Многие европейские экспедиционные суда потерпели крушение в Тихом океане. До середины XVIII века ни один капитан не смог составить себе даже приблизительного представления об архипелагах Полинезии. Даже координаты открытых островов были весьма неточными. Когда, например, мятежники «Баунти» пытались отыскать остров Питкэрн по тем координатам, что были указаны Картеретом, они не нашли ничего, кроме воды. В этом поиске они потеряли многие месяцы.
Добраться до «белых пятен» на карте мира, а заодно и до таинственной, лежащей в южной части Тихого океана «терра австралис», одной из утопий географии, – такова была цель второй волны эпохи Великих географических открытий, когда были совершены подвиги, сделавшие имена некоторых капитанов бессмертными. Этот список возглавляет Джеймс Кук. Первым из мореплавателей он вышел в море с хронометром для точного измерения времени и пройденных расстояний и целым штатом естествоиспытателей, астрономов и рисовальщиков на борту. Рисовальщики были фоторепортерами тех времен, именно им обязаны мы красивыми и ценными в историко-культурном отношении путевыми зарисовками.
Кук родился в многодетной семье. Четырнадцати лет, бросив обучение у мелкого лавочника, он нанялся на угольщик. На угольщике он в течение 15 лет сперва рядовым матросом, а затем и шкипером претерпевал все невзгоды и тяготы суровой службы, которую он впоследствии стремился облегчить своим подчиненным. Георг Форстер, сопровождавший Кука в его второй тихоокеанской экспедиции, сделал много весьма метких замечаний, характеризующих этого капитана-самоучку, в том числе и следующее: «С помощью мудрых мероприятий Кук сумел победить цингу, эту чуму моряков, уносившую на флотах больше жертв, чем кровопролитнейшая война». Ни одному из судовых врачей до этого не удавалось совершить такого гуманного деяния. С самого начала трансокеанских плаваний и вплоть до эпохи клиперов гуманные капитаны встречались так же редко, как ветер в «конских широтах». Кук относился к этим похвальным исключениям. Когда английское Адмиралтейство не захотело отпускать денег на бочки кислой капусты, фруктового сиропа, лимонного сока и компота, заказанные им для второй экспедиции, он вычеркнул их из расходов на провиант и включил в расходный список на лекарства. Это не было ловким трюком или насмешкой над незадачливыми начальниками. Цинготным больным фрукты и соки были необходимы, как томящимся жаждой – вода!
Кук заботился о здоровье экипажа потому, что был настоящим, порядочным человеком. Это отличало его от многих капитанов, приобретших известность своей жестокостью.
Не подлежит сомнению и то, что на отношении Кука к людям отразился также и дух времени. Мимо этого начитанного автодидакта не прошли бесследно идеи философов-гуманистов, широко распространившиеся в XVIII столетии. На мачтах его кораблей, так сказать, развевалось знамя Руссо. Во время этого похода старались не применять оружие. Кук строжайше запретил обижать островитян Южных морей. Даже когда во время третьего кругосветного плавания на пляже Вайкики гавайцы угрожали ему самому, он попытался увещевать их словами – просчет, стоивший ему жизни.
Впервые Кук привлек к себе внимание адмиралтейства во время осады английским флотом Квебека, когда он под ядрами французских фортов бесстрашно производил промеры глубин в заливе Святого Лаврентия. В то время он был произведен в младшие лейтенанты. Позднее, после составления отчета о наблюдениях за солнечным затмением в Ньюфаундленде, адмиралтейство сочло сорокалетнего Кука пригодным для командования исследовательским кораблем «Индевор» – «Попытка», предназначенным для географических открытий. Научные задачи экспедиции состояли в наблюдении за солнечным затмением на Таити и в отыскании Южного континента. Поскольку вторая задача осталась невыполненной, после возвращения «Индевора» Адмиралтейство решило предпринять второй, а затем и третий исследовательские походы.
Если уже после первого путешествия Кук стал одним из известнейших людей в Англии – о его необычайных приключениях во время этого плавания сразу же заговорили во всех концах страны, – то вторая экспедиция превратила его в личность почти легендарную. Королевский морской госпиталь в Гринвиче отметил его за предусмотрительно принятые меры, благодаря которым во время второго кругосветного путешествия у него не было потерь от цинги. Кроме того, на долю Кука выпала необычайная для моряка честь быть принятым в Королевское общество – высшее научное учреждение Англии. В знак признательности этому научному обществу он назвал его именем группу островов в Южной Океании.
Примерно в то же время, когда Кук возвратился из своего первого кругосветного плавания (1771 г.), начал свою морскую службу некий тринадцатилетний сын английского пастора. В двадцать один год он получил патент капитана. Так началась его блистательная карьера. Как в свое время напряженные отношения между Англией и Испанией благоприятствовали выдвижению его соотечественника Френсиса Дрейка, так и конфликт между островным королевством и Францией способствовал взлету карьеры Нельсона.
К курьезам истории относится то, что этот мужественный морской волк, всю свою жизнь посвятивший морю, страдал морской болезнью. То, что он не умел плавать, у моряков XVIII и XIX столетий вовсе не считалось постыдным. Нельсон снискал себе известность не только необыкновенной храбростью, но и тем, что не относился со священным благоговением к приказам своих начальников. Однажды у мыса Сан-Висенти английский флот встретился с превосходящей его во много раз по численности и огневой мощи испанской эскадрой. Вопреки приказу командующего английским флотом Нельсон со своим небольшим линейным кораблем «Минерва» вышел из боевых порядков соединения. В одиночку он взял курс на вооруженный 136 пушками флагманский корабль испанцев, который со своими четырьмя палубами был вдвое выше «Минервы».
Вскоре корабль Нельсона был атакован пятью испанскими фрегатами и в результате метких бортовых залпов оказался в тяжелом положении. С помощью единственного оставшегося целым паруса «Минерва» смогла приблизиться к испанскому флагману, маневрируя только боковыми галсами. По отчаянному приказу Нельсона взять на абордаж гораздо более высокий корабль немногие оставшиеся в живых моряки английской команды попрыгали с рей на палубу испанца, а сам Нельсон через окно в кормовой галерее со шпагой в руке ворвался в каюту испанского флагмана и заколол ошеломленного адмирала. Затем он выскочил на палубу, а оттуда перепрыгнул на кормовое возвышение другой испанской каравеллы, поспешившей на помощь взятому на абордаж флагманскому кораблю и ставшей лагом у его борта. В черном от пороха, изорванном в клочья мундире, от отобрал у совершенно растерявшихся от столь дерзкой отваги испанских офицеров их шпаги. За такую бравую проделку Нельсон был произведен королем в контр-адмиралы. Постигни егс неудача, он должен был бы отвечать за невыполнение приказа.
Впрочем, Дрейк был сделан из того же теста. В морском сражении при Гравелине он погасил на своем корабле сигнальный огонь, который должен был служить ориентиром следовавшим в кильватер английским кораблям, – он не был согласен с объявленной приказом тактикой ночного нападения.
Пример «Тезея» показывает, как колдовски действовал Нельсон на матросов. Экипаж «Тезея» принял участие в портсмутском мятеже против деспотичного режима корабельных офицеров. Когда Нельсон спустя некоторое время был назначен на этот корабль, команда встретила его криками восторга.
После сражения у Абукира Нельсон получил от английского двора титул барона, виконта, а от неаполитанского короля – титул герцога де Бронте.
Вершина его славы совпала по времени с его любовью к жене английского посла в Неаполе леди Гамильтон. Эта связь, которой он не скрывал, вызвала осуждение королевского двора и адмиралтейства. Нельсон впал в немилость и уволился со службы.
Однако вскоре он снова был призван на службу. Наполеон, который тем временем поставил на колени почти всю Европу, теперь, объединив морские силы Франции и Испании, собирался напасть на Англию. Вопрос, быть или не быть островному королевству, зависел от своевременного разгрома объединенного франко-испанского флота вторжения, численно превосходящего британский флот. В такой ситуации под давлением общественного мнения Адмиралтейство назначает Нельсона главнокомандующим средиземноморской эскадрой.
В сражении у Трафальгара, плоского мыса между Гибралтаром и Кадисом, 21 октября 1805 года франко-испанский флот был разбит. Офицеры и экипажи союзников сражались очень храбро, и англичане дорого заплатили за свою победу. Палубы английских линейных кораблей были усеяны трупами. В этом бою погиб и адмирал Нельсон.
Сцена его смерти увековечена на знаменитом рельефе постамента колонны Нельсона в Лондоне. Место на палубе «Виктори», где упал сраженный Нельсон, обозначено медной памятной доской. Сотни тысяч англичан приходят на этот корабль-памятник, стоящий на якоре в Портсмуте. Прошло без малого два века, но и поныне матросы многих военных флотов мира, сами того не подозревая, носят на груди вечный траур по этому матадору моря, а на плечах – свидетельство его морских побед. Ибо черный матросский галстук обязан своим происхождением смерти Нельсона, а три белые каемки на матросских воротниках появились в результате изданного в прошлом столетии распоряжения британского Адмиралтейства, желавшего сохранить таким образом память о морских победах Нельсона при Абукире, Кап-Финистерре и Трафальгаре.
Много еще других выдающихся личностей было создано и воспитано железным законом моря. Был ли для них, как для Нельсона, Рюйтера или Жана Барта, океан ристалищем последних рыцарей, или они, подобно Куку, рассматривали его как поле для исследований и открытий – неважно, все равно на их необыкновенных качествах и судьбах замешен и взращен героический эпос плавающего по морям человека.
Среди них были капитаны, о которых шла молва, будто они могут командовать ветром. Таким мастерством высокого искусства хождения под парусами обладали Ван дер Декен и другие капитаны, круто ходившие к ветру. Они столь совершенно владели своими деревянными буревестниками, что могли ходить при любом ветре и натягивали нос даже урагану.
К ним относится и Каспар Неттельбек, прославившийся равным образом как капитан и как капер. У него был особый нюх на границы бурь, он выходил на них и летел по волнам, как птица. Не умея объяснить столь высокого искусства владения парусом, его современники рассказывали, будто он связался с чертом, как Летучий Голландец.
«Гамбургским дьяволом» называли Роберта Хильгендорфа, знаменитого капитана не менее знаменитого и вечно мокрого парусника «Потози», за его лихое хождение под парусами. Последний капитан кораблей с полным парусным вооружением и восторженный трубадур золотого века парусного флота Аллан Виллерс назвал Хильгендорфа «возможно, лучшим из капитанов, когда-либо управлявших парусным судном».
К этому же типу капитанов принадлежат и те короли моря, которые командовали клиперами. Молодые, не очень разборчивые в средствах, честолюбивые и отважные, они во время своих рейсов ставили все на карту, лишь бы показать рекордное время, так как от этого зависело, сохранят ли они свое жалованье и место на службе. В XIX столетии уже открыли формулу «время – деньги». Высокими гонорарами оплачивались лишь первоклассные достижения. Позволить себе сменить команду судовладельцы, правда, не могли, потому что матросов постоянно не хватало. Новый же капитан всегда имелся в наличии.
Над головами капитанов все время раскачивался этот дамоклов меч, поэтому они предпочитали идти ва-банк и гнать очертя голову, нежели уступить соперникам в скорости. Эти морские жокеи, чьи пистолеты при случае сами выпрыгивали из кобуры, ввели на судах железный режим. И тем не менее они умели заразить истинной лихорадкой спортивной гонки едва ли не всю команду, состоящую в большинстве своем из таких же молодых людей. Столь рискованно управляемые парусники были самыми мокрыми кораблями, когда-либо бороздившими моря. При плавании с неограниченной парусностью по бурному морю волны перекатывались через фальшборт, и палубы от этого были скользкие, как мыло. Пусть шторм затягивал в такелаже свою самую отчаянную песню и когтистые лапы седых волн обрушивались на стройный корпус клипера – о существенном уменьшении площади парусов на этих кораблях строжайше запрещалось даже думать. Вместо этого вахтенные на фалах и брасах привязывались тросами, которые позволялось перерубать топором лишь в случае явной опасности опрокидывания судна.
Часто, однако, для этого не хватало времени, и никогда больше мир не слышал о том или ином «океанском бродяге» и его забубенной команде. Когда же, напротив, удавалось удачно выстоять рейс и клипер выходил победителем из длинной, чуть ли не в полсвета, гонки со свежим чаем или другим каким-либо скоропортящимся грузом, тогда экипаж ожидала не только премия. Набережные Темзы были забиты людьми, которые восторженными криками встречали победителей. Героев дня чествовали, девчонки превозносили их до небес. Портреты в большинстве своем отлично смотревшихся молодых капитанов печатались в газетах и модных журналах.
Но в драматическом поединке человека и океана были и герои-одиночки. Первое место среди них принадлежит Джошуа Слокаму.
Добрые полстолетия прошли в жизни этого американского моряка не лучше и не хуже, чем у других моряков. Он служил на многих кораблях. Затем ему это надоело, и он нанялся на судоверфь. В 1892 году он получил в подарок старый бот. Прежний владелец хотел поначалу, чтобы его перебрали. Однако каждая доска была настолько источена червями, что ремонт обошелся бы едва ли не дороже, чем постройка нового судна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36