Во-первых, набирающий силу роман с Крысой, а во-вторых, подрастающая дочь Виктора и Марины по имени Таня. Ее Андрей знал все шестнадцать (или уже семнадцать?) лет — сначала толстощеким карапузом, потом худой голенастой школьницей и, наконец, крепкой, расцветающей сибирячкой. Андрей по-мужски осторожно держался с этой девочкой, при этом не стараясь изображать ни второго отца, ни заботливого дядю. Он был знакомым их дома, свободным интересным мужчиной, не переходящим границ, и это положение, похоже, устраивало всех. Возможно, устраивало бы и дальше, но сегодняшний звонок менял многое.
У Татьяны анализы показали плохую кровь, врачи боялись лейкемии. «Лейкоциты, эритроциты, РОЭ…»— читала Марина с карточки.
— Что посоветуешь? — наконец спросила она упавшим голосом.
Такой голос бывает у родителей при первом известии о смертельной болезни ребенка. Мужество приходит потом.
— Скоро приезжает мой знакомый, — подумал вслух Андрей, — он китаец, хороший врач.
— Сможет он осмотреть Таньку?
— Я попрошу его. Думаю, да, сможет.
— Танька зайдет к вам сегодня. Что-то хочет тебе отдать. Ты поговори с ней, а?
— Конечно, Марина.
— Прости, Андрюша, вот еще что…
— Говори.
— Сколько стоит визит твоего врача? Видишь ли, у нас…
— Думаю, один осмотр ничего не будет стоить. А там разберемся. Не переживай, все будет нормально.
…Последний раз они виделись месяца три тому назад, осенью, на даче общих знакомых. Там состоялся большой пикник, знаменующий окончание картофельной страды. Оторвавшись от шашлыков и водки, настоянной на кедровой скорлупе (это лучше, чем настаивать водку на целых орешках), Андрей предложил Тане прогуляться к запруде. Было солнечно, безветренно, горьковато-сухо пахло опавшей листвой, из которой поднимались тонкие березовые стволы.
«Сколько мертвого света и теплых дыханий живет
В этом сборище листьев и прелых рогатин…»
— прочитала на память Татьяна, поднимая с земли извилистую рогульку. При этом на ее левой руке что-то негромко прозвенело.
— Что там у тебя? — спросил Андрей.
— Смотрите, — приподняв обшлаг куртки, протянула она руку.
На тонкое запястье с выступающими косточками был надет браслет, сплетенный из нескольких рядов мелких темных колец.
— Откуда такой?
— Парень знакомый сделал. Вообще-то он кольчуги плетет, на продажу. Представляете?
— И что, берут?
— Говорит, берут, как пирожки. Нож-то не пробивает. Вам такую не надо?
В делах Андрея ножи были неактуальны. А вот браслет ему понравился. Можно приспособить под часы — серый титановый корпус неплохо смотрелся бы на темной чешуйчатой змейке.
— Можешь мне такой заказать? — спросил он. — Я заплачу.
— Кому браслет — вам или шпионке вашей?
Он упомянул как-то про Крысу, и вот, пожалуйста, — шпионка. Версия старшего школьного возраста. «Там шпиёнки с крепким телом…».
— Для меня браслет, — заверил он. — Нет никаких шпионок.
— Ну конечно, нет! Другому кому рассказывайте!
— Не было, нет и не будет. Граница на замке.
— А меня с ней познакомите? А то не буду заказывать.
— Что с тобой делать. Вместе в Париж отправлю.
— А я была в Париже. Еще когда папа был жив. Час от часу не легче.
— И как тебе Париж? — Андрей хотел увести разговор от воспоминаний о Викторе. Для них было не время и не место.
— Одни негры, — бросила красноярская соплюшка с вполне натуральным пренебрежением, почти не рисуясь. Вот и Крыса говорила: «Париж — это город, где когда-то жили французы».
— Ручку вашу позвольте, — меж тем попросила Татьяна. Гибкие девичьи пальцы охватили его запястье, потом составили в воздухе кольцо, запоминая размер…
А сейчас Андрею было ясно — просьба Мастеру осмотреть Таню будет стоить его согласия на поход. Формально он еще не дал согласия. Правда, принял задание от своего питерского начальства, так, в принципе, это ничего не меняло. Другой вопрос — где сейчас Мастер?
В тот же самый хмурый зимний день господин Ли Ван Вэй и его ученик Чен вышли из торгового центра «Китайский город», стоящего на Стрелке — месте слияния рек Енисея и Качи. Почти четыреста лет назад именно здесь был поставлен Красноярский острог. Macтер был недоволен. На одном из лотков он увидел китайские тренировочные нунчаку — взял, крутнул раз, и мягкая пластиковая трубка сразу сорвалась с несущего стержня, улетев на другой конец зала.
— Ну, тут чего-нибудь закрепить надо, — меланхолично заметила русская продавщица, принимая товар обратно.
— Найти, кто такие завозит, и в задницу забить, — распорядился Мастер. — Надо бороться за качество наших товаров.
— Я понял, Ши-фу, — ответил Чен.
— Как там, на рынке?
На рынке было сложно. Братва попалась упорная, никак не отдавала нужный процент.
— А ведь тебе скоро в Китай, — напомнил ему Мастер.
— Я знаю. Простите, Ши-фу, вы нашли ворота для Андрея?
— Найду. Андрей уже здесь, вернулся из Москвы.
— А как там, в Москве?
— В Москве работают. Жаль, что не вышло со съемкой. Жаль.
Мастер пристально посмотрел в сторону Караульной горы. Там, за косо летящим снегом, виднелось приземистое кирпичное строение, возведенное на месте сожженного цыганами кабака, — того самого, что местные острословы отвели под китайскую военную комендатуру.
— Кажется, на доме была телекамера, — вслух подумал Чен, — может, остались записи?
— Даши люди в тот же день вышли на охрану дома. Но опоздали. Кассета находится в «Лимассол инвестментс», в петербургской конторе.
Разговаривая, Мастер и ученик подошли к автостоянке, на которой стоял их темный «БМВ».
— Вот, значит, как… — протянул Чен, садясь за руль. — Но ведь контролировать Андрея в общих интересах.
— Пока да, — ответил Мастер, защелкнув ремень. — Ладно. С рынком поступим так: пусть думают. До твоего возвращения. А пока подготовь прощальный привет по-китайски — чтоб лучше думалось.
— Я понял, Ши-фу.
— Вот и хорошо, — по-доброму улыбнулся господин Ли Ван Вэй, откинувшись на спинку сиденья и набирая номер на сотовом телефоне.
В квартире Андрея снова зазвонил телефон.
— Алло. Да, это я. Здравствуйте, Ши-фу. Вечером, в спортзале Университета? Буду.
«Ну, вот и он, легок на помине. Про Таньку не забыть». — Отойдя от окна, Андрей снова лег с бумагами.
…26 апреля 1644 года, после неудачной войны в Маньчжурии и народного восстания, в пекинском парке повесился последний император китайской династии Мин. Спустя полтора месяца в Пекин ворвались Маньчжурские войска, и Богдо-хан стал первым императором новой, и последней, династии Цинъ. Внешняя политика новой династии определялась давней целью Китая — объединением всей Азии (в идеале — всего мира) под китайским владычеством. К северо-западу от Китая лежало могущественное Джунгарское ханство, населенное калмыками и западными монголами (ойратами). На эти земли у новой китайской династии были свои планы, и население степного Хоорая играло в них не последнюю роль.
В университетском спортзале тренировались скалолазы: мужская фигура, сцепленная из мускулов и сухожильных тяжей, словно муха, распласталась по потолку. Девушка в пестрых, обтягивающих штанишках, с мешочком магнезии на спине, гибко, словно змея, обошла угол, едва удерживаясь на крошечных зацепах. Оглядевшись на балконе, Андрей увидел невысокого китайца в скромном сером костюме. Рядом стоял крупный чернявый мужик, похожий на цыгана, — руководитель команды альпинистов, недавно вернувшейся с Гималаев. Оба склонились над склеенными квадратами аэрофотосъемки; указав на какую-то точку, мужик с сомнением покачал головой. Приняв сотенную купюру с портретом американского президента, альпинист гулко потопал вниз.
— Лучше гор могут быть только баксы? — подойдя, спросил Андрей.
— Они и нужны ему, чтобы ездить в горы, — складывая карту, откликнулся Мастер, не повернув головы, — к сожалению, этот человек не знает того, что мне нужно.
— Но деньги берет.
— В России все берут. И никто ничего не знает.
— А в Китае никто не берет, и все все знают, — в тон ему ответил Андрей, кашлянув в ладонь.
— Почему ты кашляешь? Ты болен? — спросил Мастер, подняв голову.
— Ничего, пройдет. Уже проходит.
— Не пройдет. Я ведь говорил, что у тебя нет выбора.
— Что вы имеете в виду? — спросил Андрей, вспомнив про «порчу», увиденную цыганкой.
— Мне пора идти. Может быть, пойдем вместе?
— Конечно, Ши-фу.
На улицу они вышли уже в полной темноте. У входа Мастера ждала «девятка», за рулем которой сидел молодой китаец. Отвернув от освещенных окон, машина, не торопясь, двинулась к выезду на шоссе, перед поворотом приблизившись к густому сосняку.
«Выходи!»— внезапно бросил Мастер Андрею, и сам прямо на ходу выскочил в лес. И сразу потерялся между деревьев.
Шинкарев выпрыгнул секундой позже и оказался на широкой тропе, соединяющей университетское общежитие и учебный корпус. Догнал Мастера, некоторое время молча шел рядом.
— Зачем мы вышли из машины? — спросил он наконец.
— Потому что она должна ехать в другое место. А нам недалеко.
«Ответ типа» сам дурак «. Кому надо было увидеть, что мы отъехали от спортзала на авто?»
— Это из-за Москвы? Есть опасность?
— Не только из-за Москвы.
«Вот как!»
— Чем вы занимаетесь в Красноярске? — спросил Андрей, чуть повысив голос. Факт сомнительной деятельности Мастера в своем родном городе (какой бы она не была) ему совсем не понравился.
— Я приехал встретиться с тобой, — спокойно ответил Мастер, — а в городе работает Чен. Ты ведь помнишь его?
Андрей знал одного Чена — по совместным приключениям в тропических горах. Его появление в Красноярске Андрею понравилось еще меньше.
— Ты мог бы помочь Чену, если будет такая необходимость? — спросил Мастер.
Это после московской-то подставы!
— Башку ему свернуть? Это можно. Могу небольно зарезать, если он вам особенно дорог.
Мастер, казалось, слегка удивился:
— Почему ты так говоришь?
— А что, непонятно? Это же мой родной город — у меня тут мать, отец, сестра. Я приехал, наследил, уехал, а отыграются на ком? Я что, должен такие вещи объяснять?!
— Наверное, ты прав. Там, в Москве… где ты работал. Случайно поблизости оказался один китаец с видеокамерой. Снимал виды старой Москвы. Ты понимаешь, о чем я говорю? Так вот, какие-то люди у него отобрали все вещи. Если ты знаешь этих людей, пожалуйста, попроси их вернуть паспорт. У него проблемы.
— Пусть заявление напишет в милицию: так, мол, и так, принимая участие в похищении депутата Государственной Думы Российской Федерации, я подвергся неспровоцированному нападению со стороны неизвестных мне лиц…
— Хорошо. Тебе не надо беспокоиться за своих родственников, — помолчав, произнес Мастер. — Им ничего не угрожает, а Чен завтра уезжает из города.
— Приятно слышать, — ответил Андрей.
— А как прошел разговор с твоим петербургским начальством?
— Нормально. Откомандирован в ваше распоряжение.
— Что ж, служба есть служба. «День на службе — день в аду».
— Кто это сказал? — Андрей знал склонность Мастера к цитированию.
— Китайский писатель Юань Хуандао, еще в двенадцатом веке. Похоже, он знал, о чем говорил. Хорошо… — Мастер задумался, — тебе надо исчезнуть на некоторое время после московского дела.
— Например, в другое время? — машинально спросил Андрей, думая о другом. Он колебался: «Сейчас, что ли, сказать? Все равно о родне заговорили…» Решил сказать — раньше, позже, какая разница?
— Тут такое дело, Ши-фу… У меня есть знакомая девушка, Таня. Похоже, она серьезно больна. Вы не могли бы осмотреть ее?
— Ты не особенно боишься за безопасность этой девушки, если просишь меня встретиться с ней.
— Может, и так. Вот если бы Чен собирался с ней встретиться…
— И что тогда?
— Я уже сказал.
— Так и передам ему, — усмехнулся Мастер, — оставь телефон, я зайду.
— Мы можем зайти вместе.
— Нет, я один. Я посмотрю Таню, а ты пойдешь со мной.
«Ну, волк!»— почти восхитился Андрей хваткой китайца. Для него это выглядело так, словно матерый полярный волчище (машина длиной полтора метра и весом в восемьдесят килограммов) дернул в сторону лобастой башкой, клацнул пастью, и северный олень забился в конвульсиях. А поглядеть со стороны — шли двое, мирно беседовали. И все же Андрей не чувствовал себя сцапанным олешком — скорее, тоже волком, пусть поменьше.
— Я и не отказываюсь, — пожал он плечами.
— Надеюсь. Главное, чтобы ты не отказался в последний момент.
Некоторое время они прошли молча. Тропа вела их низкорослым черным сосняком, увешанным снежными шапками, а затем, смутно белея среди сугробов, стала спускаться под гору, к верхушкам березовой рощи.
— Шао-линь, — произнес по-китайски Мастер, показав на сосны, затем повторил по-русски:
— Молодой лес. Потом большой будет.
Тропа стала узкой, так что пришлось идти гуськом, и разговор снова прервался.
— Меня больше беспокоит твоя слабость, чем болезнь твоей девушки. Твои силы понадобятся, — начал Мастер, когда тропа расширилась и они пошли рядом. Тон его изменился, похоже было, что китаец собирался говорить о чем-то действительно важном для него.
— Вы сказали, что у меня нет выбора. Почему? — Андрей вспомнил разговор в зале, и тот, давнишний, состоявшийся в парке Сучжоу.
— Так оно и есть. Твоя слабость не случайна. Так действует потустороннее. Во время наших занятий мы слишком приблизились к нему.
— И что?
— Ты снял защиту. Простые люди защищены неверием, а ты уже поверил. Наполовину.
— Это плохо?
— Вера — великая сила. Неверие — большая сила. А полувера — только слабость: «Господи, если ты есть, спаси мою душу, если она есть». Ведь так?
Конечно, это было так. А как еще могло быть?
— Это к делу не относится, — возразил Андрей. — Можно ли восстановить защиту?
— Только одним способом. Пойти со мной, чтобы испытать себя на пути Четырех стихий.
— Каких Четырех стихий?
— Наше Учение, я говорил тебе о нем.
Слабость, распоряжение начальства, необходимость скрыться куда-то после московского дела, деньги для встречи со своей женщиной, Танина болезнь, — с разных сторон словно появились стены и все плотнее сдвигались вокруг Андрея, оттесняя к черной щели, в которую заманивал его пожилой китаец.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46