Пауза.
— А теперь Майкл будет вторым папой?
— Нет. Майкл — это просто друг. Тебе он нравится?
— Да, ужасно! Он такой забавный. Но второго папу я не хочу. Хватит одного.
В темноте Анна прижала к себе дочь.
— Да, хватит одного. Ну а как насчет мамы? Хочешь подобрать себе новую, про запас?
— Нет, глупенькая! — прощебетала она, по-обезьяньи обвивая Анну руками и ногами.
А Анна потом лежала без сна, думая о том, с какой легкостью переместилась она от него к ней, как разделены, не смешаны в ней оказались мать и любовница, подобно тому, как не смешиваются вода с растительным маслом — только в ней это был результат процесса скорее биологического, чем химического. Наутро, возвращаясь после того, как отвела Лили в школу, она услышала еще из-за двери телефонный звонок. Она знала, что это звонит он. Он спросил номер ее телефона, не пожелав сообщить свой. Она знала, что будет говорить ему. Смятение этой ночи научило ее всему, вплоть до того, что, как она подозревала, было их взаимной ложью.
— Доброе утро! — Голос, уже ставший знакомым, интонация первой фразы, по которой она сразу его узнала. Она удивилась той нежности, которую пробудил в ней этот голос. — Как чувствуешь себя?
— Усталой.
— Я тоже устал. — Он помолчал, и паузу вдруг заполнили его руки. Ей вспомнилось, как пальцы его скользнули ей под юбку, как гладили ее живот, чертя вдоль него линию. — Ты работаешь сегодня?
— Да. И уже собираюсь уходить.
— Жаль. Слушай. Выяснилось, что на той неделе мне опять надо быть в Лондоне. Ты сможешь освободиться?
Благодари Бога, но не его, помни это. Но было слишком поздно. Вместе со многим другим, что подарила ей эта ночь, она внезапно разожгла в ней желание большего, страсть к продолжению. Потом она придумает, чем оправдать это перед собой. Она попыталась, чтобы голос ее звучал строго и резко.
— Ладно. Только у меня есть несколько условий. Никаких обязательств, обещаний, всех этих глупостей. Знакомиться с семьей не нужно, и каждый из нас имеет право бросить все в ту же минуту, как только пожелает. Согласен?
— Совершенно согласен. — Казалось, ситуация его забавляет. — Что-нибудь еще?
— Есть и еще кое-что. Ресторан должен быть подешевле. У меня не так много денег, а чтобы платил ты, я не согласна.
— Чудесно. А в сексе нашем ты тоже хочешь что-то изменить или, может быть, в чем-то одном у нас все в порядке?
— Надо подумать. Но пока можно все оставить как есть.
— Слава богу. — Пауза. — Мы ведь подходим друг другу, правда?
— Это ведь только начало, — сказала она. — Не торопи события.
У нее за спиной из ванной донесся звук отключаемого душа. Она закрыла глаза. Через секунду она услышала шлепанье его шагов по кафельным плиткам. Войдя, он сел перед ней на корточки. Она не пошевелилась. На нем был темный купальный халат, а на руках и ногах в волосках застряли капельки воды. Он с улыбкой отвел с ее лица влажную прядь волос, выбившуюся из-за уха. Она по-прежнему не реагировала. Было темно, и она почти не видела его глаз. Он нежно поцеловал ее, потерся губами о ее губы, ожидая, что она подхватит игру и сделает то же самое. Начав, она внезапно отстранилась. Вновь откинулась на спинку кресла, закрыла глаза.
Склонившись к ней, он снова поцеловал ее, на этот раз поцеловал ее лоб. Она поморщилась, словно ей стало больно. Открыла глаза и устремила их вверх, к его склоненному лицу. Он взял ее руку и провел его у себя под халатом, между ног, где уже ощущал возбуждение. Оба улыбнулись — и его призыв, и ее прикосновение намекали скорее на уют, чем на вспышку страсти.
— Ты такой прохладный, — сказала она.
— Это ненадолго. Тебе уже опять жарко.
— Мм... — Она не то вздохнула, не то тихонько застонала.
— Ты не плохо себя чувствуешь? Ответила она не сказу.
— Не знаю.
— Почему бы тебе не лечь?
— Мне все-таки надо было позвонить. Он провел пальцем по ее лицу.
— Все хорошо. С ней ничего не случится. Ты же сама говорила. А утром позвоним.
— Ты должен был разбудить меня.
Он улыбнулся.
— Ты проспала всего-то около часа. Ты была такая усталая.
Она проигнорировала его слова.
— Я чувствую себя виноватой перед ней.
На секунду он задержал на ней серьезный взгляд.
— Знаешь, что я думаю, Анна? — сказал он, медленно проводя пальцем по ее плечу. — Я думаю, что виноватой ты себя чувствуешь потому, что, положа руку на сердце, не имеешь ничего против того, что ее здесь рядом нет.
— Ну... — Она сидела неподвижно, переживая этот удар под дых. Близость их позволяла ей признать его правоту и не отнекиваться. — Если так пойдет, то еще немного — и я, наверное, стану бояться тебя.
Он улыбнулся.
— Что ж такого? Не привыкла к соперничеству?
— Не льсти себе.
Она огляделась. В сумраке кафельный пол можно было принять за каток — ледяная поверхность, покрытая бледной туманной изморозью. Кажется, такой соблазнительной прохладой веет от нее, подумала она, но это обманчиво. Так вот и тонут люди. Путают восторг и безопасность.
Встав, он хотел было уйти.
— Нет! — Она преградила ему рукой путь. — Не уходи!
— Я устал, Анна, — мягко возразил он. — Я хочу спать и хочу, чтобы ты тоже легла и спала рядом со мной.
Когда в последний раз лежала она рядом с мужчиной, с которым бы ей хотелось проснуться в одной постели? Во всяком случае, так давно, что не упомнишь.
— Я еще не могу лечь. Не знаю, как перебраться через этот пол.
Если слова ее и показались ему странными, виду он не подал. А может быть, он и понял ее. Он опять уселся у ее ног, на этот раз положив голову ей на колени. Волосы его были прохладными, влажными и холодили жар ее ног и живота. Она положила ладонь ему на затылок и медленно гладила его голову, а потом, наклонившись, притянула к себе его всего. Долго они оставались в этой позе. Свет в комнате переменился, ночной сумрак стал редеть, наполняясь первыми предвестниками летнего рассвета. Руки ее скользнули ему под халат и гладили его спину, ласково массировали, ниже и ниже, пока не достигли расщелины между его ягодицами. Она надавила сильнее, проникая пальцем в самое отверстие. Он застонал от этого прикосновения и, подавшись вверх, ринулся ей навстречу, обхватил ее. Когда тела их тесно соприкоснулись, он распахнул халат и прижал ее к себе под халатом.
— Идем в постель.
— Ладно. Только не спать. Он засмеялся.
— Думаю, шансов на это у нас маловато. Знаешь, мы будем вести себя как давным-давно женатая пара. Я поставлю будильник.
После они уснули, свернувшись калачиком в разные стороны, разомкнув объятия лишь в поисках более привычного простора для сна, или же, возможно, из-за жары.
На рассвете он тихонько встал и закрыл наружные ставни, чтобы солнце не мешало им. В комнате опять стало темно. Она не проснулась. В 6.37 утра слишком многие во Флоренции встают одновременно, и напряжение в сети не выдерживает — начинаются секундные отключки. Радиобудильник возле кровати замигал — выключился, затем опять включился, стирая из электронной памяти данное ему до этого распоряжение, цифры на нем хаотически запрыгали. Раздался сигнал — печальный, виноватый. Никто не проснулся от этого сигнала.
Дома — Суббота, утром
Я всегда считаю, что ироническое отношение к полицейским, в общем, оправдано: в молодости ты видишь в них воплощение власти, от них так и несет этой властью — ведь они стоят на страже законов, которые ты сплошь и рядом нарушаешь, и мешают тебе соблюдать твои собственные законы. Потом ты становишься старше, а они все так же молоды, и ты не доверяешь им уже по этой причине. Но когда что-то случается и ты нуждаешься в помощи, которую, кроме них, тебе оказать некому, все-таки всегда есть шансы, что полицейские, к которым ты обратишься, окажутся не столь уж продажными и коррумпированными, как их изображает телевизионная хроника, что встретишься ты с людьми обычными, похожими на тебя, так же озабоченными своей работой, своими невзгодами, обуреваемыми своими мелкими страстишками, поддающимися таким простительным мелким грешкам. Совсем как ты или как эти два молодых человека с гладкими лицами, появившиеся в дверях в это утро, слегка взмокшие в своих тяжелых мундирах, с касками, которые они держали под мышкой, и ореолом корпоративности вокруг головы.
Оба мы, я и Пол, были к тому времени не в лучшей своей форме. Встали мы после бессонной ночи. За ночь я столько раз слышала, как к дому подъезжает машина, что не могла бы сейчас сказать, когда это было на самом деле, а когда только снилось, но, проснувшись, как от толчка, от какого-то шума в кухне, я постаралась не обольщаться, чтобы после не разочаровываться, выяснив, что это всего лишь Пол.
Он сидел за столом с кофейником и телефонным справочником, и я ощутила в нем какую-то новую напряженность, беспокойство, словно за ночь обуревавший его страх пересилил надежду, и его волновало, что, ожидая слишком долго, мы совершили ошибку. Вероятно, точно такое же беспокойство он заметил и во мне, потому что, едва встретившись со мной взглядом, он потянулся к телефону. Но он не успел — телефон сам зазвонил, как только он прикоснулся к нему. От звонка мы оба вздрогнули. Он поспешно схватил трубку, и я расслышала в телефоне женский голос. Конечно, подумала я, она вернулась. Я знала, что так и будет! Но в эту секунду Пол дал мне знак — покачал головой.
— О, Патриция, здравствуйте! Как доехали? Прекрасно, прекрасно... Нет, нет, ничего. — Пауза. — Нет, с ней все хорошо. Она еще спит. Да, я знаю, мы уже говорили об этом, и я думаю, пора действовать. Ага, прилетела, вчера вечером. Хотите поговорить с ней?
Он передал мне трубку. В ней зазвучал приятный голос Патриции, негромкий, мягкий, таким я представляю себе ирландский деревенский пейзаж, луга, омытые дождем (понимая, что думать так — значит предаваться сентиментальности, я ни за что не призналась бы в этом самой Патриции), голос какой-то очень терпеливый, что ли... Говорила она от своей сестры, из дома в пригороде Дублина, и за ее речью прослушивались звуки праздничного утра, когда примеряются шуршащие свадебные наряды и в воздухе пахнет лаком для волос.
Она чувствовала себя обязанной повторить мне все то, что сказала Полу. Было ясно, что она боится, что в происходящем есть и ее вина тоже. Анна уезжала так неожиданно, так впопыхах, что ей кажется, она могла перепутать день и час прилета. Патриция точно помнила, что она сказала: в четверг, вечером, но после того, как она не появилась, Патриция засомневалась — может быть, она имела в виду пятницу. Надо было ей раньше позвонить Полу или же проверить оставленный телефон отеля... Судя по всему, страх, как искра зажигания в бензиновом баке, мгновенно перекинувшись, теперь охватил нас всех.
Я сделала все возможное, чтобы успокоить ее. Я так и видела ее у телефона — маленькую энергичную женщину лет пятидесяти с небольшим. Наверное, она уже оделась по-праздничному. Интересно, наденет ли она в церковь шляпу? Возможно, и наденет. Католическая свадьба требует соблюдения католических обычаев. Думаю, шляпа ей не пойдет — слишком низкорослая. Впрочем, она никогда особенно не заботилась о том, как будет выглядеть.
Патриция была типичной кумушкой той поры, когда феминизм еще не явился в современный мир для того, чтобы расколоть его, расщепить, как расщепили атом. Такие женщины отлично знают, чем выводятся пятна ржавчины с цветной ткани, но никогда не станут сами заполнять свою налоговую декларацию, так как это мужская работа. Она родила и вырастила троих и согласилась нянчить Лили, так как еще не исчерпала в себе запасов материнства, и сразу же, с тех пор, как Лили исполнилось шесть месяцев, стала неотъемлемой частью нашей необычной семьи поначалу в качестве няни на полный день, потом же — няни на вторую половину дня и в каникулы. Любовь наша была взаимной. Нет такой вещи, которую Патриция не сделала бы для этой семьи, и самым горьким было то, что сейчас она не могла ничего сделать.
Я сказала ей, что в случае нашего обращения в полицию им может понадобиться сверить с ней какие-то детали, и спросила, разрешает ли она дать им телефон сестры. Она сказала: да, но дома никого не будет до самого позднего вечера, и помним ли мы, что в одиннадцать часов у Лили занятия в бассейне и что мама ее подружки Кайли заедет за ней в половине одиннадцатого, а костюм Лили — в ванной на крючке возле стиральной машины. Я соврала ей, сказав, что мы все помним и пусть она выкинет сейчас эти заботы из головы, а в понедельник днем, когда она вернется, мы все, в полном составе, увидимся с ней. И пусть она передаст племяннице наши поздравления и наилучшие пожелания. Я положила трубку и сказала Полу, что, по-моему, нам следует позвонить в полицию немедленно.
Я заваривала чай, пока он звонил в полицию. Наконец я услышала, что он дозвонился. А ведь кто-то сидит у телефона и целый день отвечает на подобные звонки, это его работа, подумала я. Пол отошел в угол комнаты, чтобы не смотреть на меня, и, отвечая на вопрос полицейского, назвал себя близким другом семьи. Он говорил и что-то еще, когда в дверях показалась Лили.
— Привет, Лил! — громко сказала я, так как Пол не видел девочку. — Судя по твоему виду, ты проголодалась.
Обернувшись, Пол помахал девочке рукой и пошел с телефоном в сад. Лили проводила его взглядом, после чего шмыгнула внутрь и уселась за стол.
— Завтракать будешь? — предложила я. — Как насчет блинчиков? Я замешу тесто, если ты мне поможешь разбить яйца.
— Сегодня суббота, — объявила девочка. — У меня утром занятия по плаванию. Мама сказала, что к занятиям она будет дома и отвезет меня.
— Ну, дорогая, она не сможет это сделать. Вместо нее ты поедешь с Кайли и ее мамой.
Девочка насупилась.
— Но она обещала! — Я ожидала, что девочка раскапризничается, но вместо этого она сказала: — А почему ты или Пол не отвезете меня?
Снаружи доносился голос Пола:
— Да-да! Прекрасно. Мы будем здесь. Спасибо.
— Лили спрашивает, не отвезем ли мы ее в бассейн к одиннадцати, — сказала я, когда он вернулся.
Пол, звучно щелкнув, повесил трубку.
— Нет, постреленок. Эстелле и мне предстоит работа. Но, думаю, потом мы сможем заскочить в «Макдоналдс».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38