— Не, Стас, уважаю евреев, жизнерадостные ребята, их дерут, а они крепчают. Прими меня, Ефим, в свою нацию.— Не советую, — сразу посерьезнел Стас. — Это все равно, что всю жизнь ходить под следствием. Вроде и свободен, но в любую минуту тебя могут вызвать к следователю, и, чем это закончится еще не известно…— Святая правда, — согласился Фима. — Но даже не в том дело. Чтобы стать евреем нужно пройти обрезание, а ты знаешь, Никита, что отрезают пропорционально прожитым годам. Тебе уже за сорок, подумай о жене…— Да ну вас, мужики, — обиделся Никита. — Давайте лучше о бабах. Есть тут у меня одна парикмахерша, в твоем вкусе Ефим. Роскошная дамочка, и цену себе знает.— Ой, гевалт Караул! (идиш).

, не надо, — замахал руками Фима. — У меня нет таких денег.На следующий день Фима проснулся с головной болью. Язык во рту был как рожок для обуви, в живот кто-то напихал кирпичей. Он не сразу сообразил, где находится, и долго смотрел на ободранные стены и потолок в разводах. Что было вчера, он с трудом вспомнил, но вот планы на сегодня совершенно не укоренились в голове. А ведь что-то они с Никитой хотели предпринять.Фима свесил ноги с кровати и уставился в пол. Процесс мышления никак не запускался. Видимо вчера он совершенно посадил мозговой аккумулятор. И тут зазвонил звонок.— Алло, Ефим, услышал он энергичный голос Деркуна. — Ты еще дома, а я тут на Солянке, «Киргиз» здесь крутится, надо брать. У меня с собой только газовый пугач. Захвати с собой что-нибудь посущественнее, и не забудь браслеты. Все, жду.Фима бросился в ванную и чуть не сбил Розу Марковну.— Ефим, я сварила вам яйца в мешочке. Куда вы бежите сломя голову?— Брать «киргиза».— Зачем? Вам же не за это платят. Нужно только узнать что им нужно.— Отвяньте, тетя, вот возьмем и узнаем.Никита расхаживал возле ворот особняка взад-вперед, как зверь в клетке. Тигр…нет, пантера, он был весь в черных джинсах и в кожанке, Время от времени он поднимал руку и поглядывал на часы.Фима издали помахал ему рукой, он заметил и пошел навстречу. Но произошли события, которые скомкали теплую встречу собутыльников.Из ворот особняка выехал зеленый «Фиат», и остановился у проезжей части, чтобы пропустить поток машин. И в это время автоматная очередь прошила лобовое стекло автомобиля. Никита моментально сориентировался, откуда стреляли, и бросился в подъезд дома напротив. Фима ринулся за ним, доставая на бегу из брючного кармана незаконную «беретту». Дверь в одну из квартир на лестничной клетке третьего этажа была распахнута настежь. Некоторое время Блюм и Деркун, прислушивались, что происходит в квартире.— Ушли, — Сказал Фима и проскользнул в прихожую.Квартиру видимо собирались ремонтировать: мебель вывезли, пол застелили газетами. Прихожая была заставлена мешками с цементом, упаковками плитки, банками с краской. В одной комнате стояли грубо сколоченная малярная времянка, в другой возле открытого окна лежал «калаш».— Ушли через чердак или через другую квартиру, — сказал подошедший Никита.— А может и через подвал, пока мы брали штурмом квартиру, — предположил Фима.— Пойдем посмотрим пока менты не наехали.— Ты иди на чердак, а я посмотрю, что там в подвале.Дверь в подвальное помещение была заперта на замок, щеколда оторвана. Из-под ног Фимы юркнула здоровенная крыса. Здесь было душно и смрадно. Сплетения разнокалиберных труб напоминали внутренности какого-то гигантского животного.— Вот так, наверно выглядело чрево кита, в которое угодил библейский Иона, — вдруг пришло в голову Фиме.Сквозь грязные окошки-щелки под потолком пробивался тусклый свет. Одно окно было разбито. Фима приставил к стене, валявшиеся на полу кирпичи и не без труда выбрался из окна во двор.Посредине двора был разбит сквер с качелями, «стенками» для лазания, песочницей и мрачного вида «теремком на курьих ножках». Возле песочницы Фима заметил матерчатую перчатку. Он поднят ее и сунул голову в дверь теремка. И тут чья-то сильная рука зажала ему рот. Одновременно он ощутил укол в области лопаток. Фима высвободиться, но руки ему не подчинились. Он хотел лягнуть неведомого противника ногой, но ног у нег не было. Весь белый свет вдруг превратился в точку, а через некоторое время погасла и она.Очнулся Блюм на кухне. Он был накрепко привязан к батарее. Напротив него, за кухонным столом сидели двое азиатов в одинаковых белых рубахах навыпуск синих портках. Он были как два фарфоровых изолятора на столбе — холодные и безучастные.Бандиты с аппетитом уплетали вареную колбасу, ломти которой они отрезали от батона огромным тесаком.— Салям алейкум, — выдавил из себя Фима.Один из бандитов помахал тесаком у него перед глазами и приложил палец к губам — молчи.Фима напряг память, чтобы вспомнить что-нибудь киргизское и выдал:— Якши, амангельды, аскар акаев, чингиз айтматов, блин…Бандиты никак не прореагировали на его эрудицию. Фиме стало страшно. Лоб его покрылся испариной. Чтобы немного успокоится, он стал осматривать помещение. Медленно-медленно он обследовал глазами замызганную газовую плиту, полку с алюминиевыми кастрюлями и поварешками, допотопный холодильник. Ни одна из этих убогих вещей не говорила о характере своего владельца или владельцев. Стол, табуретки, веник в углу — абсолютно безликие, казенные предметы. Где-то он уже видел такую кухню. На столе нож, очень необычный, нечто среднее между топором и ножом, как такие ножи называются?Взгляд Фимы пополз по стене вверх и… На бельевой веревке под потолком висели женские трусики. Фима плохо разбирался в женском белье, но даже ему было понятно, что эта вещь не из гардероба госслужащей или работницы макаронной фабрики. Черные, шелковые, кружевные, как они оказались в этой пещере Али Баба и разбойников? Может эти головорезы убили фотомодель?— Эй, мужики, скажите, наконец, что вам надо? — снова заговорил Фима. — Я подозреваю, что вы меня с кем-то перепутали. Давайте разберемся…Но бандиты не хотели разбираться. Один из них взял со стола тряпицу, на которой лежала колбаса, и запихал ее пленнику в рот.Насытившись, бандиты дружно рыгнули, попили воды из-под крана, хотя на полке стояли стаканы и вышли из кухни. Некоторое время слышались их голоса, но разобрать о чем они говорили, и на каком языке было невозможно. Потом хлопнула дверь.«Ушли, — подумал Фима. — А что если они ушли насовсем? Может у них принято так убивать людей: распять на батарее и оставить умирать с голоду».И тут ему в голову почему то пришел анекдот. Встречаются раввин и католический прелат. Раввин из вежливости спрашивает:— Как дела коллега?— Да ничего, — отвечает прелат, — вот дали новый приход побогаче прежнего.— Как, и это все?— Ну почему же, если я буду заботиться о пастве и хорошо молиться, меня могут сделать епископом.— И это все?— Если я буду еще лучше заботиться о пастве и усердно молиться, меня могут произвести в архиепископы.— Но теперь таки все?— Могу стать кардиналом.— Хорошо, а дальше?— Папой Римским.— Ну, знаете, не могу же я стать богом…— Вот как, а у нас один таки стал.«Ну нет, такая перспектива мне не грозит, — рассмеялся про себя Фима. Слишком много я грешил. И потом, если бы они хотели меня убить, то прикончили бы на месте. Что-то им от меня надо, но допрашивать меня, видимо, не их прерогатива. Они шестерки, а говорить со мной будет главный. Надо успокоиться и подготовиться к его приходу. Не стоит умирать прежде, чем тебя убили».Чтобы успокоиться Фима вновь стал изучать обстановку кухни. И вспомнил. Точно такая же кухня была в номере общежития, где жили иностранные студенты МГУ. Однажды его пригласил к себе однокурсник из Польши. Поляк хотел продать какие-то рубашки. Они сидели на такой же точно кухне, пили «Выборову» и закусывали копченой колбасой. И тут же в голову пришло название ножа — мачете. Такими ножами-топорами кубинцы рубят сахарный тростник, это показывали по телевизору, а индейцы расчищали дорогу в сельве. Неужели он попал в лапы иностранцев?Совершенно «растопырившись» умом Фима расслабился и задремал. Очнулся он только тогда, когда услышал, как кто-то возится с замком. Через некоторое время дверь на кухню открылась и перед ним предстала его бывшая жена Нинель собственной персоной.Расставшись с Фимой, Никита бросился на чердак, и проник туда без особого труда. Чердачная дверь была не заперта, а приперта доской изнутри. Деркуну ничего не стоило открыть ее ударом ноги. С чердака можно было свободно выйти на крышу. К одной из стен были пристроены леса, по которым киллер, скорей всего, и спустился на землю. Никиту последовал его примеру.На противоположной стороне улицы, возле «Фиата», уже собралась небольшая толпа: мужчины кавказского типа, видимо из охраны офиса, тучный молодой блондин, судя по тому, что рассказывал Фима, это был Афанасий, девушка-мороженщица, пара случайных теток, бомж с клеенчатой сумкой. Охранники громко переговаривались по-армянски.На тротуаре возле машины лежал человек в синей рубашке с галстуком. Голова его была прикрыта пиджаком.— Живой? — спросил Никита.— Какой живой, — махнул рукой один из охранников. — Пуля между глаз, будешь живой, да.. — Нэсовместимо с жизнью, — добавил другой кавказец.— Он украл у меня смерть, — сказал Афанасий, не открывая глаз от покойника.— Хозяин?— Дирэктор, — сказал охранник раздумчиво, так, как будто засомневался в том может ли покойник занимать должность.— Кажный день кого-нибудь убивають, — вставила тетка. — При Сталине разве ж такое было? А цены? Давеча пошла покупать картошку, так денег только на полкило хватило.Из-за поворота показалась милицейская машина и Никита поспешно перешел улицу. Связываться с милицией ему не хотелось, в кармане у него был газовый пистолет. Мало ли что у них в голове, еще вздумают обыскивать. Доказывай потом, что тебе по штату положено. К бывшим коллегам менты относятся особенно подозрительно.Блюм так и не появился, значит, напал на след. Интересно, какие у него соображения насчет этого убийства? Надо будет позвонить ему вечерком. А сейчас хорошо пообедать. Все-таки хлопотное это дело сыск, никогда не знаешь, где и в какое время будешь обедать. То ли дело охрана: захотел поесть — достал бутерброды. Сухомятка, конечно, зато по часам.Вот уж кого Фима не ожидал увидеть сейчас так это свою бывшую супругу. Зато она, кажется, ничуть не была удивлена встрече.— Скотина, — зловеще процедила она сквозь зубы. — Хотел получить гонорар без свидетелей, думал бабки зажилить. Правильно сделали, что тебя, козла, накололи. Вот и сиди здесь на привязи, как собака, пока не окочуришься. А я пальцем не пошевелю.И тут же вопреки своему обещанию, она присела на корточки возле Фимы и достала у него из карманов расческу и триста долларов двадцатками. Пересчитав купюры, она выдернула у него изо рта тряпку и стала ею бить Фиму по щекам.— А это, чтобы тебе неповадно было укрывать деньги от семьи. Ты подумал, сукин сын, на что нам с детьми жить? Алиментов ты не платишь, потому что у тебя, видишь ли, а у самого бабок хоть жопой ешь. А ведь мать мне говорила, чтобы я не выходила замуж за еврея, потому что все вы лживые и алчные.— Чья бы крова мычала, — огрызнулся Фима.Но Нинель нравилось себя заводить, в эти минуты она искренне ощущала себя жертвой, а этого ощущения ей не хватало, как некоторым людям в организме не хватает кальция. Они понимают, что это несъедобно, но все-таки едят глину.— Ты из-за своей жадности разрушил наш брак, а я-то еще, дура, думала: ничего что еврей, был бы человек хороший. Как я в тебе ошиблась.— Нин, может, хватит спектакля, — прервал ее излияния Фима. — Не старайся быть большей стервой, чем есть на самом деле. Тут нет посторонних. Деньги ты уже взяла и еще получишь. Только отвяжи меня поскорей, а то с минуты на минуту сюда могут вернуться бандиты, тогда и тебе не поздоровиться.— Вот еще, испугалась я твоих китайцев, — огрызнулась Нинель, но веревки все-таки развязала.— Быстро уходим, — скомандовал Блюм, и потащил сопротивляющуюся Нинель к выходу.Через несколько секунд они уже были в длинном коридоре, куда выходило множество дверей. Две негритянки с пакетами в руках, которые о чем-то живо говорили по-русски, посторонились и с любопытством уставились им в след. Теперь Фима был совершенно уверен, что находится в университетском общежитии для иностранных студентов. Тетка на вахте много значительно улыбнулась Нинель, и та ответила ей едва заметным кивком.Когда беглецы ушли от общежития довольно далеко, Фима отпустил руку супруги.— Ну а теперь рассказывай, как ты меня отыскала?— Нашел дуру.— Согласен. Если будешь молчать, ни рубля больше не получишь. Пусть Колобасов сам кормит своих отпрысков. Довольно вам сидеть у меня на шее.— Думаешь такой крутой, ничего, мы на тебя управу найдем.Фима выхватил сумочку и рук бывшей супруги и вынул оттуда свои деньги.— Подлец, — возмутилась Нинель, — какой же ты, Блюм, подлец.Но, увидев, что вокруг никого нет, перешла на более спокойный тон.— Я же тебя, гада, сразу вычислила, еще, когда ты в первый раз приехал в этот офис на Солянке. Я шла к тебе домой, чтобы сказать, что подаю на тебя в суд за неуплату алиментов, и вдруг вижу — ты выскакиваешь из подъезда с выпученными глазами и садишься в джип. Я тут же схватила частника и поехала за тобой. Потом дождалась пока ты уйдешь, и все выяснила у охранников насчет их конторы. Эти кавказцы, когда увидят красивую бабу, сразу теряют голову. А сегодня поехала туда на всякий случай, может, думаю, узнаю за какие бабки ты на них работаешь. Вышла из метро, иду, а ты мне навстречу с двумя какими-то косоглазыми. Прошел мимо, и не заметил меня, хотя я не успела спрятаться. Так, думаю, надо посмотреть, куда они навострили лыжи. А вы приехали в общагу. Я часа три ждала тебя на скамейке в сквере. Смотрю, косоглазые ушли, а тебя все нет. Подошла к вахтерше, говорю, тут мой алкоголик с двумя китайцами не проходил? Еще скандалить начнет, он буйный у меня, когда нажрется, еще ножом кого-нибудь пырнет. Она говорит — это не китайцы, а мексиканцы. Они приходят к одной своей землячке, Марии, из 669-й комнаты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24