— Какая прелестная басенка! — ухмыльнулся Жеан. — Ну просто небылица для детишек!— Взгляните же, — сказал задетый за живое Робер. — Это все, что осталось от монстра. Я обнаружил его в зарослях на вершине холма. Я двинулся к нему, подняв меч за лезвие, как распятие, и запел псалмы. Зверь обмяк у меня на глазах. Вот оно, всемогущество Христа!Жеан наклонился над шкурой. Это было то самое одеяние, виденное им накануне, только смоченное свежей кровью.— За дурачка меня принимаешь? — бросил он. — С первого взгляда понятно, что это грубый маскарадный костюм, тряпье с четверга на третьей неделе поста. Его освятили, обрызгав кровью обезглавленного зайца, чтобы придать ему вид посвежее. Если ты рассчитываешь предстать перед Дориусом с этой штучной реликвией, у тебя будут неприятности.— Вам хочется принизить мою победу! — хрипло вскричал молодой человек, его лицо перекосилось от ярости. — Я предупреждал вас, что одного владения оружием здесь недостаточно, и только с чистым сердцем можно победить там, где потерпит неудачу вооруженная рука нечестивца.— Хватит проповедей! — буркнул Жеан. — Не на того напал. Скажи своей барышне, чтобы вышла из укрытия, я вас разгадал.— О чем вы говорите? — удивился молодой человек.— Тебе знакома эта вещица? — бросил проводник, показывая ему шелковую красную ленту, найденную накануне.— Да… — нерешительно выдавил Робер. — Значит, я потерял ее? Это одна из ленточек Оды. Она подарила ее мне очень давно, когда мы были еще детьми. Я всегда носил ее при себе. Она — мой талисман.— Брешешь! — выругался Жеан. — Выдумываешь. Я знаю, что она здесь. Она потеряла ее, когда торопилась влезть в эту шкуру. Мне известны все ваши проделки.И он попытался подробно изложить выводы, к которым пришел.— Вы с ума сошли! — раздраженно проговорил Робер, выслушав Жеана. — Ваш разум помутился от жара. Вы не хотите смириться с поражением и отыгрываетесь на сказках, от которых можно уснуть на ходу. Я не собираюсь терять время и оправдываться. Я возвращаюсь в Кандарек. Предлагаю вам сесть на мою лошадь. В городе вы сможете взывать к милосердию Дориуса. Если же вы останетесь здесь, волки быстро учуют запах болезни и окружат вас. Решать вам. Я не злой человек и постараюсь ходатайствовать за вас перед аббатом. Собирайтесь, мне не терпится вернуться в город.Жеан яростно плюнул, но слюны не хватило, и он закашлялся. Ему казалось, что самоуверенность юнца граничит с помешательством.— Ты находишься под влиянием Оды, — сказал он, смягчившись, — но не слушай ее. Это дитя не в своем уме. Я знаю Дориуса: ваша проделка не пройдет. Тем более с этими лохмотьями… Вам следовало бы делать все поаккуратнее. Убить медведя и разукрасить его, нарисовать на шерсти сатанинские знаки, приделать ему козлиные рога, да мало ли что…Робер недоуменно посмотрел на окровавленную шкуру.— Не понимаю, что вас беспокоит, рыцарь, — высокомерно произнес он. — Почему бы демону не одеться в маскарадный костюм балаганного зазывалы и оживить его? Всем известно, что дьяволу нужно какое-нибудь одеяние, чтобы воплотиться, поэтому он иногда напяливает на себя одежду повешенного. А тут он смеха ради выбрал маскарадный костюм, вот и все.— Ладно уж, — вздохнул Жеан. — Если ты думаешь, что аббат настолько глуп и примет на веру твои слова, то ошибаешься. Короче, мы оба идем к своей погибели.— Я не заставляю вас ехать со мной, — возразил Робер.— Я возвращаюсь не из-за тебя, — процедил сквозь зубы Жеан, — а ради одной молодой дамы, которую Дориус держит в заложницах. Она расплатится за меня, если я исчезну.Потеряв интерес к проводнику, Робер пошел за своей лошадью. Он подвесил шкуру к седлу, чтобы она окончательно не превратилась в лохмотья на каменистой дороге, и приладил свой багаж. Где же все-таки Ода? Вероятно, уже направляется в замок. Подземные пути часто уходили далеко за городские стены; никто, кроме сеньора и приближенных, не знал, где они кончаются. По таким подземным дорогам очень удобно проходить незамеченным под всеми стенами. Достаточно спуститься в них на муле или лошади, чтобы мчаться без помех.— Не хотите ли сесть сзади? — предложил Робер с раздражающим великодушием.Жеан согласился: выхода не было. Юноша, казалось, ни секунды не сомневался в успехе своего дела. А появится ли Ода на паперти при торжественном предъявлении останков?«Да, безо всякого сомнения, — подумал проводник. — Она опередит Дориуса. Поиграв в затворницу, Ода появится во всей славе первой дамы Кандарека, публично объявит о своем замужестве и облагодетельствует Робера!»Ее грация и нежное личико растопят все сердца, и каждый с гордостью будет повиноваться такой очаровательной даме.Мужчины молча скакали по полям. Нечего теперь вспоминать об отравлении. Жизнь войдет в свою колею, и Робер де Сен-Реми навсегда останется доблестным рыцарем, одержавшим победу над дьявольской нечистью. Он станет героем легенд, перед которым будут бледно выглядеть старые воины, отличавшиеся в Крестовых походах.В жаркой дымке показались башни замка. Подъезжая к городским воротам, Робер достал рог, пронзительно и длинно затрубил, возвещая о своем возвращении. Мужчины ожидали услышать радостные приветственные крики ликующей толпы, но никто не издал ни звука, когда они проезжали через ворота. У людей, стоявших по обе стороны улиц, были вытянутые и мрачные лица.Ни один колокол не зазвонил в честь возвращения героев; многие женщины плакали, уткнув лица в платочки.Дориус с неприступным, суровым видом ждал их на церковной паперти. Он лишь с отвращением глянул на шкуру монстра, испачканную спекшейся кровью. Не дав времени всадникам спешиться, он наставил на них палец и крикнул страже:— Схватить этих обманщиков! Они дорого заплатят за свое неблагоразумие! Пусть их закуют в цепи и бросят в темницу к той ведьме Иране! Суд будет скорым! Пора прекратить глумление над божественной властью! ГЛАВА 16В РУКАХ МУЧИТЕЛЯ С них сорвали мечи, сдернули с лошади. Непонятная, наполненная ужасом тишина опустилась на город. Жеана и Робера схватили стражники и потащили в подвал замка.Ирана ждала их в подземном застенке, устланном соломой, гниющей от испражнений узников, проходивших через него уже целый месяц. Молодая женщина была очень бледна. Из разорванной рубашки виднелось обнаженное плечо, оцарапанное латной рукавицей сержанта. Дрожь била Ирану, в глазах мерцал огонек безумия.Как только смотритель закрыл за новоприбывшими решетку, она сообщила:— Ода мертва. Этим утром она бросилась с главной башни… Ночью к ней явился зверь и заявил, что она зачала прокаженного ребенка, от которого у нее сгниют внутренности… Ода не вынесла этого. Я попыталась ее урезонить, но она отослала меня за Дориусом. Я спускалась по лестнице, когда она спрыгнула. Аббат тотчас воспользовался этим и обвинил меня в том, что я столкнула ее.Робер бросился к Иране, схватил за плечи, затряс.— Это невозможно! — закричал он. — Ода не может умереть… Почему ты говоришь, что у нее проказа? Ты сошла с ума!Ирана застонала от боли. Жеан оторвал от нее Робера и оттолкнул его в угол камеры. Проводнику надо было привести в порядок свои мысли. Самоубийство первой дамы Кандарека сводило на нет все его рассуждения и догадки.— Ты видела ее мертвой? — спросил он, становясь на колени рядом с Ираной.— Да… — тихо выговорила молодая женщина. — Она разбилась во дворе, но лицо не пострадало от удара. Сколько крови было около нее… Это ужасно. Никогда не думала, что в таком маленьком тельце столько крови.Жеан сжал зубы. Кто был чудовищем там, на холме, и здесь, в замке? Кто тайно воспользовался подземными дорогами, разыгрывая мрачную буффонаду то в лесу, то в коридорах башни?— Дориус обвиняет меня в колдовстве, — шепнула Ирана. — Он утверждает, что я околдовала вас обоих, а своими заклинаниями я вызвала из ада зверя… Под этим предлогом Дориус хочет предать меня казни, он не упустит такой случай.— А как ко всему этому отнеслись горожане? — поинтересовался Жеан.— Всех обуял ужас. Во время моего ареста женщины пытались закидать меня камнями. У меня все тело болит… Мне страшно… Дориус велит меня пытать, как Гомело, пока я не признаюсь в союзе с демоном.Ирана сгорбилась, уткнулась в колени и зарыдала. Жеан хотел обнять ее, но она оттолкнула его.— Нет, — сквозь слезы выговорила она, — оставь меня… Мне очень страшно…— Кто же за всем этим стоит? — спросил Жеан.— Как ты глуп! — раздраженно уколола его молодая женщина. — Естественно, сам Дориус! Это он все затеял, с самого начала. Он честолюбец… Я поняла это вчера вечером, когда меня заперли здесь. Помнишь, что сказала, умирая, Жакотта, подружка Гомело?— Да, — недоуменно пролепетал Жеан. — «Меня убил попугай…»— Конечно, — выдохнула Ирана. — Это ты так понял. На самом деле, она сказала: «Меня убил рыжий поп Слово perroquet — попугай (фр.) созвучно с выражением pere rouquin — рыжий поп (фр.). — Примеч. пер.

». В вечер нашей встречи я сказала тебе, что у Дориуса рыжие волосы, крашеные. Жакотта не знала его имени… Она в насмешку звала его рыжий поп! Она тоже заметила плохую окраску! Женщины более внимательны к таким вещам.— Дориус убил Жакотту?— Да, чтобы заставить ее замолчать. Он знал, что мы ведем расследование, и боялся, как бы не открылась его затея с привыканием к яду… Он помешал Жакотте обо всем нам рассказать. Озлобленный зверь — тоже его выдумка… чтобы запугать Оду и довести ее до крайности. Он-то и отослал вас подальше от города, чтобы свободнее было обделывать свои делишки. А ты был слишком усерден и мешал ему.— Но какова цель?— Я тебе уже говорила, но ты отказывался верить. Полагаю, Дориус придумал всю эту историю с проказой, чтобы стать нужным Орнану де Ги. Он воспользовался для этого какой-нибудь кожной болезнью или чем-то вроде этого. Фальшивые мощи — тоже дело его рук. Ему необходим был свидетель, который подтвердил бы эту сказку; он знал, что ты кому-нибудь да сболтнешь. У Орнана де Ги никогда не было проказы. Дориус выставил это пугало, чтобы получить хорошее вознаграждение. Выпросить, к примеру, место духовника или приора. Он убил барона, вынудил Оду покончить с собой, чтобы быть одному… Сегодня владение Орнана свободно. Дориус непременно добьется у сюзерена разрешения перестроить замок в монастырь, духовным отцом которого он станет. Разве не Дориус расстроил планы сатанинского заговора? Уж он-то распишет свои подвиги. Человек, отразивший происки лукавого, поневоле становится великим человеком. Ничтожный монах будет князем церкви… Я уверена, что он выкачал из барона все бумаги для своего взлета. Ему остается подмести вокруг себя, избавиться от всех, кто подозревает его в махинациях. Ты… я… Это произойдет завтра утром. Меня начнут пытать, и я во всем признаюсь. Любой оговорит себя под клещами палача. Я не строю иллюзий. Я не сильнее других. Мои признания будут смертным приговором для всех.Жеан ударил кулаком по каменному полу.— От нас он так легко не отделается! — прорычал он.— Еще как отделается, — устало вздохнула Ирана. — Не бахвалься… Никто не будет нас слушать. Ты — ничто, я — ничто. Ни один король за нас не вступится. Дориус ловко сработал. Как только он вычеркнет нас из списка живых, то безбоязненно сможет пожинать плоды своего преступления.Ее голос прервался, и она закрыла лицо руками. Робер лежал в углу камеры, его лицо ничего не выражало, словно у человека, потерявшего рассудок от сильного потрясения. Похоже, он ни слова не слышал из того, что говорила трубадурша.— Суконщики! — встрепенулся Жеан. — Те, которые наняли меня для доказательства невиновности Гомело; они богаты и могущественны… Они наверняка предпримут что-нибудь, чтобы помочь нам.— Ты в своем уме? — крикнула Ирана. — Когда речь идет об обвинении в колдовстве, никто не чувствует себя в безопасности. Ни бароны, ни суконщики. Все отходят в сторону. Возможно, твои суконщики уже в пути…Большего ей не удалось сказать. По ту сторону решетки появились стражники замка.— Это за тобой, чертова шлюха! — засмеялся смотритель. — Думаю, сейчас ты запоешь такую песенку, которой еще не угощала публику. Будем надеяться, что палачу понравятся ее слова.Молодая женщина кинулась в глубь камеры, увертываясь от солдат, но те, пиками не давая Жеану приблизиться, схватили ее за волосы, заломили руки за спину. От страха Ирана почти потеряла сознание, когда ее тащили в камеру пыток.Кричала она долго. Сперва гневно, потом со страхом и ужасом. В конце она подвывала, словно наказанная девочка. Жеан отбил кулаки о прутья решетки, а смотритель посмеивался.— Ха-ха! Здорово они отделают твою ведьму, будь уверен! Видел я и таких, кому в матку вливали кипящее масло через воронку или подвешивали на крючья за кончики грудей. О! Не долго разыгрывали они из себя принцесс. Они начинали так быстро говорить, что невозможно было их остановить. И с твоей будет то же самое. На допросе присутствуют монахи, но они всегда смотрят в сторону: их шокируют голые женщины. А палачу с помощниками не привыкать. Случается, что они пользуются девкой в перерывах, когда монахи уходят на отдых. — Заткнись, скотина! — выругался Жеан.Смотритель снова захохотал.Робер все еще был в прострации, подавленный смертью Оды. Он, похоже, даже не замечал, что происходит вокруг.Прошло немало времени, прежде чем притащили Ирану. На ней была только длинная, едва державшаяся разорванная рубашка с пятнами крови. От пота слиплись волосы на лбу и шее. Ирана тряслась, ноги не держали ее, и солдатам пришлось ее нести. Смотритель открыл решетку, и они швырнули женщину в камеру. Она со стоном упала на солому. Жеан бросился к ней. Ее били кнутом — на спине и ягодицах пересекались кровоточащие полосы ран. Во время пытки она так напряглась, что веревки разрезали кожу на запястьях и лодыжках. Проводник хотел напоить ее, но она оттолкнула его.— Отстань! — крикнула Ирана. — Я призналась… Тебе понятно? Я всех нас погубила. Я была слишком слаба и не выдержала. Когда палач собрался вырывать мне зубы, я сказала, что Гомело завербовал меня на шабаше… и я породнилась с дьяволом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28