Кто-то из всадников громко заметил:— Изяслав велел своему сыну повесить их, а теперь станет хоронить? Вздор какой!Разговор прекратился, но вопрос, что делать с молодой девушкой и мертвым, не был решен.— Ну-ну, довольно плакать, красавица! — произнес Болех. — Я прикажу отвезти тебя домой, при мертвых оставлю стражу, а потом пришлю людей, чтобы похоронить твоего отца.Речь Болеха привела Люду в чувство.— Не пойду, — отвечала она. — Не могу я оставить его здесь на поругание.— Но и тебе здесь нельзя оставаться, — заметил Болех.Люда как будто не слыхала его слов, но, когда Болех повторил, что он поставит стражу подле мертвых, перестала плакать и недоверчиво взглянула на него.Он понял ее сомневающийся взгляд.— Мечек! — крикнул он одному из всадников. — Возьми еще двоих и останься здесь, пока я не пришлю людей похоронить умерших.От отряда отделилось несколько охотников. Болех посадил Люду к себе в седло. Она не сопротивлялась и не произнесла ни одного слова, точно онемела. Отряд в беспорядке выехал из чащи на тропинку, построился в ряды и медленно двинулся в направлении Крещатика, вступив на мостик, небрежно перекинутый через ручей, который стремил свое течение между вербами к Днепру.За ручьем тропинка круто взяла в гору. Проехав порядочное расстояние, отряд спустился вниз, где лес уже редел. Направо тянулась дикая пуща, а налево, между разбросанными там и сям деревьями, отражался Днепр широкой длинной лентой. За ним зеленел Турханов остров и блестел на солнце крест монастыря Святого Николая.Здесь дорога разветвлялась: одна развилка вела на Берестово, другая, налево, за Печерскую лавру, на Выдубичи, где стоял княжеский терем, называвшийся Красным двором. Расположен он был над Днепром, в очаровательной местности, всего за год до этого построенный и отведенный для короля Болеслава.Людомира блуждающим взором скользила по окрестностям, не понимая и не чувствуя, что вокруг нее происходит.По дороге отряд не встретил ни одной живой души; люди прятались в хаты и мазанки, а то уходили с женами, детьми и скотом в Дебри, так как вести о расправе Мстислава облетели все окрестности и нагнали страху.Когда отряд выехал на поляну, Людомира спросила;— Куда ты меня везешь?— На Красный двор, — отвечал Болех.В ту же минуту между деревьями замелькал частокол и показались постройки Красного двора.Детинец был переполнен солдатами. Когда Болех въехал в него, дружинники, видя в седле женщину, по обыкновению стали шутить.— Эге, брат! — говорили они развязно. — Ты, кажись, не зевал.Болеху не понравилось шутливое замечание.— Да, не зевал… — холодно отвечал он.— Где же ты поймал эту лань?— Это мое дело!— Конечно, если поймал, так твое, и никто у тебя не отнимает…Пока Болех огрызался, его спутники успели уже рассказать другим обо всем случившемся и вызвали своим рассказом сочувствие к девушке.Молчаливая и задумчивая, Люда стояла неподвижно перед рундуком.Дали знать королю, который находился в горнице. Спустя несколько минут он вышел в сени под рундуком и, удивленный, загляделся на красивую девушку.Людомира, сложив опущенные руки, безучастно смотрела перед собой и ничего не видела.Король обратился к кучке стоявших воинов:— Откуда ты взял, Болех, эту пленницу?— Это сирота, милостивый король, — отвечал тот, подходя, и принялся рассказывать ему о приключившемся.Их беседа вывела Люду из оцепенения.Она подняла на короля свои прекрасные голубые глаза и пристально взглянула на него, будто узнавая. Затем окинула взглядом весь двор, и ей показалось, что рыцари, кони и тот, кого называли королем, были знакомы ей, что она уже видела их где-то… Она силилась припомнить.Вдруг девушка закрыла лицо обеими руками и вскрикнула:— Боже, Боже!..В ее воображении возник образ, который еще так недавно был вызван силою заклинаний… Она узнала воинов, коней и короля… Король — это тот самый человек, который представлялся ей ехавшим впереди отряда воинов, когда она в памятный ей вечер смотрела в оконце своей девичьей светелки, и которого она видела стоящим на верхушках деревьев в саду ее отца.«Суженый» явился ей во второй раз.Однако никто из окужающих не понял ее внезапного возгласа.Болеслав подошел к Людомире.— Успокойся, красавица! — заговорил он. — Мы не причиним тебе зла. Правда, может, ты опасаешься нас, но мы не так злы, как ты думаешь.Девушка хранила молчание, она дрожала.— Как же нам звать тебя, милая?— Люда, — тихо ответила она.— Ну, успокойся, моя днепровская русалка! — И король положил руку на ее плечо. — Я сейчас пошлю людей привезти твоего отца… Где ты желаешь его похоронить?Людомира подняла на него голубые глаза.— Не… знаю…— Где хочешь, там и похороним.— У могилы Аскольда… а то на Выдубичах, — отвечала она. — Там ему будет спокойнее.Ободренная вежливостью и добротою Болеслава, Люда немного успокоилась.Король велел ее поместить в верхних горницах терема, намереваясь отослать к родным, когда немного утихнет военный шум.Как только прошел первый страх, вызванный ее присутствием среди незнакомых людей и она уже могла дать себе хоть какой-то отчет во всем происшедшем, у нее возникло чувство, повергшее ее в изумление. Она увидела вокруг богатство, роскошь, точно волшебная рука перенесла ее в заколдованное царство, чтобы она скорее позабыла только что пережитые ею страдания. Ее нарочно окружили всем этим таинственным блеском? А как же еще объяснить эту перемену? Горенка в тереме была украшена мрамором и позолотою, потолок и стены расписаны цветными узорами. Все было так царственно, великолепно, будто какая-то королевна жила в этом заколдованном тереме и лишь на время покинула его, чтобы поохотиться в ближайшем лесу.Воображение дорисовывало эту таинственную картину, на которой была изображена сама она. Разгоряченная фантазия девушки нуждалась в ответе на собственную мысль, она копалась в своей памяти, но не могла его найти. Вдруг ей подумалось, что это Изяслав приказал привести ее насильно в его дворец, чтобы замучить, как замучил ее отца, и тогда снова перед нею возникла та ужасная картина, которую она видела в Дебрях. Потом Люда решила, что ее похитил змий крылатый и унес в хоромы королевича Валигоры. Ей даже померещилось далекое пение: это ее убаюкивали для того, чтобы она уже никогда не проснулась.По-прежнему загадка оставалась неразгаданной.Вдруг она как бы пробудилась от волшебного сна и спросила себя: «Где я?» Подойдя к окну, прислушалась и глядела, глядела — кругом незнакомая местность… Вдалеке блестела какая-то река, вероятно Днепр; шумели в синеве вершины деревьев, и совсем рядом шел разговор на непонятном ей языке. И снова в ее головке зарождался безответный вопрос: «Где я?»Неуверенность, неизвестность и тревога сменяли одна другую; перед глазами мелькали таинственные картины, написанные на громадном кровавом полотне поляны, где она отыскала тело повешенного отца. Среди прочих волнений девичьего сердца ей как будто кто-то шептал: «Не бойся… это он, твой суженый, запер тебя здесь… Это королевич Валигора, искавший для себя самую красивую жену… Это он ехал за нею во главе вооруженного отряда, нашел и привез в свои хоромы… Чего тебе бояться! Посмотри, какое здесь богатство и роскошь, сколько золота, тебе будет здесь хорошо… О ком тебе тужить? У тебя был лишь отец, но его уже никто не воскресит…»И она на минуту успокаивалась.Потом опять, откуда-то из глубины сердца, что-то накатывало… Неужели совесть?..Уже смеркалось, а она сидела одна в полумраке светелки и руками сжимала голову, а какой-то голос все шептал настойчиво: «Возвращайся домой, здесь тебе не место! Ты оставила девичий терем в отцовском доме… вернись… не доверяйся обольстительному пению русалок. Они увлекают тебя в хрустальные дворцы подводного царства, усыпляют твою совесть роскошью, приручают, а потом схватят и защекочут и вместо хрустальных дворцов похоронят тебя на дне Славутича… Теперь они манят к себе, а потом, когда ты проснешься, столкнут в глубину, и ты никогда не увидишь горячего солнца, голубого неба и сада, окружающего дом твоего батюшки, где ты играла ребенком и засыпала в тени деревьев, убаюкиваемая матерью и Добромирой».Этот невидимый голос сжимал ее сердце и грудь тоской, исторгал рыдания и говорил на понятном ей одной языке: «Вернись, вернись!..» Заслушавшись, она продолжала сидеть в темноте.Вдруг дверь тихо отворилась, и в комнату вошли на цыпочках покорные служанки и спросили: не прикажет ли она чего-нибудь? Она не знала и даже не думала о них, они сами пришли, точно их нарочно для нее прислал волшебник.Этот долгий и тяжелый день слез, страха и волнений уложил девушку в постель, она — заснула. И снился ей прежний, знакомый сон: ее суженый, тот самый, которого видела она, возвратившись с посиделок, в окошечке своей светелки, видела, как он проезжал над деревьями отцовского сада, видела потом на крыльце Красного двора, окруженного воинами, закованными в доспехи. Ей грезилось, что это королевич Валигора, который похитил ее, унес и спрятал в заколдованных хоромах… Там она жила одна, и ей там было спокойно и хорошо, она чувствовала себя счастливою возле королевича. Убаюкиваемая приятным сном, девушка проспала до утра…Людомира поселилась на Красном дворе. Хотя Болеслав обещал отослать ее домой, как только стихнет шум в городе, он этого обещания не выполнил.Пережитое так повлияло на девушку, что она не могла себе дать отчета в своем положении, ее охватили равнодушие и тоска — она не могла ни о чем думать.В продолжение нескольких дней, кроме девушек, прислуживавших ей как королевне, никто к ней не входил. Из окна она видела только широкий Днепр, уходивший далеко-далеко к горизонту, да на дворе — движение коней и солдат. И больше ничего.Через несколько дней она пожелала вернуться домой, просьбу свою передала через одну из девушек.Вскоре после этого в терем к ней вошел красивый рыцарь, и она осталась с ним наедине.Неизвестное ей доселе чувство овладело ею, когда она встретилась взглядом с этим человеком. Ей опять показалось, что это он и есть, суженый, предсказанный бесчисленными сказками и песнями, на которых она была воспитана. При виде его она не могла вымолвить ни слова. Ею овладел страх, она не знала, что делать, а кто-то все нашептывал ей, что это и есть ее суженый, и он король ляхов.Несмотря на свое суровое лицо, он так ласково, так нежно говорил с ней, что его слова казались песнями.— Ты хочешь вернуться? — спросил он.— Мне скучно здесь, — отвечала она, глядя ему прямо в глаза, и голос ее дрожал от волнения.— Подожди еще, — ласково сказал король, привлекая ее к себе и целуя. — Потом, быть может, тебе не будет скучно.Она не отвергала его поцелуев, хотя до этой минуты ее лица и даже лба не касались ничьи губы. Ей показалось, что от его поцелуя по ее лицу пробегает огонь, и в волнении она не знала, что ответить.— Милостивый… господин… — только и пролепетала она.И они встретились взглядом и будто все сказали друг другу.— Останься, дитя мое… — проговорил король. — Ты можешь вернуться в любое время, когда захочешь.И Людомира осталась. Какая-то могучая сила привязывала ее к этому смуглому лицу и голубым глазам. Она любила короля и скучала по нему. Когда он был дома, искала его взглядом во дворе среди вооруженной дружины. А когда он уезжал, следила за ним глазами, пока его золоченый шлем не скрывался из виду, и, если он долго не возвращался, стояла у окна, смотрела и ждала… ждала с беспокойством каждый день. Зато, когда он возвращался, ей казалось, с ним возвращались спокойствие и счастье.Прежде она больше тосковала по дому, а теперь привыкла к новому жилищу и тосковала только тогда, когда король долго не возвращался. Стоило ему появиться на пороге терема, она радостно кидалась к нему. В сердце девушки зарождалась любовь, она все росла и приковывала ее к королю. Люда была благодарна ему за доброту и ласки. Она чувствовала себя одинокой и все больше привязывалась к королю. Она любила его за любовь к ней.Ей не было нужды скрывать это чувство ни перед собой, ни перед людьми; она любила и не считала это преступлением, любила, как может любить только молодая девушка. С каждым днем она все больше чувствовала, что эта любовь становится для нее потребностью. Поэтому изо дня в день откладывала свой отъезд с Красного двора в оставленный ею отцовский дом. Потом в конце концов этот отъезд стал совершенно невозможным… Теперь ей нечего было тужить по прежней жизни, она нашла новую, еще незнакомую ей жизнь — в сердце короля: расстаться с нею было чересчур тяжело, просто невозможно.Через несколько недель своего пребывания на Красном дворе Людомира вспомнила о своей доброй старой мамушке Добромире и заскучала по ней.Между тем мамка одиноко жила в опустевших хоромах Коснячко. Едва услышав, что воеводу увез на княжий двор Славоша, известный всем киевлянам разбойник и палач, все отроки и гридни со страха разбежались. Все еще шло кое-как, пока Люда жила дома, но вот и Люды не стало, она ушла и бесследно пропала.Добромира, сидя в светелке Людомиры, по целым дням пряла пряжу и смотрела в оконце, не увидит ли дорогого лица своей Люды. Посередине двора, свернувшись кренделем, лежал верный пес; при каждом шорохе на улице он поднимал голову и прислушивался, уж не знакомый ли это голос, но, убедившись, что нет, клал голову между лапами и опять лежал неподвижно. Добромира и он охраняли дом и добро воеводы.Однажды за два или за три часа до захода солнца кто-то робко постучался в калитку. Добромира не слыхала стука, услышал его пес, он поднял голову и зарычал. Вскоре он замолчал и, насторожив уши, повернул голову к воротам; затем встал, потянулся, тряхнул лохматой шерстью и медленно пошел к воротам. Подойдя к калитке и воткнув нос в щель, он понюхал воздух и завилял хвостом… Какое-то беспокойство овладело им: он отбегал от калитки, становился посреди двора и смотрел на окно, у которого сидела Добромира, как бы желая обратить ее внимание; потом опять вернулся к калитке, понюхал воздух, помахал хвостом и наконец завизжал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22