Она тоже разговаривала с ним перед тем, как мы поехали ко мне.
– И где же ты живешь?
– Карлавеген. двадцать семь.
– Спасибо. Запишу, если кто-нибудь подарит мне на рождество адресную книжку.
Ее лицо стало злым. И упрямым.
– Да только ведь не подарят, – доверительно сообщил Гюнвальд Ларссон. – Я сам покупаю себе все рождественские подарки.
– Моя подруга несколько лет работала в Дании, и она говорит, если он датчанин, то из какого-нибудь глухого угла. Потому что так говорили по-датски в начале века.
– А твоей подруге сколько лет?
– Двадцать восемь.
– Какая у нее профессия?
– Она изучает северные языки в университете.
Гюнвальд Ларссон на многое смотрел пренебрежительно, в том числе и на университетское образование. Однако сейчас он призадумался.
– Продолжай, – велел он.
– Сегодня я зашла в отдел регистрации иностранцев и проверила. Там он тоже не проходил.
– Как его звали, повтори?
– Рейнхард Ёргенсен.
Гюнвальд Ларссон встал и подошел к столу Меландера.
– А как он выглядел?
– Примерно как ты. Только на двадцать лет моложе. И к тому же у него баки.
– Рост как у меня?
– Около того. Но вес, наверно, поменьше.
– Людей моего роста не так уж много.
Гюнвальд Ларссон не добрал четыре сантиметра до двух метров.
– Может, на сантиметр-другой пониже.
– И он сказал, что его зовут Рейнхард?
– Да.
– Еще какие-нибудь приметы?
– Никаких. То есть у него сильный загар, кроме~
– Кроме?
– Кроме тех мест, где у мужчин обычно нет загара.
– И говорил по-датски?
– Да. Я бы посчитала его за настоящего датчанина. Если бы не то, что сказала вчера подруга.
Гюнвальд Ларссон отыскал на столе Меландера коричневый конверт. Взвесил его на ладони, потом вытащил фотоснимок восемнадцать на двадцать четыре. Протянул Рут Саломонссон и спросил:
– Похож?
– Он самый, только снят года два назад. По меньшей мере.
Она пригляделась внимательнее.
– Плохой отпечаток.
– Это увеличение с групповой фотографии на малоформатной пленке.
– Во всяком случае, это он. Я уверена. Как его звать по-настоящему?
– Рейнхард Гейдт. Кажется, он из ЮАР. Что он говорил о своих занятиях?
– Коммерция. Купля-продажа каких-то мудреных машин.
– И ты, значит, встретила его четвертого вечером?
– Да.
– Он был один?
– Один.
– Когда ты видела его последний раз?
– На другое утро. Около шести.
– У него была своя машина?
– Я ее не видела.
– И где он, по его словам, остановился?
– В "Гранде".
– Еще что-нибудь знаешь?
– Нет. Это все.
– Ладно. Спасибо, что пришла.
– Не за что.
– У меня тут кое-что сорвалось с языка, – сказал Гюнвальд Ларссон.
– Насчет бесплатных шлюх, – улыбнулась она.
– Нет, – ответил он, – насчет женщин-легашей. Нам бы побольше таких.
– Теперь мой перерыв уж точно кончился, – сказала она. – Привет.
– Минутку, – остановил ее Гюнвальд Ларссон. Постучал костяшками пальцев по фотографии и сказал:
– Этот тип опасен.
– Для кого?
– Для всех. Чтобы ты знала на случай, если увидишь его снова.
– Он убил кого-нибудь?
– Многих, – ответил Гюнвальд Ларссон. – Слишком многих.
* * *
В кои-то веки у Мартина Бека выдался приятный вечер. Когда он вошел на кухню, там за столом уже сидели человек семь-восемь, и все – знакомые.
Среди них был молодой парень по имени Кент, который года два назад собирался стать полицейским. Мартин Бек с тех пор не встречал его и воспользовался случаем спросить:
– Ну и как?
– С полицейским училищем?
– Ага.
– Принять-то приняли, но я не выдержал даже одного семестра. Это же сумасшедший дом какой-то.
– А где теперь работаешь?
– В коммунальном хозяйстве. Мусор вожу. И то лучше.
Как всегда, за столом у Реи шла живая, непринужденная беседа на самые разные темы.
Мартин Бек говорил мало, сидел и отдыхал. Налитое ему вино пил не спеша, маленькими глотками, решив ограничиться одним бокалом.
Лишь однажды речь коснулась пресловутого сенатора. Одни собирались участвовать в демонстрации, другие ограничились тем, что ругали правительство.
Но тут Рея заговорила о гасконской ухе и бретонских омарах, и всякая политическая дискуссия прекратилась.
Еще она сообщила, что в воскресенье думает навестить сестру, помочь кое в чем по хозяйству.
В час ночи Рея выставила всех гостей, кроме Мартина Бека, который гостем уже не считался.
– Ты будешь завтра совсем дохлый, если сейчас не ляжешь, – сказала она.
Сама Рея тоже легла сразу, однако через полчаса снова встала и отправилась на кухню. Мартин Бек услышал, как гремят противни, но он был не в силах думать о поджаренных бутербродах с ветчиной, томатом и пармезаном. И остался в постели.
Через некоторое время она вернулась, расправила простыни и легла вплотную к нему. У нее была теплая нежная кожа с чуть заметными светлыми волосками.
Вдруг она заговорила:
– Мартин?
– М-м-м.
– Я должна рассказать тебе одну вещь. Ты не спишь?
– М-м-м.
Если он этим хотел сказать, что не спит, то слегка погрешил против истины.
– Когда ты пришел в прошлый четверг, ты был такой измотанный, что уснул раньше меня. Я еще почитала с часик. Но ты ведь знаешь, какая я любопытная. Ну и залезла в портфель, посмотрела твои бумаги.
– М-м-м.
– Там лежала одна папка с фотографией. Я ее тоже посмотрела. На ней был изображен какой-то тип по имени Рейнхард Гейдт.
– М-м-м.
– И я вспомнила одну вещь, может быть, это важно.
– М-м-м.
– Я видела этого типа недели три назад. Здоровенный блондин лет тридцати. Совершенно случайно встретила, когда уходила от тебя. Прямо на Чёпмангатан. Потом мы свернули на Болльхюсгренд. Он шел за мной в двух шагах, и я пропустила его вперед. Мужчина североевропейского типа, с картой Стокгольма в руках, я приняла его за туриста. Еще у него были баки. Светлые.
С Мартина Бека сон как рукой сняло.
– Он что-нибудь говорил?
– Нет, ничего не говорил. Просто обогнал меня. Но минуты через две я опять его увидела. Он садился в зеленую машину с шведскими номерными знаками. Я не разбираюсь в машинах, не скажу тебе, что за марка была. Правда, буквы в номере запомнились – ГОЗ. А цифры тут же забыла. Может быть, даже и не рассмотрела. Сам знаешь, у меня на цифры плохая память.
Не успела Рея глазом моргнуть, как Мартин Бек уже стоял нагишом у телефона.
– Новый мировой рекорд по скоростному бегству из объятий возлюбленной, – сказала она.
Мартин Бек набрал домашний номер Гюнвальда Ларссона. Одиннадцать гудков, двенадцать~ Никто не отвечал. Он набрал номер служебного коммутатора.
– Вы не знаете, Гюнвальд Ларссон на месте?
– Был, во всяком случае, десять минут назад.
У Мартина Бека не лежала душа к выражениям вроде "оперативный штаб", и он попросил соединить его с отделом насильственных преступлений.
– Ларссон слушает.
– Гейдт в городе.
– Знаю. Только что сообщили. Одна сотрудница отдела экономических преступлений не придумала ничего лучшего, как переспать с ним в ночь с четвертого на пятое. Уверена, что опознала. Он выдавал себя за датчанина. Показался ей симпатичным. Говорил на скандинавском языке.
– У меня тоже есть свидетель, – сказал Мартин Бек. – Женщина, которая недели три назад видела его на Чёпмангатан в Старом городе. Около дворца он сел в машину с шведскими номерными знаками. Ей показалось, что он поехал в южном направлении.
– А свидетельница твоя надежная? – спросил Гюнвальд Ларссон.
– Самый надежный человек, какого я знаю.
– Ух ты.
– Если пришлешь патрульную машину, приеду через двадцать минут.
– Будет сделано. – Гюнвальд Ларссон помолчал, потом добавил: – Ну и дьявол Провел-таки нас. И времени не осталось. Что будем делать?
– Подумаем, – ответил Мартин Бек.
– Вызывать Меландера и Скакке?
– Пусть спят. Кому-то надо завтра иметь свежую голову. Сам-то как себя чувствуешь?
– Совсем было дошел, но теперь вроде очухался.
– И я тоже.
– М-м-м. Вряд ли нам придется спать сегодня ночью.
– Ничего не поделаешь, – сказал Мартин Бек. – Если сумеем обезвредить Гейдта, сразу легче станет.
– Возможно, – согласился Гюнвальд Ларссон. – Он явно парень не промах.
На этом разговор окончился. Мартин Бек начал одеваться.
– Что-нибудь важное оказалось? – спросила Рея.
– В высшей степени. Пока, и спасибо за все. Завтра вечером увидимся? У меня?
– Как пить дать, – весело отозвалась она.
– Ты ведь все равно собиралась ко мне смотреть цветной телевизор.
Проводив Мартина Бека, Рея долго лежала и думала.
Только что было так хорошо на душе, а теперь вдруг хандра напала. Быстрая смена настроений была свойственна ее впечатлительной натуре.
Ей не нравилась вся эта история. К чувству выполненного долга примешивалась смутная тревога.
А еще ей было тоскливо лежать одной на такой большой кровати.
XX
Гюнвальд Ларссон и Мартин Бек посвятили предутренние часы усиленной умственной работе, но, к сожалению, на их работоспособности сказывались такие чувства, как досада, недовольство собой и сильная усталость. Оба ощущали, что они уже не молоды.
Несмотря на строгие меры предосторожности, Гейдт проник в страну. Следовало предположить, что и остальные члены диверсионной группы находятся в Стокгольме, притом находятся давно.
Вряд ли Гейдт здесь один.
Они знали довольно много о Рейнхарде Гейдте, но совершенно не представляли себе, где именно он обосновался, и могли только гадать, что у него на уме.
Кое-какими путеводными нитями они располагали. Конкретно двумя: внешность Гейдта и тот факт, что он пользовался зеленой машиной с шведскими номерными знаками, вероятно с буквами ГОЗ. Но марка автомобиля и завод-изготовитель не были известны, а главное – поздно что-либо предпринимать.
Откуда у него машина? Украл? Это был бы ненужный риск, а Гейдт вряд ли принадлежал к числу людей, склонных рисковать без нужды. Тем не менее как только заработали отделы, они проверили все сообщения о кражах машин. Ни одно из них не подходило к данному случаю.
Он мог ее купить, мог взять напрокат, но на проверку этих возможностей уйдут дни, если не недели. А в их распоряжении всего несколько часов.
Причем за эти часы комнаты оперативного центра из более или менее сносного рабочего места превратятся в сумасшедший дом.
Скакке и Меландер пришли в семь часов и мрачно выслушали весть о новом повороте в деле Гейдта. После чего принялись крутить диски своих телефонов, но поздно, поздно~ Ибо по стопам курьеров нагрянула тьма людей, которые вдруг сочли свое присутствие крайне необходимым. Так, явился начальник ЦПУ, сопровождаемый Стигом Мальмом, явились полицеймейстер Стокгольма и начальник охраны порядка. Вскоре вслед за тем показалась радостная физиономия Бульдозера Ульссона, потом прибыли: представитель пожарной части, которого никто не приглашал, два полицейских офицера, движимых простым человеческим любопытством, и в довершение всего – статс-секретарь, коему правительство явно отводило роль наблюдателя.
Среди этого сборища мелькал и очаровательный рыжий венчик Эрика Мёллера, но к этому времени члены группы уже потеряли надежду совершить что-нибудь путное.
Гюнвальд Ларссон еще раньше осознал, что при всем желании не успеет съездить домой в Болльмуру, чтобы принять душ и переодеться, а если Мартин Бек лелеял какие-нибудь планы в этом или ином духе, они быстро были пресечены тем фактом, что с половины девятого он был прикован к телефону, отвечая преимущественно лицам, имевшим весьма косвенное отношение к визиту высокого гостя.
В суматохе в штаб сумели просочиться два аккредитованных репортера. Считалось, что эти журналисты положительно относятся к полиции, поэтому в Центральном полицейском управлении всячески старались не задеть их. Стоя в полуметре от одного из охотников за новостями, начальник ЦПУ обратился к Мартину Беку:
– Где Эйнар Рённ?
– Не знаю, – солгал Мартин Бек.
– Чем он занят?
– Тоже не знаю, – повторно солгал Мартин Бек. Протискиваясь сквозь толпу, чтобы спастись от дальнейших вопросов, он услышал, как шеф пробурчал:
– Странно. В высшей степени странная постановка дела.
В начале одиннадцатого позвонил Рённ и после долгих экивоков добился того, что к телефону подозвали Гюнвальда Ларссона.
– Ну вот, привет, это Эйнар.
– Все готово?
– Да, по-моему, все.
– Молодец, Эйнар. Устал?
– Да уж, что есть то есть. А ты-то сам?
– Свеж, как дохлая свинья, – ответил Гюнвальд Ларссон. – Вчера так и не добрался до постели.
– Ну мне-то удалось ухватить два часика.
– И то хлеб. Ты уж там поосторожнее.
– Ладно. Ты тоже.
Гюнвальд Ларссон ничего не сказал про Гейдта – во-первых, в пределах слышимости было чересчур много посторонних, во-вторых, это известие могло лишь еще больше взволновать Рённа. Если он вообще волновался.
Гюнвальд Ларссон пробился к окну, демонстративно встал спиной к остальным и уставился наружу. Его взору не открылось ничего особенного: строящийся новый суперкомплекс полицейского управления да малюсенький клочок угрюмого, серого неба.
Погода была обычная для этого месяца: ноль градусов, ветер северо-восточный, временами дождь со снегом.
Не больно-то отрадно для огромной армии постовых, да и для демонстрантов тоже.
В одном шеф сепо явно оказался прав. Все прошедшие сутки из Норвегии, а еще больше – из Дании прибывали демонстранты. Вместе с аборигенами они теперь образовали сплошную стену от Северной заставы до площади Сергеля и здания риксдага в модернизированном, еще не обжитом и никуда не годном с точки зрения условий обитания центре Стокгольма.
В половине одиннадцатого Мартину Беку удалось вызволить тройку своих сотрудников из окружения и увести в прилегающую комнату, где Гюнвальд Ларссон первым делом запер двери и снял все телефонные трубки.
Вступительное слово Мартина Бека было очень кратким:
– Только мы четверо знаем, что Рейнхард Гейдт находится в. городе, и, скорее всего, в составе полностью укомплектованной группы опытных террористов. Кто из вас считает, что с учетом этого нам следует изменить наши планы?
Все молчали, наконец Меландер вынул изо рта трубку и сказал:
– Насколько я понимаю, перед нами та самая ситуация, из которой мы все время исходили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46