Таганцев вместе с князем Шаховским пытались создать подпольные банковские конторы, чтобы срывать финансовые мероприятия Советского правительства. В профессорской группе состояли также князь К. Д. Туманов, работавший в информационном центре РОСТА и использовавший его материалы в интересах контрреволюции, князь С. А. Ухтомский, геолог В. М. Козловский, на квартире которого хранились динамит, белогвардейская литература, и другие.Офицерскую группу возглавлял сподвижник Юденича — подполковник П. П. Иванов. Группа разработала план вооружённого восстания в Петрограде и области. Его предполагалось начать одновременно в Петрограде, Рыбинске, Старой Руссе, Бологом и на станции Дно и таким образом отрезать Петроград от Москвы. Петроград был разбит на районы, и в каждом из них во главе мятежных сил поставлен опытный офицер. Группе удалось привлечь к антисоветской деятельности нескольких офицеров, служивших в Красной Армии и на флоте. Среди них были Н. М. Подня (он же Бутгель-Подлобный), дворянин, скрывший своё прошлое, вступивший в Коммунистическую партию и ставший комиссаром 3-го минно-подводного дивизиона; Г. Х. Рооп, сын генерала, адъютант того же дивизиона, снабжавший документами членов подпольной организации.Кадет Таганцев вынашивал идею создания «массовой базы», на которую могла бы опираться «ПБО», и искал связей с антисоветскими группами, действовавшими среди рабочих.Таганцев вошёл в контакт с группой «уполномоченных собрания представителей фабрик и заводов г. Петрограда». Эта группа представляла собой блок выходцев из разных партий, выступала под флагом беспартийности и вела антисоветскую пропаганду на предприятиях.«Петроградская боевая организация» помогала группе «уполномоченных собрания представителей фабрик и заводов» издавать за границей прокламации, которые затем распространялись на предприятиях Петрограда.В мае 1921 года Таганцев начал переговоры с находившимися в Финляндии кронштадтским «временным ревкомом». По соглашению между «ПБО» и «временным ревкомом» в Петроград приехали несколько моряков во главе с Комаровым, «работу» которых возглавляла «ПБО». Эта группа и образовала «Объединённую организацию кронштадтских моряков».Общее количество арестованных по делу «ПБО» составляло свыше 200 человек. По постановлению Петроградской чрезвычайной комиссии от 29 августа 1921 года наиболее опасные из них, в том числе Таганцев, Шведов, Лебедев, Орловский, были расстреляны, остальные приговорены к различным срокам лишения свободы. «Троцкистская группа Пятакова и Радека» Карл Бернгардович Радек. В 1935 году К. Б. Радек вошёл в состав Конституционной комиссии ЦИК СССР. В 1936 году Радека арестовали.Газета «Правда» сообщала: 23 января 1937 года в Октябрьском зале дома Союзов военная коллегия Верховного суда СССР в открытом судебном заседании приступила к разбору дела Пятакова, Радека, Сокольникова, Серебрякова и других, обвиняемых в подготовке террористических актов. Состав суда: председательствующий — председатель военной коллегии Верховного суда СССР армвоенюрист В. В. Ульрих, члены суда — корвоенюрист И. О. Матулевич и диввоенюрист Н. М. Рычков. На процессе присутствуют от общественности писатели, в том числе А. Н. Толстой, Лион Фейхтвангер и другие. Широко представлена советская и иностранная печать. Присутствуют также члены дипломатического корпуса.О суде над «троцкистской группой Пятакова и Радека» Лион Фейхтвангер рассказывал в книге «Москва 1937», которая имеет подзаглавие «Отчёт о поездке для моих друзей». В своих психологических портретах писатель стремится убедить читателя в бесспорности вины подсудимых и в абсолютной правдивости своих наблюдений.Вот как выглядит Карл Радек на скамье подсудимых в описании Фейхтвангера. «Писателя Карла Радека я тоже вряд ли когда-нибудь забуду. Я не забуду ни как он там сидел в своём коричневом пиджаке, ни его безобидное худое лицо, обрамлённое каштановой старомодной бородой, ни как он поглядывал на публику, большая часть которой была ему знакома, или на других обвиняемых, часто усмехаясь, очень хладнокровно, зачастую намеренно иронично, ни как он при входе клал тому или другому из обвиняемых на плечо руку лёгким, нежным жестом, ни как он, выступая, немного позировал, слегка посмеиваясь над остальными обвиняемыми, показывая своё превосходство актёра, — надменный, скептический, ловкий, литературно образованный. Внезапно оттолкнув Пятакова от микрофона, он встал сам на его место. То он ударял газетой о барьер, то брал стакан чая, бросал в него кружок лимона, помешивал ложечкой и, рассказывая о чудовищных делах, пил чай мелкими глотками. Однако совершенно не рисуясь, он произнёс своё заключительное слово, в котором он объяснял, почему он признался, и это заявление, несмотря на его непринуждённость и на прекрасно отделанную формулировку, прозвучало трогательно, как откровение человека, терпящего великое бедствие. Самым страшным и труднообъяснимым был жест, с которым Радек после конца последнего заседания покинул зал суда. Это было под утро, в четыре часа, и все — судьи, обвиняемые, слушатели — сильно устали. Из семнадцати обвиняемых тринадцать — среди них близкие друзья Радека — были приговорены к смерти; Радек и трое других — только к заключению. Судья зачитал приговор, мы все — обвиняемые и присутствующие — выслушали его стоя, не двигаясь, в глубоком молчании. После прочтения приговора судьи немедленно, удалились. Показались солдаты; они вначале подошли к четверым, не приговорённым к смерти. Один из солдат положил Радеку руку на плечо, по-видимому, предлагая ему следовать за собой. И Радек пошёл. Он обернулся, приветственно поднял руку, почти незаметно пожал плечами, кивнул остальным приговорённым к смерти, своим друзьям, и улыбнулся. Да, он улыбнулся».
«Почему обвиняемые вместо того, чтобы отпираться, наоборот, стараются превзойти друг друга в признаниях? И в каких признаниях! Они сами себя рисуют грязными, подлыми преступниками. Почему они не защищаются, как делают это обычно все обвиняемые перед судом?»Ключевой вопрос: почему не защищаются. Очень часто, оговаривая себя, кремлёвские отцы старались спасти своих детей. Не всегда это удавалось. Безжалостная машина репрессий, запущенная совместными усилиями жертв и палачей, не давала сбоев…Подтверждение вышесказанному мы находим в разговоре Феликса Медведева с Софьей Радек, которая рассказывала о себе и своём отце. Встреча с Софьей Радек происходит в 1988 году в маленькой квартире на окраине Москвы на Зеленоградской улице, в комнате, где нет ничего лишнего…Софья Радек рассказывает. «А обеспеченность, богатство меня не волнуют. Я привыкла к нищете и прекрасно с ней обхожусь. К роскоши меня не приучили. Единственное огорчение — не хватает денег на книги, люблю читать.— Сталина вы видели, общались в ним?— Нет, не приходилось, хотя жили мы до ареста отца в Кремле, по соседству. С сыном его Васькой училась в школе. Однажды даже тумаков ему надавала, девчонка я была драчливая. Отец мне говорил: «Сонька, не давай спуску никому, бей первая. Не жди, когда тебя ударят». Как-то позже Василий припомнит об этом смеясь. Но ничего, обошлось.— Вы видели, как арестовывали отца?— Я была в Сочи, когда отец вызвал меня телеграммой, чувствуя, что его вот-вот возьмут. Звоню ему «Что случилось, что с мамой?» «Нет, ничего не случилось, но срочно приезжай».В момент ареста отца меня не было дома. И он заявил арестовывавшим, что не уйдёт из квартиры, пока не простится с дочерью. Ну хоть стреляйте. И они ждали моего возвращения. Вернулась я поздно ночью, терпение непрошеных гостей уже, по-видимому, иссякло, и отца выводили. На прощание он успел мне сказать: «Что бы ты ни узнала, что бы ты ни услышала обо мне, знай, я ни в чём не виноват». Перед своим арестом отец собрал для меня деньги, пять тысяч, старыми, естественно, отдал моей тётке по матери, а она тут же отдала НКВД. Отца арестовали, жить не на что. Я говорю матери: давай продадим часть книг отца. А мать в ответ: «Ни в коем случае. Я не позволю, ведь библиотека уже конфискована, нельзя нарушать законы».Конечно, отец был наивным человеком. И он наивно надеялся, обговаривая себя, что спасает меня и маму. Как же он мог? Недавно мне дали прочесть стенограммы того процесса. Отца обвиняли чуть ли не в реставрации капитализма. Это кому, отцу-то моему была нужна реставрация капитализма, члену партии с 1903 года, выходцу из нищей семьи, мать была народной учительницей. Всё равно беднота. Такой бред собачий я прочитала в этой стенограмме, такие неслыханные обвинения, в которых отец признал себя виновным, что если думать об этом, кажется, можно сойти с ума. Меня всё-таки не оставляет мысль, что, кроме физических воздействий, на осуждённых действовали методом запугивания. Мы, члены семей, были как бы заложниками палачей.Вспоминаю такой эпизод — отец совершенно не пил. Один-единственный раз в жизни я видела его нетрезвым.Он пытался открыть свою комнату и никак не мог попасть ключом в замочную скважину. Возился и приговаривал: «Хозяину никого не жаль, а вот мне дочку жаль». Сами понимаете, что «хозяин» — это Сталин. Этот эпизод я запомнила на всю жизнь. Да, все мы, члены семей, были заложниками, ибо то, что арестованные наговаривали на себя или на кого-то, было результатом угроз расправиться с близкими.После процесса матери дали свидание. Мать была человеком замкнутым и, придя с Лубянки, только сообщила: «Я сказала ему, как он мог говорить о себе такой ужас?» А он ответил: «Так было нужно».Вот и всё. Он спросил: «А Сонька не хотела прийти?» Мать ответила: «Нет, не хотела».Было обидно, что близкий мне человек мог так чудовищно оговорить себя. Тогда я не могла ему этого простить. Только став взрослым человеком, сама пройдя все круги ада, я могу понять, что могли сделать с человеком в заключении.Мне на роду написано сидеть по тюрьмам да лагерям, потому что я родилась 15 февраля 1919 года, и в этот день моего отца арестовали в Германии. Так что мне надо сетовать только на свою судьбу.Вы знаете прекрасные сталинские законы? Мой отец приложил к ним руку, так вот там был пункт, что дети за отцов не отвечают. А дети за отцов ответили, да ещё как!Якобы я кому-то заявила, что отомщу за родителей. Но как и когда отомстить за родителей? Как? Сейчас я думаю, что эту бешеную собаку, тирана усатого, нужно было кому-то пристрелить. Ведь всё равно каждому, кто был с ним близок, грозила смерть.Какие мужественные люди были, решительные. Ходили с оружием. Хотя бы Тухачевский. И никто не решился порешить эту гадину. Даже Орджоникидзе, с его горячей кровью.Вот как он сумел всех околдовать.А вообще, я считаю, что умными и решительными были только Томский и Гамарник. Они покончили с собой, их не заставили обливать себя и других помоями. Тем более, что многие из окружения Сталина понимали, что их ждёт. Помню, когда в газетах сообщили об убийстве Кирова, отец был невменяемым, я его в таком состоянии никогда не видела, а мать произнесла вещие слова: «А вот теперь они расправятся со всеми, кто им не угоден». Так и случилось. Говорят иные, не Сталин виноват, а Берия, Ежов… Так не бывает, чтобы царь-батюшка был хорошим, а министры плохие.— А как Карл Радек относился к Сталину?— Что за вопрос, он его ненавидел. И презирал.— А что вы скажете о его книге «Портреты и памфлеты»?Она произвела на меня тягостное впечатление. Читать её сегодня горько и обидно. Талантливый человек, публицист, умница Карл Радек, извините меня, талантливо воспевал сталинский социализм…»
Из книги К. Радека «Портреты и памфлеты»: «Мы уверены, что народные массы всех стран, угнетаемые и терроризируемые маленькими кучками эксплуататоров, поймут, что в России насилие употребляется только во имя святых интересов освобождения народных масс, что они не только поймут нас, но и пойдут нашим путём».Огиз выпустил альбом «Ударник»…За ним последовали альбом «Страна должна знать своих героев», монтаж «Ударники полей» и 2—3 дюжины открыток с фотографиями ударников и ударниц.Я просматривал с большим вниманием эти сборники, всматривался в лица ударников, когда зашёл ко мне знакомый советский писатель, «почти коммунист». Он взял из моих рук альбом, посмотрел его и отложил в сторону.— Что это — массовое производство стандартных героев? — спросил он.— Да, массовое производство героев, — ответил я. — Да, СССР есть фирма массового производства героев…Весь капиталистический мир был убеждён, что борьба за коллективизацию кончится поражением большевиков. В этом был убеждён кулак, в этом была убеждена городская мелкая буржуазия. На этом строили свои расчёты интервенты. Сталинский расчёт покоился на силе организации, которая направлена не против интересов десятков миллионов крестьян — бедняков и середняков. И сталинский расчёт оказался верен во всех его частях. Опираясь на мощный рост индустрии, возросшую активность бедняцких масс деревни, партия, разгромив правых капитулянтов, возглавляемых Бухариным, Рыковым и Томским, пошла под руководством Сталина в прямую атаку на капиталистические элементы села широчайшим фронтом.…Нельзя считать на счётах преступлений и благодеяний то, что представляет собой Советская власть по той простой причине, что если считать капитализм злом, то не может существовать злодеяний Советской власти. Это не значит, что при Советской власти не существует много злого и тяжёлого. Не исчезла ещё нищета, а то, что мы имеем, мы не всегда умеем правильно разделить; приходится расстреливать людей, а это не может считать благом не только расстреливаемый, но и расстреливающие, которые считают это не благом, а только неизбежностью.Многие говорят, что нельзя писать правды, ибо Главлит не пропустит, Попробуйте, товарищи!… Так называемые советские писатели боятся не цензуры, а боятся самих себя. Они не умеют дать честной картины действительности, не понимая, что значит борьба кулака и бедноты в деревне, не зная средств преодоления опасности бюрократизма, не видя великих творческих сил страны, новых пластов народа, поднятых революцией;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69