Все замечательно, приятный магазин 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

— И все равно служба продолжалась. Отец Жан был на все готов ради мессира Одо. Мне было так жаль его, когда после нашего отъезда епископ посадил беднягу в тюрьму. Тем не менее дела в замке шли нормально, так что вы можете не беспокоиться о добродетельности госпожи Анны.— Об этом я не беспокоюсь, — сухо ответил Рожер, — но вижу, что ее детство сильно отличалось от моего. Теперь я понимаю, почему ей так хочется получить замок в этих горах и жить за счет грабежа соседей. Я хочу, чтобы вы поговорили с ней откровенно. Постарайтесь объяснить ей, что война дело не женское и что сохранить мир можно только одним единственным способом: выполняя взятые на себя обязательства. Если хотите, расскажите ей о нашей беседе и сошлитесь на то, что исполняете мое поручение.Он надеялся, что к голосу своей камеристки Анна прислушается более внимательно, чем к советам молодого и неопытного мужа. А госпоже Алисе выбирать не приходится: либо она будет повиноваться, либо отправится на все четыре стороны. Он ничего ей не должен.Обед удался на славу. Он продолжался, пока пилигримы не наелись до отвала. У всех было праздничное настроение. Днем устроили товарищеский рыцарский турнир, потому что драться всерьез с риском покалечить последних оставшихся в строю боевых скакунов было бы неразумно. Рожер в турнире не участвовал. Он сидел рядом с женой и следил за соревнующимися. Анна досыта наигралась в игры, сопровождавшиеся поцелуями, и сидела спокойно. Но воинские забавы, а особенно синяки, полученные выбитыми из седла рыцарями, доставляли ей огромное удовольствие. Глаза Анны заблестели, щеки заалелись, и она стала такой красавицей, что у Рожера учащенно забилось сердце. Вдруг оживление сошло с ее лица, она слегка вздрогнула и сказала:— У нас дома часто проходили турниры. Как давно это было! Неужели нам придется еще год тащиться через эти горы?— Дорогая, этого не надо знать никому из пилигримов, в том числе и мне. Но когда мы возьмем Антиохию, скорее всего, настанет передышка.Никогда еще Рожер не видел жену подавленной. Он удивился, но не стал доискиваться причины. Анну разозлило его безразличие.— Ты не понял, — с несчастным видом ответила она. — Ты прошел через мирную Италию, провел зиму у родственников, а когда прибыл в Византию, договор с императором был уже подписан. А мы шли через Славонию осенью, когда горные реки разливаются. Горцы сбрасывали на нас огромные камни, мы мерзли и голодали, а лошади то и дело сбивали себе ноги. Когда мы достигли Византии, греки встретили нас как чужих, и нам пришлось выбирать между грабежом и смертью от голода. С тех пор как мы покинули Ломбардию, нам все время грозили смертельные враги, но тогда рядом был Жиль. А теперь паломников становится меньше и меньше, и каждый шаг уводит нас все дальше от Прованса.Она заплакала, и Рожер не знал, как ее успокоить. Вдруг его осенило.— Радость моя, сейчас эта страна враждебна нам, но вскоре все изменится. Когда пилигримы поселятся в здешних замках, тут будет вторая Франция. Турки боятся встретиться с нами лицом к лицу, а каменные стены этих городов сдержат их. Забудь свои страхи! Лучше посмотри, как наш нормандец выбил из седла этого толстого брабантца!— Конечно, я ничего не боюсь — я ведь дочь барона! Просто мы слишком далеко от дома… — всхлипывая, говорила она. — Я расстроилась еще и из-за того, что мне сказала Алиса. Она говорит, ты считаешь меня язычницею, а замок отца — разбойничьим притоном. Но мы только защищались от врагов. И отлучение давно снято и с меня, и с моего отца. Бедный Жиль все уладил, когда я вышла за него замуж. И зачем тебе понадобилось тайком от меня разговаривать с камеристкой?Рожер подавил раздражение: его жена умела в мгновение ока превращаться из испуганной девочки во взрослую даму, защищающую свое достоинство, и ему приходилось отвечать сразу обеим. Возможно, он был не прав. Ему пришлось улыбнуться и примирительно заговорить согласным тоном.— Пожалуйста, дорогая, не думай, что я дурного мнения о твоей семье. Твой отец — честный человек, он отстаивал свои права, и я охотно признаю, что граф мог ошибаться. Ты добрая христианка, вот и госпожа Алиса сказала, что ты никогда не пропускала мессу. Я люблю и уважаю тебя. А смелостью ты превосходишь всех женщин, равных тебе по рождению. Ну же, перестань плакать и полюбуйся турниром!Призыв к родовой гордости сделал свое дело. Она икнула и нерешительно улыбнулась.— Милый, это путешествие совершенно измучило меня. Когда настал праздник, я вдруг ударилась в слезы! Наверное, эта старая дура Алиса неправильно поняла твои слова. Я уверена, что ты сумеешь меня защитить, и эти отважные рыцари — тоже. Жаль только, что их так мало. Похоже, наше войско тает. Теперь мы все помещаемся в одном лагере.— Да, нас день ото дня становится меньше, — хмуро подтвердил Рожер. Он и сам это заметил. — Люди умирают от болезней, а кое-кто дезертирует, вроде моего Годрика, оставшегося в Никее. Ты знаешь, что я выступил в поход с двумя слугами и тремя лошадьми? Но не хватает и многих храбрых рыцарей. Однако не горюй — скоро и мы будем скакать по собственным землям!Эта мысль утешила Анну как нельзя лучше. Разве можно быть несчастной, думая о своем лене? Через минуту она с увлечением обсуждала стати лошадей, участвовавших в турнире.Рожер тяжело задумался. Анна была непоколебимо уверена в том, что святое паломничество — это всего лишь средство обеспечить землями нищих рыцарей Запада, но предпочитала не спорить с мужем, когда он начинал разглагольствовать об их долге перед восточными христианами. А страхи ее быстро пройдут: все пилигримы подвергались серьезной опасности с тех самых пор, как покинули Европу, и привыкли смотреть ей в лицо.Он любил жену. И все же ему было бы легче, если бы с ней не приходилось разговаривать. Другие даже не пытались делать вид, что прислушиваются к женским советам. Но тогда их брак потеряет всякий смысл. Лучшие труверы Запада собрались в их войске. Они воспевали любовь с не меньшим пылом, чем войну, однако это была совсем не та любовь, которая соединяет мужа и жену. В мире, где браки заключаются родителями по денежным или дипломатическим соображениям, любовь превращалась в нечто неосязаемое. Куртуазность требовала от мужчин соблюдения определенных правил политеса. Они должны были поклоняться женщине как неземному существу, а супружеские пары строили свои отношения так, чтобы не нарушать уединение друг друга. Рожер же весь день скакал рядом с женой, ночью делил с ней ложе и не отходил от нее ни на шаг. Жизнь была бы куда легче, если бы Анна на время онемела.
* * *
Чем ближе становилась Антиохия, тем медленнее продвигались паломники. Дорога становилась все круче. Поступили донесения, что впереди стали появляться турецкие всадники, и Рожеру вместе с другими рыцарями — теми, кто успел обзавестись местными лошадьми, — пришлось отправиться в авангард. Их прозвали «туркополами», или «турецкими жердями», потому что владельцам низкорослых турецких лошадок волей-неволей приходилось сражаться на местный манер: щиты и копья они оставляли в обозе и везли с собой лишь короткие луки. Рыцари не умели стрелять назад или вбок, как это делали турки, но их доспехи были непробиваемы для стрел, а враг, не понимая этого, держался на почтительном расстоянии.Войско стало многочисленнее, чем раньше. К колонне пехоты примкнуло много местных христиан, а из Киликии, покрывшейся сетью гарнизонов графа Танкреда, выходили небольшие группы оказавшихся лишними рыцарей и арбалетчиков и быстро догоняли неспешно передвигавшихся паломников. Даже от Балдуина, создавшего и наполовину покорившего графство Эдесса, то и дело прибывали люди. Приближалась решающая битва, и каждый пилигрим пытался встретить ее во всеоружии.На закате девятнадцатого октября Рожер возвращался в лагерь. Весь день впереди на безопасном расстоянии маячили турецкие всадники. Рыцарей сменили пикеты местных христиан, и «туркополы» получили передышку до завтра. Анна уже выбрала местечко для ночлега, и он быстро разыскал ее разведенный неподалеку от кухни и укрытый от ветра костер. Когда он спешился, кто-то из толпы окликнул его по имени. Это оказался кузен Роберт собственной персоной. Он был одет в длинную тунику из красного шелка и прямо-таки мучился от самодовольства.— Здравствуй, братец! — ответил довольный Рожер. Он был рад увидеть знакомое лицо в шумной, безымянной толпе. Но когда они обнялись, юноша постарался сдержать свой порыв. Он завидовал Роберту, бросившему войско ради собственной корысти, и презирал его за это. Забыв, что сам готов был присоединиться к нему и только потом вспомнил о необходимости выполнить свой долг, он решил держаться с отступником сухо, но голос выдал его волнение. — Добро пожаловать, кузен. Что за прекрасная туника и как она тебе к лицу! Вижу, голодать вам не приходилось. Но и я получил кое-что от этого похода. Госпожа де Бодем, могу я представить вам моего итальянского кузена, Роберта де Санта-Фоска? Роберт, это госпожа Анна де Клари, моя жена.Роберт по-братски поцеловал ее в щеку.— Как чудесно, госпожа, встретить прекрасную даму в этих безлюдных пустынях! Вы должны рассказать мне о своих приключениях. Будем говорить по-французски или вы предпочитаете итальянский? — Анна слегка нахмурилась, пытаясь понять его скороговорку. — Ах, вы родом из Прованса, страны поэтов? Ну что ж, я немного говорю и по-вашему. Рожер, как же ты общаешься с женой? Или ты ее безмолвный и суровый повелитель?Он наступил брату на больную мозоль. Многие северные французы говорили на лангедокском наречии, изысканном языке любви и поэзии, и Рожер ощущал недостаток воспитания каждый раз, когда не мог понять какую-нибудь цветистую фразу; но жена была обязана изучить язык мужа. чтобы не оставаться в стороне от разговора, он перешел на медленный, но правильный северофранцузский.— У нас не было приключений. Мы оставались с войском, а это означало тяжелый поход и скудную пищу. Расскажи нам лучше о графе Танкреде и о том, как ты раздобыл эту шелковую тунику. Ведь пока мы пробирались через эти холмы, ты завоевывал графства и освобождал города.Роберт напыжился словно трувер, приступающий к чтению стихов, положил руку на бедро, отвел ногу в сторону и принялся рассказывать.— Верно, мы освобождали города, но кое-где нас не считали освободителями. Ты можешь представить себе игру в шахматы, когда за доской сидят четверо и каждый играет против трех остальных? Вот в такой ситуации оказались турки, армяне, лотарингцы и мы. При этом у несчастных турок не было никаких шансов: они думали только о том, чтобы сдаться западному рыцарю, который спас бы их от гнева местных христиан. Граф Танкред вел нас сначала к Тарсусу, гарнизон которого готов был сдать город, хотя у нас была всего сотня рыцарей, но внезапно появился граф Балдуин с гораздо большими силами: у него было по меньшей мере пятьсот рыцарей. Турки моментально удрали, и стены заняли местные жители, которым захотелось выбрать правителя из армян. Однако вокруг собралось слишком много западных рыцарей, и они начали было штурмовать наименее укрепленную стену. Но тут граф Балдуин пригрозил, что осадит город, если мы вздумаем его захватить, и нам пришлось отступить. Та же история повторилась в Адане: турки бежали, а армяне отказались пустить нас в город. В Мамистре турки замешкались и бежали в одни ворота, а мы в это время входили через другие. Только мы там обосновались, как подошел граф Балдуин и начал обстреливать стену. Но это было уже чересчур: даже его собственные вассалы плакали от стыда. В конце концов удалось договориться. Нас было меньше, но мы владели крепостью, и граф Балдуин оставил город в покое. Теперь граф Танкред стал князем Александрийским Имеется в виду Александрия Сирийская или Александрет, ныне Искендерон (Турция).

, а лотарингцы будут создавать свое графство в Эдессе, если сумеют ее захватить.— Не очень-то это похоже на паломничество, — процедил Рожер сквозь зубы. — Слава богу, вы помирились раньше, чем пролилась кровь. Я рад, что мой герцог не стал вмешиваться в это грязное дело.— Меня удивляет, — быстро сменила тему Анна, — что турки всюду бежали перед вами. Ведь эти города могли бы держаться очень долго. Значит, все наши трудности позади: нам нужно только добраться до Антиохии и Иерусалима, затем поселиться там и разбогатеть.— Надеюсь на это, госпожа, — ответил Роберт. — Но местные христиане говорят, что Антиохия укреплена значительно сильнее, чем все города, виденные нами до сих пор, и что турки собираются защищать ее. Враг не знает, доколе мы будем гнаться за ним, и чувствует, что должен где-то остановиться. Нашим вождям следовало бы сообщить им, что Антиохия — конечная цель пилигримов, они сдадут ее без боя, если сумеют сохранить остальную Сирию.— Мы не можем сделать этого, — быстро возразил Рожер. — Слишком многие хотят дойти до Иерусалима. Как вожди сумеют остановить нас, пока он не завоеван?— Нет, — сказала Анна, — если турки будут отступать, это войско никогда не остановится. Как бы то ни было, нам нужна земля, и мне кажется, что замок Рожера лежит в стороне от маршрута паломников.— Я понимаю вас, госпожа, — с улыбкой ответил Роберт. — Идеальное место для замка находится там, где можно устраивать набеги на вражескую территорию и где враг не сможет его осадить, верно?— Пожалуй, да, но у меня ведь нет замка, — парировал Рожер. — И пока не закончится война, его и не будет. В конце концов я могу защищать стены Иерусалима, кому бы он не достался.— Это было бы очень благородно, — вежливо заметил Роберт, — хотя и не слишком выгодно. Однако, кажется, пора ужинать. Нет, благодарю, я не останусь. Ваш паек не рассчитан на незваных гостей. Возможно, мы сумеем вместе пообедать, когда остановимся в деревне побогаче.Он попрощался и важно удалился, красуясь развевающейся туникой.— Красивый мерзавец, — сказала Анна, глядя ему вслед. — Эти итальянские норманны — отъявленные бандиты, по которым плачет веревка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49


А-П

П-Я