Теперь же… Может, это замужество и беременность вызвали в ней такую перемену, позволили вести себя так уравновешенно и рассуждать так рационально. Так или иначе, Джудит была благодарна ей. Невыносимо было бы услышать такие новости от человека, который сам заходится в рыданиях. Она сказала:
— Мне очень, очень жаль! Она была таким особенным человеком, таким неотделимым от всех вас. Должно быть, всем вам по-настоящему тяжело…
— Да, это правда.
— Как твоя мать?
— В порядке. И даже Лавди. Папчик провел с нами небольшую беседу, сказал, что мы должны думать не о себе, а о тете Лавинии, которая обрела покой и которую уже не может потревожить эта проклятая война. По крайней мере, она теперь избавлена от необходимости читать газеты и глядеть на все эти ужасные карты со стрелками.
— Я так благодарна за то, что вы меня известили.
—О, Джудит, милая, разве мы могли поступить иначе! Тетя Лавиния всегда считала тебя одной из нас. Мама спрашивает, не приедешь ли ты на похороны? Не самая радостная для тебя перспектива, но для нас твое присутствие значило бы многое.
Джудит заколебалась.
— Когда это будет?
— Шестнадцатого, в следующий вторник.
— Там будет… там все вы будете?
—Конечно. Вся команда в сборе. Кроме Эдварда, правда, — он сидит взаперти на своем аэродроме, ожидает, надо полагать, когда его отправят сбивать немецкие бомбардировщики. Пробовал взять отпуск по семейным обстоятельствам, но при нынешнем положении дел ему отказали. А все остальные будут, даже Джейн Пирсон, которая гостит тут со своими ребятишками. И Томми Мортимер, кажется, хочет приехать. Глупость полнейшая, он был у нас несколько дней, потом уехал обратно в Лондон, а теперь ему нужно проделывать весь путь заново. И это при том, что все мы в один голос его отговариваем — стоит ли, в самом деле, ехать? Но он так любил тетю Лавинию, невзирая даже на то, что она его вечно потчевала хересом и ни разу не предложила розового джина… Слушай, приезжай! И оставайся у нас. Все для тебя готово. Мы так никого и не пускаем в твою спальню.
— Я… мне нужно переговорить с Бидди.
— Да ничего с ней не случится. И мы так давно тебя не видели, пора тебе у нас появиться. Приезжай в воскресенье. Как ты будешь добираться? На машине?
— Боюсь, что мне следует поберечь бензин…
— Тогда садись на поезд. Я встречу тебя в Пензансе. Бензин-то, кстати, не проблема: папчик с Неттлбедом, как служащие в гражданской обороне, получают по несколько талонов дополнительно, Поезжай на «Ривьере»…
— Ну…
— Пожалуйста! Скажи «да». Мы просто мечтаем тебя увидеть, а я хочу, чтобы ты посмотрела, как меня разнесло. Все передают привет, а Лавди говорит, что у нее есть любимая несушка и она назвала ее в твою честь. Дорогая, мне надо бежать. Увидимся в воскресенье.
Джудит разыскала Бидди и объяснила ей ситуацию.
— Они хотят, чтобы я поехала в Нанчерроу. На похороны.
— Разумеется, ты должна ехать. Бедненькая старушка! Какое несчастье! — Бидди поглядела на Джудит. — Ты сама-то хочешь?
— Пожалуй, да.
— Похоже, ты не очень уверена. Эдвард там будет?
— О, Бидди!..
— Так будет или нет? Джудит покачала головой.
— Нет, его не отпускают.
— А если бы отпустили, ты бы хотела поехать?
— Не знаю. Наверно, я бы придумала какую-нибудь отговорку.
— Дорогая, все это случилось полгода тому назад, и все эти полгода ты живешь со мной, как благочестивая послушница. Ты не можешь чахнуть по Эдварду Кэри-Льюису всю оставшуюся жизнь. К тому же, ты говоришь, его все равно не будет. Так что поезжай. Повидаешься снова со своими юными друзьями.
— Просто я буду волноваться, что бросила тебя одну. Кто будет готовить еду? Ты же должна что-то есть.
— Я и не собираюсь голодать. Накуплю в булочной сдобы, ну, н налягу на фрукты. И теперь, когда ты меня научила, я могу сварить себе яйцо. Миссис Дэгг приготовит мне суп, к тому же, я просто обожаю бутерброды с маргарином.
Джудит, однако, не переставали мучить сомнения. На первый взгляд, Бидди, казалось, оправилась после своей утраты. По настоянию Хестер она записалась в Красный Крест и ходила к ней домой два раза в неделю, по утрам, паковать посылки для солдат, находившихся на территории Франции. Кроме того, она снова стала играть в бридж и встречаться со старыми друзьями. И все же Джудит, живущая рядом с ней изо дня в день, знала, что со смертью Неда что-то умерло и в душе Бидди и что она так и не смогла по-настоящему смириться с потерей своего единственного ребенка. В иные дни, когда светило солнце и воздух так и искрился, в ней ненадолго пробуждалась прежняя живость и она выпаливала экспромтом что-нибудь до того забавное, что они обе покатывались со смеху, — тогда на краткий миг казалось, будто ничего не произошло. Но, бывало, на нее накатывала депрессия; она валялась в постели, упорно не желая вставать, слишком много курила и все поглядывала на часы, ожидая наступления вечера, того часа, когда можно будет налить себе первую порцию виски. Джудит знала, что часто Бидди не может устоять перед искушением и «стартует» до положенного времени; в такие дни, вернувшись с прогулки, Джудит находила тетку уже сидящей в кресле со стаканом, который она нежно держала обеими руками, будто ненаглядного дитятю.
—Я просто не хочу оставлять тебя одну, — сказала Джудит.
—Я же говорю, со мной останется миссис Дэгг. И Хестер буквально в двух шагах, и мои милейшие дамы из Красного Креста. И Мораг для компании. Со мной все будет в порядке. И потом, не можешь же ты киснуть тут вечно. Теперь, когда ты кончила заниматься с Хестер стенографией и машинописью, у тебя больше нет причин сидеть здесь. Я, конечно, не хочу, чтобы ты уезжала, но ты не должна оставаться из-за меня. Посмотрим правде в глаза — мне нужно научиться быть самостоятельной. Несколько дней без тебя будут хорошей практикой.
В конце концов Джудит уступила доводам Бидди.
— Хорошо, — сказала она и с облегчением улыбнулась: сомнениям и колебаниям пришел конец, Бидди уговорила ее. Ни с того ни с сего Джудит охватил восторг, как будто она планировала пикник, что, естественно, было далеко от действительности; и хотя она с огромным воодушевлением ожидала возвращения в Нанчерроу, факт оставался фактом: двух самых дорогих людей там не будет. Тети Лавинии — потому что она умерла, а Эдварда — из-за войны. Нет, не так. Не из-за войны. Эдварда она навсегда потеряла по своей собственной глупости и наивности. Он ушел из ее жизни, и ей некого было в том винить, кроме самой себя.
И все-таки… (Это было очень веское «все-таки».) Нанчерроу был чем-то неизменным в ее жизни, и она опять туда вернется, в это прибежище комфорта, тепла и роскоши, где можно наплевать на ответственность и обязанности и упиваться ощущением, будто ты снова ребенок. Всего лишь на несколько дней. Пусть, может статься, все и будет ужасно грустно, зато она побывает там, вернется в свою «розовую» спальню, к своим любимым вещам, к письменному столу, граммофону и китайскому ларцу. Она представила, как распахнет окно и высунется наружу, увидит внутренний двор и полоску моря вдали, услышит воркование трубастых голубей, белым облаком облепивших голубятню. И можно будет похихикать с Лавди и просто побыть вместе с Афиной, Мэри Милливей, Дианой и полковником. Ее сердце переполнилось благодарностью, и она подумала, что это будет почти так же прекрасно, как возвращение в родной дом. Знает ли тетя Лавиния, где бы она ни была теперь, какой щедрый подарок сделала она напоследок Джудит?
Весь путь в Корнуолл был усеян хватающими за душу воспоминаниями. Плимутский вокзал, уже успевший примелькаться глазу, был заполонен молоденькими моряками с вещмешками — свежая партия зеленых призывников отправлялась в глубь страны. Они сбились в кучу на противоположной платформе, и раздраженный главный старшина пытался с помощью крика и угроз более или менее ровно их построить. Подошел состав «Корнуолльской Ривьеры», и они скрылись из виду за гигантским вибрирующим паровозом, но когда поезд тронулся, они все еще были там, и напоследок перед глазами у Джудит проплыла сливающаяся масса из новеньких, жестких темно-синих бушлатов и розовощеких юных лиц.
Почти в тот же миг «Ривьера» прогрохотала через салташский мост; в гавани было полным-полно военных кораблей, теперь уже не серых, а в камуфляже. А потом — Корнуолл: отсвечивающие розовым беленые домики, глубокие долины, виадуки. Остановка в Паре. «Пар… Пар… Пар, пересадка на Нью-Ки», — привычно заголосил начальник станции. Труро. Джудит увидела городок, скучившийся вокруг высоченной башни собора, и вспомнила, как они с мистером Бейнсом ездили сюда покупать граммофон и как он угостил ее обедом в «Красном Льве». Пришел на память и Джереми, ожили воспоминания об их первой встрече, о том, как он собрал свои вещи, попрощался и сошел в Труро, а она подумала тогда, что никогда больше его не увидит и никогда не узнает его имени.
И наконец, долина Хейл и синий залив; а вдалеке Пенмаррон и фронтон Ривервыо, отчетливо различаемые сквозь молодую апрельскую зелень деревьев.
На узловой станции Джудит сняла с полки свой чемодан и встала в коридоре, не желая пропустить, когда в поле зрения покажется зализ Маунт и открытое море за ним. Пляжи, мимо которых с грохотом проносился поезд, были опутаны заграждениями из колючей проволоки, имелись здесь и бетонные огневые позиции, укомлектованные солдатами, и противотанковые ловушки — все было готово для отражения атаки с моря. Но залив, вопреки всему, искрился на солнце как ни в чем не бывало, а воздух был напоен резким запахом выброшенных на берег водорослей и звенел от пронзительных криков чаек.
Афина уже ждала ее, стоя на перроне, еще издали можно было узнать ее по развевающимся на ветру белокурым волосам. Ее беременность бросалась в глаза, так как она не предпринимала никаких жеманных попыток скрыть свое положение с помощью мешковатых платьев: на ней были мятые вельветовые брюки с пузырями на коленках и мужская рубашка навыпуск с засученными рукавами.
— Джудит!
Они сошлись посредине платформы, Джудит поставила чемодан, и они обнялись. Несмотря на необычно простой наряд, от Афины, как всегда, восхитительно пахло какими-то дорогими духами.
—Боже, какое счастье тебя видеть! Ты похудела, А я потолстела. — Она похлопала себя по животу. — Разве не чудо? Становится больше с каждым днем.
— Когда роды?
— В июле. Жду-не дождусь. Это весь твой багаж?
— А ты ожидала увидеть саквояжи и картонки со шляпами?
— Машина у вокзала. Пойдем, поехали домой.
Машина оказалась для Джудит сюрпризом. Это был не массивный, величественный автомобиль, к каким она привыкла в Нанчерроу, а маленький и далеко не новый фургончик, на котором сбоку было написано большими буквами «X. УИЛЬЯМС, ТОРГОВЛЯ РЫБОЙ».
— У вас кто-то занялся рыбной торговлей? — изумилась Джудит.
— Не правда ли, это нечто? Папчик купил фургон, чтобы экономить горючее. Ты не представляешь, сколько человек можно сюда запихнуть. Он у нас всего только неделю. Надпись мы еще не успели закрасить. Я думаю, и не надо. По-моему, так будет чертовски эффектно. Мама тоже так считает.
Джудит погрузила свой чемодан в пропахшие рыбой внутренности фургона, и они тронулись. Двигатель пару раз грохнул обратной вспышкой, и машина рванула вперед, едва не задев портовую стену.
— Так хорошо, что ты приехала. Мы все ужасно боялись, что в последний момент ты передумаешь и откажешься. Как твоя тетя? Держится? Бедный Нед. Надо же такому случиться. Мы все очень переживали,
— Она в порядке. Пo-моему, приходит в норму. Но зима была тяжелая.
— Не сомневаюсь. Чем ты занималась?
— Училась стенографировать и печатать на машинке. Теперь уже ничто не мешает мне поступить на службу в вооруженные силы или подыскать какую-нибудь работу
— Когда ты думаешь это осуществить?
— Не знаю. Как-нибудь. — И Джудит переменила тему. — Что слышно от Джереми Уэллса?
— Почему ты о нем спрашиваешь?
— Я подумала о нем в поезде. Когда проезжала Труро.
— Отец его заглядывал к нам на днях — Камилла Пирсон упала с качелей и расшибла себе голову до крови. Мэри боялась, что придется зашивать, но обошлось без этого. Доктор Уэллс сказал, что Джереми бороздит Атлантику на эсминце, который конвоирует торговые суда. Особо на эту тему не распространялся, но, как видно, Джереми там несладко. A Гac — во Франции с Горской дивизией, но там, судя по всему, ничего особенного не происходит.
— А Руперт? — поспешила спросить Джудит, пока Афина не заговорила об Эдварде.
— Прекрасно. Получаю от него массу потешных писем.
— Где он находится?
— В Палестине. Какое-то место под названием Гёдера. Но об. этом болтать нельзя — мера предосторожности против шпионов. Они все еще кавалерийский полк — до сих пор не механизированы. Казалось бы, после того, что случилось с польской кавалерией, их должны были бы перевести на танки. Но военное министерство, очевидно, знает, что делает. Руперт часто пишет. Бредит будущим ребенком. Все придумывает ему жуткие имена вроде Сесила, Эрнеста и Херберта. Традиционные имена в семействе Райкрофтов. Ужас!
— А если будет девочка?
— Я назову ее Клементиной.
— Как апельсин?
— А может быть, она будет рыжей, как апельсин. Но в любом случае, прехорошенькой. Я теперь почувствовала вкус к детям, глядя на Родди и Камиллу. Мне всегда казалось, что они слегка избалованы — помнишь «концерты», которые они закатывали тем Рождеством? — но Мэри Милливей быстро научила их прилично себя вести, и они оказались очень милыми. Как ляпнут что-нибудь — просто умора.
— А Томми Мортимер?
— Он приедет завтра. Хотел привезти с собой сюртук, но папчик сказал, что это было бы слишком.
—Как странно кажется без тети Лавинии, да?
—Да. Странно. Будто в доме пустует комната — цветов нет, окно закрыто… Смерть — это так окончательно, так бесповоротно.
—Да, смерть ставит последнюю точку.
Потом, когда все благополучно завершилось, похороны Лавинии Боскавен показались всем настолько хорошими, будто она сама их устраивала. Был чудесный весенний день, роузмаллионская церковь утопала в цветах, и тетя Лавиния мирно покоилась в гробу в ожидании последней встречи со своими ближайшими друзьями.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11