Работой своего племянника он был доволен. Одно лишь его огорчало: как он, опытный боевик, допустил непростительную оплошность - оставил в живых Панасенко? Надо было сначала стрелять в хозяина, а потом уже в его собаку.
Оплошность, конечно, будет устранена. Но где он, этот Панасенко? Где затаился?
"Мерседес" легко плыл в потоке машин. Чем было ближе к областному центру, тем гуще становился поток. Все ещё не испуганная всевозможными киллерами и террористами, Россия работала: строила дома, улучшала дороги, выращивала хлеб. Вдоль трассы вырастали все новые и новые бензозаправочные станции. Не было видно только стальных вышек. В этом регионе буровиков не жаловали - убивали. И мало кто задумывался, за что?
Тот, кто убивал, ехал в "Мерседесе". При виде знакомого подполковника, бывшего депутата областного совета, работники ГАИ отдавали честь и никто не посмел поинтересоваться, кого он везет / в связи с буденновской трагедией Булат - по паспорту Алиев Надир Усманович - числился во всероссийском розыске/.
- За тысячу баксов Ласточка этого Панасенка, из-под земли выкопает, хвалился Булат, давая лестную характеристику своему напарнику.
- Верю.
- Только куда потом Ласточку?
- Туда же. Куда и буровиков. Останется один - Соплыга. Но там Ласточка не потребуется.
- А я? Опять без работы?
- Для настоящих ичкерийцев работа всегда найдется, - заверил Мансур Манибаевич. - На очереди присоединение Дагестана. А там и за юг России возьмемся. На мечах наших предков держалось могущество Хазарии. Мы владели этими просторами до верховьев Дона. Нам эту землю и отвоевывать.
- Но на них уже накладывает лапу то ли Германия, то ли Америка, заметил Булат.
Он догадывался, для кого дядя его руками расчищает площадку, которую местные жители называют "Каменный Корж".
- Если мы и здесь умоем кровью русских, как умыли их в Грозном, то с немцами и американцами справимся шутя. А пока с ними надо дружить. Они не дают России встать с колен.
Булат выслушал дядю, усомнился в его уверенности:
- Но нас так мало!
- А зачем так много русских? - сказал Мансур Манибаевич, весело играя большими черными глазами. - Для того и дал Аллах ичкерийцу воинственный разум, чтоб научил русских резать друг друга.
- Как Ласточка?
- Правильно. Он найдет Панасенко. А ты уже потом их обоих...
"Мерседес" выплыл на пригорок. Отсюда во всей красе открывался вид на большой индустриальный город.
26
Семен и Гюзель вернулись в Мергель удрученные: их опять кто-то опередил.
Если б они верили в существование дьявола, то поверили бы, что дьявол читает их мысли, а потом действует на опережение. Вот нет уже и Остапца.
Они были измотаны зноем и бездорожьем. Пришлось ехать по суходолу, чтоб незаметно для случайных авто - и мотопутников посетить тринадцатую скважину, как будто там таилась разгадка случившегося в Барановке.
Половину воскресного дня они провели в суходоле, собирая для гербария зацветающую пижму. На ночь облюбовали пещеру в стороне от тринадцатой, закатили туда мотоцикл, а как стемнело, по теневой стороне балки, над которой нависали оголенные пласты мергеля, осторожно приблизились к поляне, в центре которой когда-то была действующая скважина.
Нашли укромное место. Посидели, молча наблюдая за поляной, но к скважине не подходили. Обзор был хороший, к тому же немножко подсвечивала низко висевшая над горизонтом луна.
Но вот уже луна спряталась за косогор. Стало совсем темно, под ногами не рассмотреть и камушка.
Нет, чутье их не обмануло. Примерно через час, после того, как они заняли укромное место, послышался стук мотоцикла. И через минуту из суходола ударил яркий луч фары. Мотоцикл остановился на краю площадки бывшей буровой. В свете луча искрилась кремневая щебенка.
Мотоцикл был в каких-то тридцати метрах от наблюдателей. Семен и Гюзель видели, что приехавшие в униформе, с милицейскими короткоствольными автоматами.
Приехавшие обошли поляну, поднялись на косогор, над чем-то там поколдовали. Вернулись к мотоциклу, заговорили, видимо, заспорили .
- И здесь никого. А прибор ошибиться может.
Гюзель, кроме многих других достоинств, обладала ещё и музыкальным слухом. Этот голос она узнала. Толкнула Семена: локтем: слушай.
Мотоциклисты постояли, покурили, уехали.
Прежде чем оставить укромное место, Гюзель тихо сказала:
- Понял, кто? Это я ему в глаз... Очухался, значит.
- А я было подумал, что это те самые. Которые в Барановке. Тут где-то пеленгатор. Скважина, оказывается, под присмотром.
- Это - реально, - согласилась Гюзель. - А присматривают люди Луизы. Только - зачем?
- И верно, зачем? - повторил Семен.
Возвращаясь к мотоциклу, к площадке уже не приближались. А то ненароком опять приедут люди в униформе, и неизвестно, чем на этот раз закончится встреча. Они-то вооружены.
Уже в пещере, где решили до рассвета вздремнуть, Семен и Гюэель подвели некоторый итог: убийцам у скважины делать нечего, их нужно отлавливать около своих потенциальных жертв. Такой осталась одна Панасенко.
Они были уверены, что полковник Гладков со своими коллегами из МВД уже вычислили, кто заинтересован в истреблении буровиков. Но эту уверенность надо было подкрепить: что за руду добыла бригада Валерия Шута, за которую люди поплатились жизнями?
Гюзель, как весьма любопытный, но ещё неопытный следователь, недоумевала.
- Я понимаю, - говорила она, прислонившись к упругому плечу мужа, - за что чаще всего убивают "новых русских".
- И все же... за что?
Семен догадывался, что во тьме пещеры, откуда серым пятном виделся только кусочек звездного неба, в глазах её после напряженного дня, все ещё не стыло возбуждение. Бессонница отняла дрему. Да и сон, какой он, когда того и жди, что сюда кто-то нагрянет, а защищаться доведется не табельным оружием, которое запрещено было взять в командировку, а всего лишь малой саперной лопаткой, которая была одна на двоих. - И все же? - тихо повторил Семен, с гордостью сознавая, что Гюзель не просто любимая женщина, а боевой и надежный товарищ. - За что убивают "новых русских"? Известно. - И пояснила свою мысль, которая на первый взгляд выглядела крамольной. - В России не получился так называемый средний класс. Получилась обвальная бедность и горстка очень богатых. Вот эту горстку и косит злоба обнищавших. А это явление сугубо российское: или исчезнут бедные, или богатых низведут к нулю.
- А чем же тогда мы занимаемся? Ну, в данной ситуации?
- Чтобы не было бедных, - ответила Гюзель и уточнила: - Чтоб Россия не стала колонией.
- Ты это заметила?
- Мы оба заметили, что Россия перерождается в колонию, - опять уточнила она. - Иностранцы положили глаз на Каменный Корж. Кто-то им за громадную взятку помогает в правительстве. И если ваш Николай Николаевич не установит, кто этот мерзавец, то грош цена вашему ведомству. За свое молчу. Свое надо чистить в низах. Этих ментов, которые отпустили задержанных, надо под суд.
- Вот вернешься в Москву, рапортом доложишь по команде.
- И доложу, - твердо пообещала Гюзель.
"Значит, моя теща верно говорила: Гюзель уже в детстве показывала острые коготки. Наверное, потому и пошла в милицию".
Один случай он припомнил: тоже теща поведала. Гюзель перешла в шестой класс. Осенью к ним в школу перевели мальчика, сына известного владельца коммерческого банка. Все шестиклассники заметили не то, что он был одет, как девочка, в женскую обезьянью шубку, норковую шапочку, все остальное фирмы "Адидас", заметили, что он сразу же начал хвалиться, что все это ему шили в лучших ателье Лондона, и когда он закончит девятый класс, уедет переучиваться в Англию, где уже учатся элитные дети руководителей страны. Мальчик знаниями не блистал. Однажды математичка Вера Сергеевна поставила ему двойку. Уже на следующем перерыве её вызвали к директору. В класс она вернулась бледная, вся в слезах. Трясущимися руками открыла классный журнал, двойку переправила на четверку.
Ученики знали, что педагоги три месяца не получали зарплату, а тут им улыбнулось счастье - к ним в школу перевели сына банкира. Банк мог поправить их материальное положение.
А еще, что поразило учеников, у двери шестого "А", где учился Толик / так звали сына банкира/, дежурила охрана - два двухметровых великана с оружием под пиджаками, а в школьном дворе конца занятий дожидался армейский "Форд", чтоб под охраной отвезти Толика домой на Рублевское шоссе.
Толик не был жадным: угощал ребят американской жвачкой. Некоторые девочки стали у него канючить всякие безделушки: календарики, ручки.
В стайке девочек он заметил зеленоглазую Гюзель.
- А ты, татарка, почему ничего не просишь? - спросил нагло.
- У паразитов не прошу, - ответила с вызовом. От неожиданности Толик поперхнулся жвачкой.
- Да я тебя, козявка, по стенке размажу... А ну, девчонки, подведите её ко мне.
Он уже был уверен, что весь шестой "А" купил. Но никто не шелохнулся: знали нрав зеленоглазой. Гюзель сама подошла к Толику, болезненно щелкнула его по массивному восточному носу, и тут же коротким стремительным ударом под коленку сбила с ног. И если бы в класс не ворвался телохранитель Толика, неизвестно чем бы закончилась потасовка.
Гюзель и её маму вызвали к директору, но мама, привыкшая говорить в салоне красоты с утра до ночи, не дала директору даже рот раскрыть:"Вы, заслуженный учитель России, перед кем лебезите?"
Директор, в недавнем прошлом уважаемый педагог, не стал читать нотаций двум зеленоглазым , робко сказал:
- Гюзель, извинись...
- Была охота... А вы, Андрей Романович, сомневаетесь, что он паразит?
Вскоре мальчика перевели в другую школу. Ходили слухи, что Толик улетел в Лондон, к элитным детям России.
А у Давлетовой после стычки с "новым русским"/ хотя по крови он вовсе не был русским/ пробудилось желание посвятить свою жизнь работе в милиции. Но желание исполнилось уже после института.
27
На восходе солнца они продолжили путь по суходолу. Из-под колес убегали ящерицы. А вот и змея, не успела увернуться - раздавили на камне. Остановились. Осмотрели.
- Никак гюрза?
Да, это была годичного возраста жительница азиатской пустыни. Раньше здесь водились только серые степные гадюки, зимующие в глубоких пещерах. Эту страшную породу змей уже культивировали новые хозяева Фейергрота. Змеи вопреки им, а может, и благодаря им, расползлись по Каменному Коржу, вытесняя потомственных чабанов и козопасов на северные, распаханные земли Каменского района. Но там не было пастбищ.
- Луиза Цвях поставит правительство перед фактом, - Семен отбросил в сторону раздавленную гюрзу, - дескать, ничего, кроме змеиного заповедника, здесь не получится.
Гюзель, как всегда, осторожно уточнила:
- Если, конечно, тайна тринадцатой останется тайной,
Об этом они молчали, но помнили, во сколько жизней обошлась уже эта тайна. Буровики что-то знали. И это знание умерло вместе с ними. Оставалось надеяться только на Панасенко. Соплыга исключался - он опять был изолирован, и вряд ли мотоциклистам к нему пробиться.
А Панасенко... Где он затаился? Где его искать? А найти его надо было во что бы то ни стало.
Волнуемые этими нерадостными мыслями, Семен и Гюзель вернулись в Мергель.
Хозяев дома не было. Но ключ лежал на месте. Значит, Митя помнил, что аспиранты обязательно приедут и очень скоро: на столе стояла большая глиняная миска с малосольными огурцами - для квартирантов. В углу сложенные вещи - два баула с одеждой, сумка с продуктами, главным образом с консервами, гербарий с образцами лекарственных трав - были нетронуты, никто в них не копался.
Семен остался соображать завтрак. Электроплитка была ни к чему - на день Мергель обесточивали. Митя посреди двора сложил печь, топилась она сушняком: за полчаса можно было сделать глазунью и вскипятить чай. Чем Семен и занялся.
Гюзель отправилась к Прасковье Никитичне, понесла ей собранные в суходоле травы - травница сушила их по своему рецепту, а заодно поинтересоваться, куда подевался их хозяин.
- Куда подевался Митька, не знаю, - ответила старушка. - А Маруся наведывалась. Заходила ко мне, просила пыльцу подорожника.
- А пыльца-то ей зачем?
- Рану присыпать, - объяснила травница. - Наши казаки знали ей цену. Митьку кто-то ножом пырнул.
- Да мы же его в субботу целого и невредимого... - начала было Гюзель, но Прасковья Никитична перебила:
- А пырнули в воскресенье. Он вроде напился, куда-то к бабам подался, - и уже доверительно, шепотом: - Маруся говорила: завелась одна стерва. А кто она? Откуда?
- Выходит, что драка из-за женщины? - переспросила Гюзель. Ее мысль работала на опережение.
- Выходит, что так.
- Может, он в неотложной помощи нуждается? Я же врач.
- Да и я вроде неплохо врачую, - сказала Прасковья Никитична.
- И Маруся вас не пригласила?
- Не стала. Да и не любят, чтоб кто-то слышал их перебранку. А послушаешь, получается: жена ждет, чтоб муж подох, а муж - чтоб жена подохла. Но так в пьяных семьях рассуждают после пятидесяти, а Митьке зимой тридцать пять стукнуло, а на вид и все сорок дашь. Как вернулся, с заработков, так словно его подменили: в глазах - муть, а на щеках - морщины подковою. По всем приметам, смерть за ним ходит. Марусе я не говорю, а то скажет: накаркала.
И вдруг она пристально взглянула на Гюзель, будто увидела на её лице что-то такое, чего не должно быть.
- Да и ты, я замечаю, по лезвию ножа ходишь. Никак на тринадцатую заглядывали?
- Заглядывали, бабушка, - призналась Гюзель.
- Полынь оттуда?
- Оттуда.
- А ведь там дьяволы водятся.
- Что-то было...
- Они вас не заметили?
- Вроде, нет.
- Берегитесь.
- Неужели у вас так опасно? - спросила Гюзель, стараясь придать своему голосу веселый оттенок - И так было всегда?
- Нет, - ответила Прасковья Никитична. - Раньше жили спокойно.
- Это когда - раньше?
- Ну, лет пять назад.
- Не с тех ли пор, как стали разводить змей?
- Ты имеешь в виду графиню и её мужа?
- А кто же ещё тут змеями занимается?
- Только они. Они - хозяева. Предки графини всеми этими землями владели. Она их наследница...
Прасковья Никитична оказалась знатоком истории края, в частности массива Каменный Корж.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26