А тут центр тяжести где-то на одной трети длины от рукоятки. Интересно, почему?
- Может, у тебя рукоятка была тяжелее? - спросил я.
- Нормальная, наборная, - ответил Димка. - Я делал нож из старого трехгранного напильника. Мне на заводе просверлили его во всю длину, почти до конца, а потом я подбирал центр тяжести так, чтобы он всегда летел отстрием вперед. Забью кусочки алюминия, потом кусочки свинца, проверю кувыркается. Значит, все вытряхаю и свинец с алюминием закладываю по-другому, чтобы свинец подальше от острия был. Так, методом тыка, и подобрал. А уж потом накрутил резьбу в отверстии, на пять сантиметров вглубь, нарезал на стальной стержень резьбу с таким же шагом, ввернул его до упора, и уж на него набирал и эту перекладинку для упора пальцев, и разноцветные колечки.
Он опять взвесил нож на двух пальцах.
- Ну, с этим ты и потом можешь разобраться, - сказал Юрка. - А пока надо решить, принимаем мы наш план или нет.
Мадлена Людвиговна поглядела на красивые старые часы, стоявшие на серванте.
- Без пяти четыре. Надо собираться. Я одеваюсь медленно, так что времени у нас не так много. Подождите нас здесь, пожалуйста.
Они с Шарлотой Евгеньевной удалились, а мы остались любоваться ножом. Мадлена Людвиговна собиралась почти полчаса, а мы даже не заметили как пролетело время - так тщательно мы прощупывали, поглаживали и пробовали пальцем каждый миллиметр ножа, так основательно проверяли, насколько удобно его рукоятка ложится в каждую из наших рук, так напряженно вглядываясь разбирали каждое слово надписи на незнакомом для нас языке...
Мадлена Людвиговна появилась опять в элегантном платье, серых тонов, как и подобает для прогулки на кладбище. На ней был приталенный пиджак под цвет платью, из нагрудного кармана пиджака выглядывал уголок кружевного платка, и узкими кружевными полосками, достаточно скромного, но приятного узора, были отделаны манжеты и верхние кромки пиджака. Лицо её стало ещё розовее, а шляпку на этот раз она выбрала с темной полувуалью - тоже, видимо, как намек на траур и скорбь. Мы никогда не видели, чтобы так одевались в жизни, подобные наряды встречались нам лишь в зарубежных фильмах, вроде "Фантомаса", когда там показывают великосветские балы и богатую жизнь, поэтому естественно, что мы были потрясены, и что я запомнил этот наряд Мадлены Людвиговны до мельчайших деталей. Позднее мы убедились, что она всегда так одевается, абсолютно не считаясь с советской действительностью, которую словно не замечала и не воспринимала. Так, выходя в булочную, она могла надеть, к очередному элегантному платью, лайковые перчатки до локтей, по моде то ли начала тридцатых годов, то ли ещё более ранней. В округе её знали, и посмеивались над ней - сами понимаете, как могли относиться к таким платьям и к такому образу жизни в заводском рабочем районе - но нас она приводила в восхищение, хотя нам она тоже казалась немножко "ку-ку". Нам - мне, Димке и Юрке - представлялось вполне естественным, что только так и должна одеваться женщина, которая хранит как бесценный сувенир нож Сент-Экзюпери.
- Вот я и готова, - со вздохом сказала она. - Давайте запакуем нож - и пойдем!
- Вы не волнуйтесь! - с жаром сказал я. - Мы вернем этот нож, обязательно вернем!
Она только улыбнулась.
Аккуратно запаковав нож в многослойную папиросную бумагу, шелестящую при малейшем прикосновении - нам хотелось зажмурить глаза, чтобы не видеть, как нож исчезает в этой бумаге, потому что жуткой была мысль, что, возможно, мы видим этот чудесный нож в последний раз! - она так же аккуратно перевязала этот сверток желтой ленточкой и направилась к выходу. Шарлота Евгеньевна провожала её и нас, крестясь как-то не по нашему: держа пальцы вытянутыми и прижатыми друг к другу и скорей касаясь горла и груди, чем лба и живота. Да, в то время, во время советских запретов на религию, все церковное было для нас бесконечно далеким, но почти у всех нас бабушки были верующими, поэтому нам доводилось видеть, как надо креститься и молиться по русскому обычаю. А жест Шарлоты был очень похож на жест кардинала Ришелье в старом французском фильме "Три мушкетера" - то есть, для нас-то он был тогда не старый, а совсем новый, и мы умудрялись просачиваться на него, хотя на него "детей до шестнадцати лет" и не пускали - я имею в виду последний кадр фильма, когда кардинал вдруг улыбается вслед уезжающим мушкетерам и украдкой благословляет их...
Мы вышли во двор, и я сказал:
- Мне, наверно, стоит от вас отделиться и держаться подальше. Ведь это я поймал Гиза, когда его в первый раз пытались сманить, и, если похититель в это время был неподалеку, он, конечно, меня запомнил.
- Наоборот, это нам нужно отделиться. - возразил Юрка. - Ты вполне можешь сопровождать Мадлену Людвиговну. Если похититель, наблюдая откуда-то исподтишка, увидит тебя с ней, для него совсем не будет странно, что Мадлена Людвиговна обратилась к знакомому мальчику, чтобы он сопроводил её на кладбище - понятно, что ей одной тяжело. А вот нас он не должен видеть, и не должен узнать, что мы с вами - ведь нам предстоит за ним следить! Поэтому здесь мы отпустим вас вперед, и будем все время держаться метрах в пятидесяти от вас.
С этим можно было только согласиться, и мы с Мадленой Людвиговной пошли на кладбище, стараясь не оглядываться, чтобы проверить, следуют за нами мои друзья или нет.
До кладбища было минут десять, и найти квадрат "4-5" оказалось очень легко. Мы свернули внутрь этого квадрата по второй дорожке и медленно пошли, читая надписи на крестах и надгробиях по обеим сторонам от нее.
- Лагутины, - читал я. - Валентин Григорьевич, Лидия Ивановна, Ольга Григорьевна.
- Нет, - качала головой Мадлена Людвиговна. - Не помню таких.
- Орлов Виталий Федорович.
- Нет. Не знаю такого.
- Зимунков, Виктор Антонович.
- Нет.
Вплоть до самой могилы Смирновых нам не встретилось ни одного имени, которое Мадлене Людвиговне показалось бы хоть смутно знакомым. Могилу Смирновых мы осмотрели очень внимательно. Нельзя сказать, чтобы она была так уж ухожена, но было видно, что периодически кто-то поддерживает порядок на их участке: у лавочки, на которой мы должны были оставить нож, одна доска сидения не так давно была заменена на новую, и вся лавочка заново покрашена, но вот высокая сорная трава стояла невыполотой ещё с осени. Эти высокие сухие стебли довольно основательно ограждали лавочку от посторонних глаз. На кладбищах вообще почти безлюдно, но такое укромное место, чтобы оставить ценный сверток, как лавочка участка Смирновых, даже на кладбище было поискать. Мы решили пройти подальше, а потом по соседней дорожке. Опять попадались все незнакомые Мадлене Людвиговне фамилии, и лишь в самом конце дорожки она нахмурилась. Я решил, она увидела какое-то знакомое имя, но, оказалось, её расстроила свежая могила, на которой, немножко образно говоря, и цветы ещё не успели толком увянуть. Хотя цветов, надо сказать, было не так много, несколько букетиков в бутылках из-под водки, и два граненых стаканчика, приткнутых в углу ограды. Ограда была низенькой, неказистой, но, поскольку её совсем недавно установили и она сверкала свежей краской, вид у неё все равно был ничего.
Но главное - из-за чего, я так понимаю, и навернулись слезы на глаза Мадлены Людвиговны - это была могила совсем молодого парня. Судя по датам рождения и смерти, он умер в восемнадцать лет. Погиб, надо полагать, или что ещё могло с ним случиться?.. И можно было догадаться, что это его друзья недавно ставили ограду, а заодно и выпивали за "помин души", как теперь говорят. В те времена взрослые больше говорили "пусть будет земля ему пухом", насколько я помню.
- Пойдем отсюда, - тихо сказала Мадлена Людвиговна, опираясь на мое плечо и крепко его сжимая.
Мы прошлись, для порядку, по соседним дорожкам, но ничего интересного не нашли. Было без пяти пять, когда мы вернулись к участку Смирновых.
- Делать нечего, - сказала Мадлена Людвиговна. - Больше медлить нельзя.
Вздохнув, она положила основательно упакованный нож на лавочку и некоторое время постояла над ним.
Потом она повернулась и пошла прочь, уже не оглядываясь.
Я поколебался несколько секунд, потом побежал за ней вдогонку. В отличие от нее, я не выдержал и в последний раз оглянулся на нож - точней, на длинный белый сверток, так одиноко лежавший на лавочке.
Увижу ли я его вновь?
ГЛАВА ШЕСТАЯ
СХВАТКА В САРАЙЧИКЕ
Возвращаясь, мы нигде не видели моих друзей, и могли только предположить, что они где-то рядом и хорошо запрятались. По дорожкам мимо нас никто не проходил, никого постороннего не было. На все пути назад мы не приметили ни одного человека, про которого можно было бы подумать, что вот он, похититель. Впрочем, оно и понятно. Наверняка он заранее спрятался где-то на кладбище и ждал, когда мы уйдем.
В общем, мы вернулись в квартиру Мадлены Людвиговны. Мои друзья были при деле, а нам оставалось одно - ждать.
Мы подробно, насколько могли, рассказали Шарлоте Евгеньевне, ждавшей нас с уже накрытом к чаю столом, обо всем, что было. Она ахала, переживала и сочувствовала. Мы все сидели как на иголках, и, по-моему, не только мне, но и хозяйкам, кусок не лез в горло, хотя мы очень старались поддерживать беседу. Насколько напряжены у нас были нервы, можно судить по тому, что все мы так и подскочили, когда затрезвонил телефон.
- Алло! - схватила трубку Мадлена Людвиговна. Выслушала короткое сообщение, и, положив трубку, повернулась к нам. - Это твой друг Дима. Они видели человека, который забрал нож. Теперь они идут по его следу. Дима на секунду отстал от Юры, чтобы позвонить нам и рассказать, как дела.
- Где они сейчас? - жадно спросил я.
Мадлена Людвиговна развела руками.
- Твой друг не сказал. Просто сказал, что они не упускают его из виду.
Она и Шарлота Евгеньевна принялись убирать со стола, я взялся им помогать. Следующий звонок раздался приблизительно через полчаса.
- Это тебя, - протянула мне трубку Мадлена Людвиговна. - Кажется, ты нужен своим друзьям.
- Ленька, дуй сюда! - услышал я взволнованный голос Димки, едва взял трубку. - Нас двоих не хватит, чтобы перекрыть все выходы!
- Куда это - "сюда"? - спросил я.
- В двадцать девятую больницу - ну, это которая на Госпитальной площади. Ты нас там сразу увидишь, если прогуляешься мимо приемного отделения! Или мы тебя увидим - и дадим тебе знать! Давай, двигай, тут недалеко!
- Уже бегу! - сказал я. И, положив трубку, обратился к старушкам. Да, я и вправду нужен! Мы вам позвоним, как только что-нибудь будет!..
И через минуту я уже сломя голову бежал вниз по лестницам.
До Госпитальной площади я добрался минут за десять, и больницу, разумеется, нашел сразу же. Я начал делать круг вокруг главного корпуса больницы, и тут услышал негромкий свист. Это Юрка, высунувшись из-за дерева, свистел мне и махал рукой.
- Ну? - подбежал я к нему. - Что происходит?
- Он там! - Юрка указал на здание. - Мы четко его засекли, когда он подошел и забрал нож. Невысокий такой, приземистый, в длинном темном пальто. В карман пальто он и сунул сверток. А потом пошел к больнице, даже не слишком петляя. И вошел не через приемное отделение, а вон там, через боковую дверцу с той стороны. Ее отсюда не видно, её Димка сторожит. А вон с той стороны, с дальней, есть ещё одна дверь, ее-то тебе и надо прикрыть! - все это Юрка сообщил взбудораженным шепотом.
- Но как я его узнаю? - спросил я.
- Да очень просто! - ответил Юрка. - Такой невысокий угрюмый мужик в пальто, с круглой рожей, будто примятой - ну, так луна в Димкин телескоп иногда выглядит! Если засомневаешься, он это или не он, дай мне знак только встань так, чтобы видеть и ту сторону, и меня! А я подбегу быстренько, погляжу.
- Ладно, - сказал я, - но что мы будем делать, когда проследим его до дому?
- Там сообразим! - отмахнулся Юрка. - Сейчас главное его не упустить!
И я устроился неподалеку от бокового выхода, так, чтобы видеть и этот выход, и Юрку. Димка, дежуривший с другой стороны, был мне не виден.
Еще раз напомню, если вы позабыли, что стояло начало апреля. Весна в том году пришла ранняя, и солнце пригревало вовсю, но, все равно, земля ещё не выпустила из себя весь зимний холод, так и дышала этим холодом по ногам. Сперва это не очень ощущалось, но потом, в уходящем вечернем солнце, я все-таки почувствовал себя малость неуютно. Одно дело - бегать и вообще двигаться, и другое дело - стоять как столб, вбирая в ноги мокрый холод, от которого самые толстые ботинки не спасают.
Так я стоял и стоял, и ничего не происходило. А потом я увидел, как Юрка машет мне рукой. Я сорвался с места и помчался к нему со всех ног - не знаю, сколько времени я простоял, может, и совсем немного (мне-то показалось, что целую вечность), но я был счастлив ощутить, как подошвы пружинят по земле, как с каждым движением кровь в ногах и во всем теле бежит все веселей и горячей.
- Есть! - горячечным полушепотом сообщил мне Юрка. - Димка сигналит, что этот тип вышел!
Мы оба прижались к стволу, чтобы нас было поменьше видно, и стали ждать дополнительных сигналов от Димки. Долго ждать не пришлось. Буквально через две секунды мы увидели, как Димкина рука машет появившись над кустами - ещё совсем голыми, без листвы, но такими плотными, что их голые прутья сами по себе служили хорошим заслоном, и за ними можно было прятаться машет, как бы загребая воздух в одну сторону: указывая, что именно в эту сторону и пошел похититель, и нам надо двигаться за ним.
Мы быстро перебежали к Димке, и он показал нам вперед:
- Вон, видите, уходит! И при нем какая-то сумка, которой раньше не было!
Мужик в темном пальто, приземистый, с широкими плечами, уходил куда-то вдаль, и в правой руке он нес хозяйственную сумку. Судя по распухшим бокам, сумка была довольно плотно набита.
- За ним! - сказал Юрка.
И мы рванули вслед за мужиком, короткими перебежками, прячась за кустами, углами зданий и стволами деревьев. Впрочем, мы, наверно, могли и не прятаться: мужик ни разу не оглянулся, топал и топал вперед.
Он двигался в сторону улицы Радио - то есть, ближе к нашим собственным местам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15