То есть с американской лодкой произошло точно то же, что и с нашей К-8 в 1965 году — на ней отказал гироскоп, и развернувшаяся на 180 градусов торпеда погналась за выпустившей её же субмариной и, настигнув, разнесла в клочья! Совпало все до невероятности, только советской лодке тогда удалось уклониться от встречи со своей убийцей, а американка этого сделать не успела…
Но вот в 1969 году К-8 вышла из своего очередного ремонта и начала готовиться к первому в своей жизни дальнему походу. Невезучесть невезучестью, но надо же кому-то и в море ходить! Да и экипаж, уже порядком уставший от ремонтов и причалов, рвался в плавание.
И наконец в феврале 1970 года К-8 вышла в свой первый и последний поход…
Неполадки начались почти сразу же после выхода из базы. Фиг его знает, почему, но уже в самом начале пути от так долго ремонтировавшейся и готовившейся к походу лодки оторвался большой лист обшивки легкого корпуса. Стуча об основной корпус, как хлопающая на ветру калитка или незакрытый багажник «жигулей», он полностью демаскировал перед вероятным противником и без того довольно шумную К-8 («ревущую корову»), так что, согласно всем инструкциям, командир должен был тут же доложить о случившемся в Москву и повернуть подлодку обратно. Но он принял решение устранить неисправность прямо в море. Скорее всего, он просто побоялся, что если они возвратятся сейчас обратно в базу, то К-8 уже никогда не увидит настоящего океана. Им надо было доказать, что они ничуть не хуже всех других подводных лодок Военно-Морского Флота России. И они с большим риском и трудом все-таки сумели справиться с поставленной задачей, закрепили оторвавшийся лист обшивки, и лодка уверенно продолжила путь… к своей гибели.
Спустя два года после исчезновения в морской бездне «Скорпиона», К-8, словно бы повторяя его маршрут, пришла в Средиземное море. Причем, как и в случае с её двойником, это был её первый поход в эту зону. Далее события развиваются словно в зеркальном отражении двухлетней давности. Едва наша АПЛ проходит Гибралтар, как у побережья Тулона таинственно тонет французская подводная лодка «Эридис», относящаяся к тому же проекту, что и погибшая два года назад «Сибилла». Как будто кто-то хотел принести эти лодки в жертву вместо обреченных на заклание «Скорпиона» и К-8, — но жертвы эти приняты не были.
Выполнив в Средиземном море свою задачу, К-8 уже направлялась в обратный путь домой, когда был получен приказ изменить курс и следовать в один из центральных районов Атлантики для участия в широкомасштабных учениях «Океан». И, развернувшись, К-8 последовала в то же самое место, где два года назад исчез в глубоководной бездне «скорпион». Двойник словно звал её к себе с того света…
Беда произошла 8 апреля 1970 года. Оставшиеся в живых члены экипажа рассказывают, что незадолго до начала аварии все они собрались в первом отсеке и смотрели фильм под названием «Путь во мраке». А потом начался сильный пожар — причем сразу в первом и седьмом отсеках, чего и по сей день не смогла объяснить государственная комиссия. Три дня, теряя в огне товарищей, экипаж несчастной К-8 боролся с огнем, но в конце концов лодка потеряла плавучесть и 12 (!) апреля затонула, унеся с собой жизни 52-х моряков. И произошло это почти в том же самом месте, где и трагедия со «Скорпионом». Так перекрестились гибельные параллели двух этих атомных подводных лодок, наконец-то соединив их мертвые тела на многокилометровой глубине Атлантического океана. Казалось бы, что рок насытил себя этой страшной игрой в совпадения уже в достаточной мере, но вдруг… Ровно через 19 лет, 12 апреля 1989 года (т. е. в тот же самый день, когда пошла на дно выгоревшая К-8), неподалеку от острова Медвежий потерпела аварию новейшая советская глубоководная подводная лодка К-278 «Комсомолец». И от совпадений нельзя было не вздрогнуть! Оказалось, что обе наши подлодки потерпели аварию, возвращаясь из своего первого похода. На обеих пожар начался в кормовых отсеках и обе затонули, потеряв свою продольную остойчивость из-за попадания забортной воды в кормовые отсеки. В обоих случаях оказались погибшими командиры подлодок: на К-8, если мне не изменяет память, капитан 2-го ранга Бессонов, а на «Комсомольце» капитан 1-го ранга Ванин. В обоих случаях на борту погибших субмарин находились старшие начальники, причем в обоих случаях в одной и той же должности — заместители командиров дивизий. Оба они остались живы и были впоследствии переведены служить в Ленинград.
Кроме того, на обеих подлодках были люди с одинаковыми или почти одинаковыми фамилиями. Так, например, на К-8 был старшина 1-й статьи Колойда, а на «Комсомольце» капитан 1-го ранга Коляда — и тому, и другому удалось остаться в живых. Но в то же время на К-8 был старший лейтенант Шостаковский, а на «Комсомольце» лейтенант Шостак — и оба они погибли.
Фамилия Шостак вообще (как, кстати, и фамилия Колесников) оказалась на нашем флоте отмечена особой печатью трагичности. Первым её обладателем, насколько я помню, был знаменитый ушаковский капитан, герой штурмов Измаила и Корфу, Иван Шостак, который погиб, выйдя в Черное море из Севастополя на линейном корабле «Толгская Богородица» во время сильного шторма. Фамилию с этим же корнем — Шостаковский — носил и заместитель командира печально известного трофейного корабля «Новороссийск», затонувшего по так до сих пор и невыясненной причине в 1955 году прямо в Севастопольской бухте. Выпускниками Севастопольского же высшего военно-морского инженерного училища были погибший на К-8 старший лейтенант Шостаковский и погибший позднее на АПЛ К-278 «Комсомолец» лейтенант Шостак.
Ну как тут не поверить в мистику?..
Или вот ещё такая деталь. Единственным, кто остался живым из всего состава минно-торпедной части подлодки К-8, оказался старшина торпедистов — мичман Станислав… Неживой. Причем, что особенно удивительно, до своего похода на К-8 мичман Неживой служил на не менее печально известной среди моряков-подводников АПЛ К-19, получившей за свои бесконечные аварии кличку «Хиросима», — и он и там остался живым, хотя и попал на ней в одну из её страшных аварий!
Вот и не верь, что связь людских судеб пишется за нас Кем-то свыше…
Ну и ещё кое-что по поводу ЧП с этими подлодками. Нетрудно заметить, что на всех на них — и на К-8, и на «Скорпионе», и на «Сибилле» с «Эридисом», и на «Комсомольце» (а кроме того ещё — на К-116, К-308, К-42, К-131 и на американской АПЛ «Трэшер») аварии произошли хотя и в разные годы, но в одном и том же месяце апреле, причем АПЛ К-8 и АПЛ К-278 «Комсомолец» затонули в один и тот же день — 12 апреля. Я не случайно тогда встрепенулся, увидев в статье про Виллема Баренца дату 12 августа — число 12 вообще, как я заметил, играет какую-то особенную роль в судьбе людей в погонах. Причем не только на море, но и на суше. Так, я однажды читал, что ещё во время Первой мировой войны, 12 августа 1915 года, при проведении Дарданелльской операции, не участвуя ни в каком сражении, бесследно исчез сразу целый 5-й Норфолкский батальон в составе 122 человек. Попадались мне и другие случаи, связанные с числом 12. Скажем, в память по той же самой «Трэшер» в Портсмуте ежегодно, в каждом апреле, приспускают флаг — и делают это тоже именно 12 числа, в день, когда спасатели обнаружили на поверхности океана большое масляное пятно и прекратили дальнейшие поиски…
— …Ты, часом, не готовил себя в подводники? — не удержался как-то от вопроса Лячин, выслушав от меня очередную порцию «субмаринной» информации, и мне послышалась в его голосе доля определенной зависти. — Я вон всю свою жизнь занимаюсь этим делом, а не знаю и половины того, что ты рассказываешь!
— Нет, я вообще не люблю воинскую службу, меня тяготят все эти ограничения — подъем, отбой, жизнь по уставу… Хотя, как я сейчас вспоминаю, был у меня в детстве один случай, который чуть было не сделал из меня «подводника». Я уже и не помню точно, сколько мне тогда было — лет, наверное, шесть или семь… Наверное, все-таки ещё до школы. Помню только, что у нас во дворе тогда все вдруг принялись упражняться в остроумии, выдумывая названия всяких несуществующих кинофильмов — ну, типа там «Путешествие слона в жопе таракана» и им подобные. Дескать, а что это ты, Иван Петрович, дома сидишь, когда весь народ в кинотатр на новый фильм побежал? А что там, спросит сдуру собеседник, за фильм такой? «Яйца на проводах», захохочет остряк. Спеши посмотреть, а то оборвутся!
— Да, да, я помню, — усмехнулся командир, — было такое поветрие…
— Ну и вот, наряду с целой кучей других, вошло в оборот и название с подводной лодкой. Только и слышишь вокруг — привет, мол, куда это ты собрался? Да в кино. Какое? «Подводная лодка в степях Украины»! И — все вокруг хохочут.
— Точно, ходила такая хохма…
— Да. Но мы-то тогда ещё малышней были, и нам эта подводная лодка каким-то боком въехала в сознание… Вот. А рядом с нашим двором располагалось некое многолетнее строительство, тогда эти долгострои чуть ли не на каждом шагу встречались — до сих пор помню этот потемневший от времени, исписанный ругательствами забор, за которым несколько лет подряд рабочие сооружали какое-то здание, потом в нем, если не ошибаюсь, открыли булочную…
И, припоминая события двадцатилетней давности, я начал рассказывать историю своего первого хождения в «подводники».
…В один из погожих весенних деньков, когда земля уже вовсю покрылась яркой травой и мы сменили надоевшие ботинки на легкие сандалии, рабочие СМУ наконец-то завершили свою непомерно долгую работу, разобрали и увезли на место какого-то нового долгостроя забор, и нашим глазам открылась полувросшая в землю длинная черная цистерна с очень похожей на люк подводной лодки крышкой. Ну и, естественно, мы тут же в неё полезли.
Два моих приятеля Витька и Сашка были на год-другой постарше меня, поэтому, быстро взобравшись на верх цистерны, они довольно легко откинули закрывавший её вход «люк» и спустились по какой-то там лесенке внутрь, а я, почти уже вскарабкавшись следом за ними, вдруг сорвался с приваренных к круглой поверхности цистерны перекладинок и, царапаясь о её шершавый бок, грохнулся вниз, не знаю, как, при этом не убившись, но достаточно сильно подвернув себе ступню правой ноги. Ревя во всю глотку и зовя маму, я пополз в сторону своего подъезда, забыв и о «подводной лодке», и о нырнувших в её утробу пацанах. И только уже поздно вечером, когда я сидел дома весь в зеленке, с туго забинтованной ступней и ел перед сном свою любимую гречневую кашу, залитую холодным молоком, кто-то позвонил к нам в дверь нетерпеливым длинным звонком и, посмотрев в глазок, кто там, мама впустила в квартиру родителей Витьки и Сашки. Оказывается, что они до сих пор ещё не вернулись домой и даже не прибегали сегодня обедать, хотя никогда ещё раньше о еде не забывали! А поскольку мы играли обычно вместе, то ко мне и пришли спросить, не знаю ли я, куда они могли подеваться.
Оторвавшись от тарелки с кашей, я сказал, что после обнаружения подводной лодки я их больше и не видел, так как безвылазно сижу дома. «Он чуть себе ногу не сломал, — пояснила мама, — пришлось даже скорую вызывать. На какую-то бочку на стройке полез, да свалился с нее». «Это никакая не бочка, а подводная лодка, — пояснил я. — Из степей Украины. Витька с Сашкой в неё залезли, а я тоже хотел, но упал». «Какая бочка, где она? — встрепенулся отец Витьки. — Это не та ли цистерна, что стоит возле стройки? И ты говоришь, что они в неё залезли?» «Да-а, — с опаской протянул я, чувствуя, что сейчас мне может за что-то крупно влететь, хотя я ещё и не понимал, за что. — Но они туда сами полезли, я их не заставлял…» «Господи! Так, может, они в ней до сих пор и сидят, не зная, как выбраться? — заторопилась мать Сашки. — Пойдемте скорее туда и поглядим. У кого-нибудь есть с собой фонарик?» «Сейчас, сейчас я возьму», — неожиданно засуетилась моя мама и, накинув на плечи кофту, взяла с собой наш электрический фонарик и вышла вместе со всеми за дверь.
Отсутствовала она минут сорок, за это время успел вернуться со второй смены работавший тогда в метрострое отец и, наложив сам себе на тарелку макароны, принялся ужинать. Мне уже пора было ложиться спать, но, пользуясь маминым отсутствием как уважительной причиной, я, хотя и переоделся в свою ночную пижамку, но все еще, как говорится, тянул резину и не ложился.
И вот щелкнул в замке ключ, и я услышал, что мама вернулась. Мне было слышно, как она прошла на кухню и о чем-то долго рассказывала там отцу, потом растворилась дверь в мою комнату и они оба появились на пороге. «Я уже ложусь», — упреждая возможные упреки, доложил я на всякий случай и залез под одеяло. Отец остался стоять возле двери, а мама подошла и села рядом со мной на край кровати. «Вот и хорошо, — прошептала она. — Вот и спокойной тебе ночи.» И, крепко сжав в своей руке мою ладошку, вдруг уткнулась в мое одеяло и, мелко-мелко трясясь, заплакала…
Потом, несколько дней спустя, уже успокоившись, она рассказала мне, что в тот вечер ей пришлось помогать Витькиным и Сашкиным родителям доставать из цистерны их мертвых мальчишек, которые мгновенно задохнулись в ней от паров находившегося там ранее то ли бензина, то ли керосина, и, глядя на их остывшие фиолетовые лица, она с ужасом думала, что если бы я не упал тогда с цистерны и не вывернул себе ногу, то сейчас бы вместе с двумя их трупиками ей пришлось вынимать из чрева этой «подводной лодки» и меня.
— …Так что у меня на этот вид транспорта весьма давняя, можно даже сказать, уже укоренившаяся отрицательная реакция, и если бы происшествие с «Курском» не всколыхнуло общественный интерес к этой теме и мне не поручили в газете собирать соответствующую информацию, то сам я, скорее всего, изучением подводных катастроф и историей подводного флота заниматься никогда бы не взялся. С чего бы?..
— Ну а теперь — не жалеешь, что начал?
— Да что вы! Мне открылось столько интересного, причем материал такой, что не статьи надо писать, а романы… Вот, скажем, о Петре Грищенко вы что-нибудь слышали?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37