Он ничего от нее не требовал, позволял ей делать все, что она хочет, никогда не упрекал, не ругал — девочка видела от него только любовь и ласку. Он дарил ей подарки, по воскресеньям гулял с нею в парке, катал на пони, покупал сладости.Мелисса научилась смеяться, играть, шалить. Бывало, отец и дочь понимали друг друга с полуслова.По утрам Конрад обычно уезжал, девочка с нетерпением ждала его возвращения и, заслышав шаги, неслась через все комнаты с радостным криком, кидалась отцу на шею и душила в объятиях.Он сам учил ее грамоте, терпеливо, спокойно, и вскоре Мелисса хорошо писала, читала, решала задачки, начала запоминать французские, немецкие, латинские слова.Конрад сообщил новость своему отцу, и тот был несказанно рад. Он навез внучке дорогих подарков и всячески пытался выказать свое расположение, но девочка не удостоила Роберта особым вниманием — она любила только Конрада.Он тоже любил дочь и был счастлив, получив возможность искупить перед нею свою давнюю вину. Конрад находил Мелиссу ласковой, умной, хорошенькой, его забавляло все, что она делает и говорит.Ему пришлось отказаться от некоторых привычек, в частности, от встреч с Элеонорой. Последней он заявил прямо:— У меня теперь есть дочь, и я решил, что пора прекратить отношения со шлюхами.Уязвленная Элеонора презрительно усмехнулась.— Конрад О'Рейли — заботливый отец! Кто бы мог подумать! Ты сам-то раньше верил в это?— Раньше нет, но времена меняются. Тебе жаль расставаться со мной?— В определенном смысле, да. Ты хороший любовник и при этом достаточно щедр.Потом хитровато прищурила голубые глаза.— Но ты молод и все равно будешь нуждаться в том, чтобы кто-нибудь согревал твою постель.Конрад молчал, казалось, он обдумывал что-то.— Я женюсь, — сказал он наконец, — на порядочной женщине. Она будет мне хорошей женой, а Мелиссе заменит мать.— У тебя есть такая на примете?— Да. И очень давно.В один из последующих уютных домашних вечеров, которые так любила Мелисса, Конрад решил поговорить с дочерью о своих планах.Он сидел в кресле у камина и держал на коленях книгу, а Мелисса, примостившаяся внизу на толстом узорчатом ковре, расчесывала волосы своей любимой куклы Элен.Дождь стучал в окно, и плыли в неведомую даль темно-синие грозовые тучи, но Мелисса чувствовала себя спокойно возле Конрада, в своем доме-крепости, где было так светло, тепло и уютно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74