– Через год будет двадцать, – кивнул он, пристально глядя на меня. – Мы познакомились в семьдесят девятом, тогда еще май был безумно жаркий, а я потом все лето провел в Москве, работа подвернулась. А ты в Крым ездила, так?
Наши глаза встретились. Я поняла, что мы одновременно вспомнили одно и то же: летнюю встречу в Москве и мой рассказ. Не знаю, как это объяснить, но мне почудилось, что в комнате ударила молния. Все поплыло, заволоклось какой-то зеленоватой дымкой – и пропало.
Очнулась я на диване и сразу даже не поняла, где именно нахожусь. На лбу лежало что-то холодное, я потрогала и обнаружила то ли салфетку, то ли полотенце. И тут же надо мной склонился Павел. Нельзя сказать, чтобы лицо у него было приветливым, скорее – хмуро-настороженным.
– Так, – констатировал он, – очнулись? Сейчас я отвезу вас домой и уложу в постель. А еще лучше – помещу в больницу и спокойно займусь делами. Вы будете под надежным присмотром и уж точно больше не наделаете никаких глупостей. Заодно обследуетесь.
– Какая больница? – простонала я в совершенном ужасе. – Не надо никаких больниц, мне просто на минутку стало дурно. Я вообще сегодня себя неважно чувствовала, а после кладбища, разговоров…
– Рюмки водки на голодный, как легко догадаться, желудок, – сухо продолжил Павел. – Хорошо, с больницей мы решим потом: днем раньше, днем позже – это уже не принципиально. Но сегодня и завтра – постельный режим. В противном случае, Наташа, я вам обещаю тюремный изолятор, потому что иначе вас просто невозможно контролировать.
Я угрюмо молчала. Ответить мне было нечего, я чувствовала себя не только виноватой, но еще и непроходимо глупой. Ну, это уже, конечно, диагноз, ничего тут не поделаешь. А еще мне было страшно, и при мысли о том, что нужно будет снова общаться с Володей, говорить какие-то слова и изо всех сил прятать жуткую догадку, я просто впала в панику, которая не замедлила отразиться на моем лице.
– Мы уйдем не прощаясь, – прочитал мои мысли Павел. – Вам сейчас не до светских условностей. Есть у вас кто-нибудь, кто мог бы побыть с вами пару дней? Одной вам оставаться нельзя…
– Только Галка, – вздохнула я. – Приеду домой, позвоню ей, может быть, она сможет.
Павел протянул мне свой сотовый телефон.
– Звоните. Договаривайтесь, я готов ее сам привезти, чтобы быть спокойным. Далеко она живет?
– Около Курского вокзала. У нее своя машина, только я не уверена, что сейчас застану ее дома.
– Ната, я могу сегодня побыть с тобой, – раздался голос, который я вовсе не желала слышать. – Дел у меня никаких нет, а ухаживать за больными я умею.
– Спасибо, Володя, – ответил за меня Павел, – но, по-моему, Наташе сейчас лучше побыть с кем-то, кто не напоминал бы ей о всех прошлых событиях. Мне, во всяком случае, так представляется как врачу.
– Да-да, – ухватилась я за эту идею, – я позвоню своему знакомому, он рядом со мной живет. И Гале. Так что все будет в порядке.
Я упорно не смотрела на Володю, но чувствовала, что он-то с меня глаз не сводит. От этого все внутри у меня дрожало противной мелкой дрожью, а по спине разливался жуткий холод. Вот когда я на собственной шкуре испытала, что означает умирать от страха. В буквальном смысле этого слова. Руки тряслись так, что Галкин номер телефона я набрала с третьей попытки, хотя давным-давно могла это делать вообще с закрытыми глазами.
– Выезжаю, – отрезала Галина, услышав мои сбивчивые объяснения. – На ночь остаться не смогу, но до позднего вечера пробуду. Тарасов меня потом заберет.
– Ну вот и все, – сказала я Павлу, возвращая ему трубку. – Галка будет у меня через час.
Остальную информацию я придержала при себе, памятуя угрозы больницы и тюремного изолятора. Ни то ни другое мне не улыбалось в принципе. Насчет тюрьмы не знаю, но больниц я боюсь еще больше, чем… Ну, чем всего остального.
Почти всю дорогу до моего дома мы с Павлом молчали. То есть я молчала, а он несколько раз говорил с кем-то по телефону и при этом все больше и больше мрачнел. В конце концов я набралась смелости и спросила, что на сей раз не так. Не сомневалась, что услышу еще об одном трупе из моего близкого окружения, – у страха, как известно, глаза велики. Но ошиблась:
– Все так, нормальная работа. Как обычно, приходится делать несколько дел одновременно, и вот теперь я ломаю голову, как все это совместить. Вашего дорогого приятеля пока задерживать не за что: на время пожара на Рождественке у него железное алиби, проверили. Сведения на дискете нуждаются в дополнительных доказательствах, потому что Лариса могла все придумать просто из чувства мести. Ну, а гибель вашего родственника… То, что ее обстоятельства совпали с событиями двадцатилетней давности, бесспорно, улика, но уж очень ненадежная. Так что на первый взгляд густо, а если внимательно присмотреться – почти пусто.
Как говорил в таких случаях Валерий: «Убедительно, но бездоказательно». А мой страх к делу вообще не пришьешь, потому что я даже толком не могла объяснить, чего именно боюсь. И к тому же с некоторым запозданием сообразила, что если Павел так настаивает на том, чтобы меня кто-то опекал, точнее, чтобы я ни в коем случае не оставалась одна, значит, у него тоже есть причины тревожиться за мою безопасность. Непонятно, правда, почему это вообще его должно беспокоить, но лишний раз спрашивать об этом мне не хотелось. Уверена, он ответил бы мне что-нибудь вроде того, что Андрей, мол, как бы доверил меня ему, а он… В общем, ничего конкретного я бы наверняка не услышала, так что даже попыток делать не стала.
Павел практически сдал меня с рук на руки Галине, которая приехала почти одновременно с нами, довольно сдержанно распрощался и отбыл на своем шикарном автомобиле. А Галка в считанные мгновения навела порядок в моей кухне, заварила крепкий чай, силком заставила съесть привезенный с собой салат и какой-то заморский то ли фрукт, то ли овощ под названием «авокадо» – в общем, как всегда, была при деле и распространяла вокруг удивительную ауру надежности и здравого смысла. Мне даже странным показалось, чего я так перепугалась, до обморока. Жизнь-то продолжалась.
– А теперь рассказывай, что еще стряслось, – потребовала Галка, когда я, по ее собственному выражению, стала похожа на человека, а не на тряпичную куклу.
Требование это было более чем справедливым, потому что по телефону я ей сказала только, что мне стало дурно, и попросила побыть со мной. Поэтому она бросила все свои дела и примчалась, не тратя времени на дальнейшие расспросы. Галка была не менее любопытна, чем все нормальные люди, но умела это самое любопытство сдерживать, если нужно было действовать. Чему я сама безуспешно пыталась подражать, но – что выросло, то выросло, как говорит один из моих любимых литературных персонажей, супермен и покоритель женских сердец, полковник Лев Иванович Гуров.
Я рассказала, пытаясь свести эмоции к минимуму, а информацию – к максимуму, но в результате, естественно, все получилось наоборот. Так что Галке пришлось – как всегда! – отделять в моем рассказе зерна от плевел и выстраивать отдельные фрагменты в четкий логический ряд. И, как всегда, ей это удалось, хотя я – опять же как всегда! – и в толк взять не могла, каким образом.
– Значит, доказательств причастности Володи к пожару нет? Меня это не удивляет, если честно. Насколько я помню, он слишком умен, чтобы оставлять такие доказательства.
– Так ты считаешь, что он мог это сделать? – с тоской спросила я, чувствуя, что остатки моей уверенности в невиновности Володи бесследно улетучиваются. – Но это же ужасно!
– Веселого, конечно, мало, – согласилась моя подруга. – Но пока я не вижу поводов для паники. Просто тебе ни на минуту не нужно оставаться с ним наедине. Не принимай никаких его приглашений и сюда, естественно, не пускай.
– Не совсем же я безмозглая в конце концов, – буркнула я.
– Не совсем. Но в значительной степени. И не строй оскорбленную мину, ты знаешь, что я права. Для меня совпадение деталей двух убийств – бесспорная улика. Володя же не профессиональный киллер, он прежде всего логик, я помню, меня-то он в свое время пленил именно безукоризненным мышлением…
Я не сдержалась и хихикнула. Галка посмотрела на меня с негодованием:
– Не понимаю твоего веселья. Да, он был видным парнем, не спорю, но ты же знаешь, что для меня в человеке интересен интеллект, а остальное – второстепенно. В твоего Валерия, кстати, я влюбилась если не с первого слова, то с первой фразы, умнее его только Тарасов…
– Умнее его никого нет, – тоскливо сказала я. – И уж точно не будет, во всяком случае, в моей жизни. Если вообще кто-то будет.
– А как же Масик? – ехидно спросила Галка. – Вы же с ним только и делаете, что умные разговоры ведете.
– Вели, – поправила ее я. – Но и это в прошлом. И бог бы с ним, была, как говорится, без радости любовь, так что и разлука прошла без печали. Извините за внимание, спасибо за беспокойство, простите, что без скандала обошлось. Если вдуматься, зачем ему легкомысленная и меркантильная особа? У него, наконец, мама есть, не говоря уже о телевизоре.
– Не понимаю, – протянула Галка, недоверчиво глядя на меня, – легкомысленная, это еще может быть… иногда, но меркантильная… Ты в своем уме, подруга?
– В своем, в своем, – заверила ее я и не без удовольствия рассказала детали сцены расставания с Масиком. К концу рассказа Галка уже почти рыдала от смеха, а отсмеявшись, сказала, что во мне погибла великая актриса. Комедийная, естественно.
– Кстати, о легкомыслии, – заметила она, – а что это за Андрей около тебя крутится? И с какой целью?
Я пожала плечами.
– Спроси у него сама. Мне он один раз ответил, что он за мной ухаживает, больше я к этому разговору не возвращалась. Да и не до того было, если честно.
– Он тебе нравится?
– Нравится, не нравится, – разозлилась я, – ты, Галка, иногда бываешь совершенно невозможной. Мне сейчас только романа не хватает для полного счастья. Больше мне делать нечего. У меня работы полно, никто меня на содержание не возьмет.
– Чем объяснишь? – невозмутимо спросила Галка. И мы обе расхохотались.
Это был наш с ней фирменный прикол. Когда-то давным-давно то ли она, то ли я переняли его у одного из членов нашей компании, который использовал этот простенький вопрос совершенно виртуозно. Ничего особенного, казалось бы, но человек, которому этот вопрос задавали, начинал экать и мекать, «пробуксовывать» в разговоре и вообще, что называется, «плыть». Что давало спрашивающему возможность перегруппироваться, собраться с силами и перевести разговор в нужное русло. Попадались все без исключения, для наших же с Галкой бесед это означало, что тема исчерпана и пора переходить к другому вопросу повестки дня.
Очень кстати зазвонил телефон, и Андрей спросил, как вообще мои дела, потому что он только что беседовал с Павлом и услышанное его несколько обеспокоило. Я честно сказала, что все более или менее наладилось, я накормлена и напоена, в обмороки больше падать не собираюсь, а с завтрашнего утра намерена сесть за письменный стол и наверстывать упущенное. Андрей обещал обязательно позвонить на следующий день, и на этом мы с ним распрощались. Галка внимательно наблюдала за мной, пока я разговаривала, и, едва я повесила трубку, изрекла:
– Он тебе нравится, мне-то голову не морочь. У тебя все на лице написано.
Как сговорились, честное слово! Можно подумать, что у меня не лицо, а грифельная доска. Хотя… со стороны, наверное, виднее.
– Успокойся, – проворчала я, – нравится. Это ты его подозреваешь невесть в чем, а я к нему очень расположилась за последнюю встречу. Но и только.
– А что тебя больше всего расположило? – с невинным видом спросила Галка. – Минеральная вода или копченая курица?
Господи помилуй, лучшая подруга, а какая стервозная!
Глава 12
МУЖЧИНА ДЛЯ ДОСУГА
Он отлично выспался, несмотря на то что предстоял, пожалуй, один из самых трудных дней в его жизни. А может быть, именно поэтому и выспался: организм требовал полноценного отдыха и получил его. Как получал все и всегда – по первому требованию. Нужно любить себя, только тогда жизнь становится приятной и полезной вещью.
Конечно, она что-то заподозрила. Хоть и не от мира сего, а соображает, когда припрет. А если даже и не соображает, за нее работает инстинкт. И обморок был совершенно непритворный, она испугалась до полусмерти. Бедняжка! Ну, больше ей уже нечего бояться, точнее, скоро ей уже ничего не будет страшно.
Но он-то! Положился на свою великолепную память, а она его подвела. В первый раз в жизни. Хотя ничего удивительного в этом нет, он никогда не запоминал ничего, связанного с женщинами. Рассказ запомнил, но автоматически выбросил из памяти обстоятельства, при которых его услышал. Точнее, не обстоятельства, а рассказчицу. И на этом попался…..
Попался? Он? Глупости, он не может попасться, он слишком умен и осторожен. Мало ли что ему когда-то рассказали, это никак не увязывается с его жизнью. Если вдуматься, и дискета ему не очень-то нужна, на ней не может быть ничего особенно опасного, но береженого, как говорится, бог бережет. И вообще…
И вообще убирать помехи из своей жизни оказалось не только легко, но и, в общем-то, приятно. Сегодня он уберет последнюю помеху – и заживет дальше в свое удовольствие. Он скопил достаточно денег, чтобы бросить все в этой сумасшедшей стране и начать заново за ее пределами. Ему чуть больше сорока, он умен, хорош собой, у него будет все, чего он заслуживает на самом деле.
А заслуживает он многого. Очень многого.
Ночь прошла спокойно. Галка уехала со своим Тарасовым около полуночи, взяв с меня самую страшную клятву, что я не буду открывать дверь кому ни попадя, вести по телефону лишние разговоры и вообще делать глупости. Она бы осталась еще на сутки, но открывалась конференция архитекторов, к которой моя подруга с мужем готовились чуть ли не два года, и пропустить это было просто невозможно. А поскольку конференция проводилась в одном из загородных пансионатов, выехать туда нужно было чуть ли не на рассвете.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22