Если они не в курсе где мой Евгений, хотя об этом судачат все мои друзья (а их без труда наберется четверть Москвы), то что же говорить об Америке? Что эти спецслужбы могут узнать о ней?Плохо! Плохо мы платим налоги! Да и мало нас, в чем сами же и виноваты. Пора повернуться лицом друг к другу, пора уже задуматься о будущем нашего многострадального государства, как это сделал муж Любы. Давно пора, тем более, что враг не дремлет, а кто враг — знают все. Это знают уже и в Европе.Конечно же мне тут же захотелось развернуть талантливую (иначе я не могу) дискуссию на очень политическую тему, но взглянув на полковника, вынуждена была ограничиться примитивным ответом:— Мой муж у моей подруги.Полковник сразу удивил меня новым вопросом:— Что он там делает?— Уж вы немаленький, — рассердилась я, — могли бы догадаться и глупостей не спрашивать, не бередить раны у бедной покинутой женщины.— Простите, — смутился полковник, — не знал, что вы расстались.— Расстались? — рассвирепела я. — Расстались, это когда по обоюдному согласию, оба в разные стороны, а когда один остается один, то есть одна, а другой…Я уронила голову на стол и залилась такими горькими слезами, каких и сама от себя не ожидала, тем более по такой ничтожной причине как уход мужа.Полковник, явно испытывая неловкость, бросился меня успокаивать.— Софья Адамовна, это не самая большая беда, — тяжко вздыхая, приговаривал он. — В сравнением с тем, что вам предстоит, это даже пустяк. Это даже счастье, что ваш муж вовремя ушел…Я рыдала и не улавливала смысла его речей, когда же уловила, слезы будто корова слизала языком. Я уставилась на полковника и спросила:— А что мне предстоит?Он, похоже, даже обрадовался и воскликнул:— Да-да, давайте вернемся к работе. Скажите, пожалуйста, где вы взяли гранатомет?Я задумалась: а и в самом деле, где я его взяла? Ведь под столом лежала без гранатомета, хоть и в салате. Однако, когда полковник явился, я этот чертов гранатомет уже держала в руках, точнее, опиралась на него. Вот до чего доводит пьянство.Ну? И как я буду теперь выкручиваться?А почему, собственно, я должна выкручиваться? В нашей стране презумпция невиновности, следовательно тот факт, что я в президента не стреляла, будет признан юридически достоверным до тех пор, пока не будет доказано обратное.— Чем вы докажете, что из гранатомета стреляла именно я? Боюсь, найденный в моих руках гранатомет, не является доказательством.— Если верить биографии, вы прекрасно умеете стрелять, — торжествуя, сообщил полковник.— Но не из гранатомета. Меня учили стрелять из пистолета. Да, из пистолета я прекрасно умею стрелять, но если это доказательство, тогда арестуйте всех совершеннолетних мужчин нашей страны, а так же все взрослое население Израиля и всю (без исключений) Чечню. В Чечне стрелять умеют уже и младенцы. Почему бы не научиться, раз хорошо платят, а платят действительно неплохо.— Кто?— Наши враги, разумеется, кто же еще?Едва я ляпнула такое, как у полковника на лоб полезли глаза.— Сколько вам заплатили? — рявкнул он.Я запаниковала. Господи, ну кто меня тянул за язык? Почему бы не помолчать?— Кто?! — еще громче прогремел полковник и для убедительности хватил кулаком по столу.Я даже подпрыгнула, старательно демонстрируя пугливость и кротость, мол какой уж там гранатомет — собственной тени шугаюсь. Однако полковник не склонен был поддаваться моей пассивной обработке. Он уже имел свое четкое мнение, с которым расставаться не привык.— Кто вам заплатил? — устрашающе гремел он.Я бросила разыгрывать из себя пугливую серну и завопила похлеще самого полковника:— Как вы могли подумать про меня такое?! Я неподкупна! Сама кого хотите подкуплю!— Ага! — обрадовался он. — Значит вы из идейных соображений!— Конечно из идейных, — начала было я, потому что с детства любила блеснуть идейностью, но тут вдруг осознала, что на сей раз идейность может сильно навредить и сразу же поменяла пластинку: — Вы с ума сошли! Нет у меня соображений!— Как нет? — опешил полковник.— А вот так! Нет соображений вообще, и идейных в частности. Без всяких соображений живу, так, тяну лямку по привычке. И не пойму, что вас столь сильно удивляет. Так живет любой. Можно подумать вы не так живете. И мой вам совет: даром время не тратьте, а лучше бегите искать мужика.Полковник удивился:— Какого мужика? Второй раз вы говорите про какого-то мужика.— Вот именно, — обиделась я, — второй раз говорю, а вы и внимания не обращаете. Мужик в фуфайке. Это же он целился в президента из Любкиного окна, когда я под столом в салате лежала.И тут меня осенило: бог ты мой! Это же я президента спасла! Я!!! Если бы не я, уж мужик не промахнулся бы. Уж не для этого он гранатомет в Любкин дом приволок, чтобы промахиваться налево и направо.Я тут же поделилась своими соображениями с полковником, выдвинув предположение, что теперь, возможно, президент захочет меня каким-нибудь орденом наградить.— Так что вы со мной поосторожней, — посоветовала я.Но он не внял совету.— Вы мне зубы не заговаривайте, постороннему в дом не проскочить, — заявил он. — Если мужик в фуфайке был, то куда же он делся?— Этого сказать не могу, — призналась я. — Может скрылся в соседней квартире. Может он там живет.— В соседней квартире живет парализованный, — просветил меня полковник.— Он что, не может ходить?— Может, но только под себя. Он очень парализованный, а тут из гранатомета стрелять! Намертво человек прикован к постели.Об этом я знала и сама, даже видела пару раз несчастного, даже ему посочувствовала, а потому вынуждена была предположить:— Значит мужик в фуфайке из другой соседней квартиры.— В другой соседней квартире живет женщина.— Ну и что? Что мешает женщине укрыть в своей квартире мужика в фуфайке?— То и мешает, что она на нюх не переносит никаких мужчин. Она старая дева.Вот этого не знала.— Надо же! — обрадовалась я. — Теперь у Любки будет своя Старая Дева. Вот когда моя Люба насладится по-настоящему “милым” общением. Так ей и надо. Будет знать, как мою Старую Деву защищать.Я бы с удовольствием и дальше развивала эту тему, но, наткнувшись на грозный взгляд полковника, вынуждена была вернуться к мужику в фуфайке.— А вы уверены, что старая дева не приютила того мужика? — спросила я. — Боюсь, вы неправильное представление имеете об этих самых старых девах. Они в девах остались вовсе не потому, что пожизненно испытывают отвращение к мужчинам, а вовсе наоборот: это мужчины пожизненно испытывают отвращение к тем, из которых и получаются эти самые старые девы. Если брать мою Старую Деву (я о своей соседке)…Боже, сколько я здесь имела сказать! И сказала бы, но не дал полковник — как много он потерял.— Старую деву оставьте в покое, — сказал он. — Мы тщательно осмотрели у нее каждый сантиметр. Мужиками там и не пахнет.— Тогда остается последняя квартира, — заключила я. — Насколько помню, на лестничной площадке было четыре двери.— Да, — согласился полковник, — но в четвертой квартире живет ваш покорный слуга.— Вы?!— Совершенно да.Это был удар, но я не сдалась и героически предположила:— Значит мужик в фуфайке убежал на другой этаж.— Мы обыскали весь дом и не нашли посторонних. Из дома никто не мог убежать. Здесь я дам любые гарантии.Услышанное озадачило меня, уже было собралась задуматься, да полковник не позволил: опять как завопит:— Признавайтесь, где взяли гранатомет?!Я подпрыгнула уже нешутейно — так и заикой случиться немудрено. Сильно испугалась, рассердилась, даже озлобилась и закричала.— Тьфу на вас! — завопила я. — Разве можно так внезапно реветь? Так недолго стать и припадочной. И сколько можно признаваться? Призналась уже: гранатомет мне подложил тот мужик. Он целился, я увидела и прыгнула на него. Своей жизнью, между прочим, рисковала. Только поэтому мужик и промахнулся.Полковник смотрел на меня без всякой веры, но все же успокоился и спросил:— И что было дальше?— Бабахнуло. Дальше не помню ничего. Скорей всего он дал мне по голове, если я раньше чувств не лишилась. Обычно так и случается, сначала лишаюсь чувств, а потом уже получаю по голове. Да, думаю было именно так. В общем, дал по голове, сунул гранатомет в мои руки и сбежал, подлец.Полковник снова начал выходить из берегов.— Куда?! Куда сбежал?! И вверху и внизу охрана, — завопил он.Я пожала плечами:— Ну уж не знаю. Не могу же я за вас работу выполнять. Это уж вы сами догадывайтесь, куда он, злодей, сбежал.— Вот мы и догадались, — обрадовал меня полковник. — Из гранатомета стреляли вы.— Я?!— Больше некому. Глава 4 Ха! На президента покушалась я!Я!!!И почему я?Только потому, что больше некому?! Мало ли ЧТО больше некому сделать в нашей стране, так и то, выходит, все сделала я! Только Я! Одна Я!!!Чепуха! Чушь! Андроны едут!Но с другой стороны полковник с такой уверенностью глупость свою сообщил, что мне сделалось дурно. Даже принялась память свою ворошить: кто знает, может по пьяни и в самом деле черт попутал?Да нет же. На новоселье я трезвая пришла, и никакого гранатомета со мной не было. Значит не приснился мне тот мужик в фуфайке. Теперь я даже вспомнила, что он в черной вязанной шапочке был.— Понимаю, — воскликнула я, — легче всего обвинить беззащитную женщину! Гораздо легче, чем найти сбежавшего преступника. Только вынуждена вас сразу огорчить: хоть убейте меня, на своем стоять буду: стреляла не я, а мужик. Зараза взял и растворился. Очень быстро, а я за него страдай.Полковник почему-то снова вскипел.— Да где же он? Где этот ваш быстрорастворимый мужик? В чем он растворился? В нашем доме каждый мужчина на учете. Я лично с каждым знаком и могу поручиться: никто из жильцов не стрелял. Проверены все квартиры: посторонних в доме не было. Кроме вас, — добавил он и устало попросил:— Софья Адамовна, давайте лучше по-доброму признавайтесь. Обещаю, добровольное признание вам зачтут.Я растерялась. Зачтут? Что они мне тут зачтут? И в чем я должна признаваться?Короче, ураганно нарастал гнев, а в злобе я страшна: сама, порой, пугаюсь. Пришлось брать себя в руки. Было сложно, но я взяла.— Послушайте, — начала я терпеливо уговаривать полковника, — вы ведете себя неразумно. Даже странно, что так вцепились в меня. Задумайтесь, это же по-ку-ше-ние! Целое покушение, да еще на кого! На целого президента! Я же совершенно негодный для такого ответственного дела человек. Да ни для какого дела я человек негодный. Неужели вы не могли найти кого-нибудь более подходящего на эту роль?— Кого?! — заорал полковник.К тому времени он, в отличие от меня, уже очень плохо себя в руках держал, да просто был не в себе — будто не мне, а ему пожизненное светило.— Кого я могу найти?! — гремел он. — Русским языком вам говорю: в доме охрана, мимо которой не проскочит и мышь. Вы же не зря завалились под стол: пальнули из гранатомета, а через три минуты мои ребята уже дверь квартиры выламывали. Уже одно то, что вы лежали под столом, говорит не в вашу пользу.“Еще бы, — подумала я, — лежание под столом не в пользу любому человеку, тем более женщине.”Я так подумала, но промолчала, полковник же, пользуясь этим, вдохновенно продолжил:— К покушению вы готовились два месяца.Тут уж не выдержала я и закричала:— Два месяца, как дура, помогала Любке обустраиваться: шила шторы и прочее. Бог свидетель — меня губит доброта. Любка, видите ли, любит детей, а я теперь расплачивайся за ее плодовитость.— При чем здесь дети? — опешил полковник.— Да при том, что Марусе или Тамарке я никогда не стала бы шторы шить; сами обойдутся, а Любка многодетная, ее все жалеют, и я туда же, а теперь вот она, расплата. Я ей шторы, а она мне гранатомет! Кстати, если вы подозреваете меня, так может скажете, как смогла я в набитый охраной дом пронести гранатомет? Это же нонсенс!— По частям. Для этого вы и шили шторы, а сами по частям проносили гранатомет.Вспомнив, как в дом заносился шкаф, в который никто и носа не сунул, я рассмеялась:— Стала бы я проносить гранатомет по частям, когда бог подарил мне такой невообразимый ум.— Про ум ваш вы очень невовремя, — попытался перебить меня полковник, но я уже была в ударе.— Еще как вовремя! — с пафосом воскликнула я. — С помощью этого ума уж нашла бы как и что пронести, тем более (полезно вам знать) в квартире Любки вряд ли можно гранатомет собрать. Вы не знаете мою Любку. Фиг бы она дала собирать гранатомет. Не смешите. Любого, кто попадает в ее орбиту, Любка сразу же пристраивает к делу, а тут вдруг я сижу себе и бездельничаю: собираю гранатомет, который детям Любки никак не может быть полезен.Я подумала и добавила:— Пока они маленькие. Потом-то, скорей всего, когда они осознают в каком живут мире, гранатомет им очень даже пригодиться, но речь-то идет о настоящем времени.— Послушайте, — снова попытался перебить меня полковник.Это просто возмутительно — кого они в спецслужбы берут? Никакого воспитания.— Нет уж, это вы теперь послушайте, раз рискнули обвинения мне странные выдвигать. Гранатомет, видите ли, я по частям занесла. И если уж заговорили вы о гранатомете, то прямо скажу: в Любкиной квартире его даже спрятать негде.— Послушайте…— Да что там слушать! Эти Любкины отпрыски, эти, простите за выражение, дети, они же хуже варваров: с утра до вечера обыскивают гостей, ищут “Сникерсы”. Нет, спрятать в Любкиной квартире гранатомет, это нереально, — заключила я и добровольно замолчала.Полковник обрадовался и открыл было рот, но тут же был мною перебит — новая мысль пришла в мою голову.— Если, конечно, не предположить, что из гранатомета стреляла сама Любка, за что лично я ее никак не осудила бы. Дюжина детей! От такой жизни сподвигнешься еще и не на то, но Любки в комнате не было, зато я ясно видела кто стрелял — мужик в фуфайке. Кстати, что б вы знали, на нем еще черная шапочка с прорезями для глаз была. Может то меня и спасло, что я лица злодея не видела.На мой взгляд, вполне рассудительная получилась речь, но полковника она просто взбесила. Бедняга пошел красными пятнами, выскочил из-за стола и… сделав пару кругов по кабинету, так и не тронув меня, уселся на место.— Прекратите строить из себя дурочку!
1 2 3 4 5