Потеха!Молчанов сидел и сурово слушал. Вот какие тут дела… Кого винить, как не самого себя?В Камышки он не пошёл, потому что дорожил временем. Все равно ведь Самура там нет.Молодому пасечнику сказал:— Вот что, хлопец. Для тебя история с собакой сплошная потеха, а для меня горькая утрата. Не скалься. Понять тебе все это трудно. Цибе передашь, что за Самура не виню. Но он не выполнил моё распоряжение: не сдал мяса, не написал объяснения о том, как убил медведя и где его оружие. Вернусь домой, составлю документ, и пусть он больше сюда носа не кажет. А ты берись за пасеку всерьёз и надолго. Но смотри: если начнёшь тут с ружьишком баловаться, не взыщи!— Что ты, дядя Егор! Я ж никогда…— Ладно, моё дело предупредить.Он стал собираться.— Куда ты, дядя Егор? — полюбопытствовал хлопец.— На кудыкино поле, — не очень вежливо обрезал лесник чересчур любопытного паренька и пошёл по тропе назад, немного ссутулившись под тяжестью рюкзака и двух ружей.На другой день, уже к заре, Молчанов заявился на Прохладный.Александр Сергеевич лежал в своей каптёрке и курил перед сном.— А, это ты! — сказал он и отложил сигарету. — Ружьё принёс?Молчанов сунул ему винтовку. Сергеич деловито оглядел её и провёл пальцем по зарубкам на ложе.— Эко, сколько он животины погубил!— Кто «он»?— Само собой, кто. Твой стреляный. Зарубки видишь? Это они, гады, отмечают, сколько туров и прочей живности прикончили. Вот тут семнадцать зарубок, понял? Ну, попадётся он мне…— Мне вот попался, да не совсем.— На второй раз словим основательно. Не вырвется.Лесник достал кружку, налил чаю. Сергеич тоже за компанию налил себе. Помолчали, прихлёбывая кипяток, заваренный листом чёрной смородины. Над столом горела семилинейная керосиновая лампа с разрисованным абажуром. Пиликал в стенке сверчок. Совсем домашняя обстановка. Забывается, что вокруг на многие версты безлюдье, чёрные леса, непроходимые реки, что высота и глушь, каких уже мало на нашей всерьёз обжитой планете.— Как твои медведи? — спросил Егор Иванович.— Живут, охальники, здоровеют. Вчера смотрю, медведица пошла за стадом туров. Мясца ей, что ли, захотелось. Так, бочком-бочком к стаду, будто тоже пасётся. Туры, само собой, отходят, травку пощипывают, но дистанцию соблюдают. Она прижала их к леднику, а он метра на два с половиной высотой, такая, знаешь ли, отвесная стенка. Тут она и кинулась в самое что ни на есть стадо, а туры все до единого — прыг, прыг — на лёд повскакали, рога оттуда свесили, смотрят сверху вниз — похоже насмехаются. Ну, медведка и на дыбошки, и прыгает, и пасть разевает, а на стенку, само собой, не заберётся, — скользкая, крутая. Догадалась, запрыгала в обход, нашла место, где пониже, заскочила наконец. Только они её не ждали, смотрю, мячиками понеслись по леднику вверх, через трещины скок-скок, будто резиновые, ну и оставили охотницу с носом. Веришь, аж заревела от досады, хвать лапой по ледышке — от ней осколки во все стороны!Он хмыкнул и потёр ладонью рыжеватый подбородок. Суровое лицо его осветилось хорошей улыбкой — видать, и жалел он свою незадачливую охотницу, и радовался за туров, легко и ловко обставивших медведицу.— Вот так-то поживёшь здесь годков двадцать, и роман сочинишь про медведей и про всяких иных копытных, — сказал Егор Иванович, посмеиваясь. — Ишь как ладно рассказываешь, что твой лектор.— Бог миловал, чтобы сочинять. Карандаш в пальцах еле держу, такой из меня грамотей.— Ну, а тех, что постреливают, не слыхал больше?— Будто бы нет, они к югу, вниз подались: куда животина пошла, туда и они. Как ястребы за голубями.— А у меня Самур пропал, — сказал Егор Иванович.— Совсем?— Сбежал с волчицей. У него ж, ты знаешь, есть маленько дикой крови. Ну, а вдобавок я с ним, раненым, плохо обошёлся. Обиделся, полагаю.— Само собой. В них тоже соображение есть, в собаках-то, как и в любой твари. На ласку — лаской, а что не так, осерчает и уйдёт. Либо от рук совсем отобьётся.Тема была исчерпана. Они помолчали, потом, собираясь спать, вышли на воздух.Чёрная ночь подплавилась, из-за хребта выкатилась полная луна, большая, распухшая от прозрачного сияния, переполнявшего её лик. Резко очерченная тень от близких гор легла на склоны и долины. Воздух сделался серебряным, видимым. Глухо шумела река ниже приюта, но это был привычный шум, как тиканье часов в комнате, которое никто не замечает.Приятели постояли, покурили. Луна взошла повыше, свет её отогнал черноту ночи под укрытие скал и высот. Заблестела росистая жухлая трава, загорелись миллионы неярких бриллиантов. И от этого в горах ещё немного посветлело.Внизу, где спали леса, взревел олень. Печальный и требовательный призыв его долго колебал воздух, эхом отскакивал от скал и стены леса, потом затих. Ещё один раз прокричал рогач, но где-то очень далеко, и тогда с юга донёсся слабый звук выстрела, потом пауза и ещё два выстрела подряд.— Слышишь, балуют, стервецы, — сказал Сергеич.— Ладно, допрыгаются, — со злостью произнёс Молчанов и, затоптав окурок, первым вошёл в домик.Уже в постели, когда погасили лампу, он спросил:— Ты не помнишь такого, по фамилии Матушенко? В лесниках он до войны ходил, родом из Саховской, а когда немцы сюда пришли, к ним перекинулся.— Знавал, — нехотя ответил Сергеич. — Мы с тобой егерей немецких били, а он их к нам в тыл водил. С виду такой услужливый, ласковый, язык у него, само собой, ловко подвешенный. Одно время этого Матушенко хотели сделать старшим над лесниками, речи он умел пулять и начальству в глаза засматривать. Ну, тут война началась, не успели. А его вроде бы потом судили трибуналом и в Сибирь отправили. Ты чего вспомнил прохвоста?— Когда ходили по перевалу с ветеранами, как раз отыскали ложбину, где с немецкими десантниками врукопашную сходились. Один там и поведал, как Матушенко через Мёртвое ущелье немцев проводил.— Всякого народа на земле хватает, — философски сказал Александр Сергеевич и вздохнул. — Ну, а этот сгинул в далёкой Сибири, — что заработал, то и получил.Снаружи загрохотало, тяжёлый гул потряс горы. Молчанов даже поднялся.— Лежи, это камни посыпались. Тут за речушкой есть такая стенка, всё с неё каменюки падают. Я уж привык, нет-нет да и громыхнёт. Это как раз за берлогой, где мои медведи. 2 Встреча с группой Таркова состоялась в заранее условленном месте.Лесники заповедного отдела с тремя верховыми лошадьми и двумя вьючными расположились в укромном уголке над живописной долиной, по которой они поднялись в горы. У них горел костёр, спутанные лошади паслись за кустами, поодаль стояла большая палатка. Целая экспедиция.Когда Молчанов и Александр Сергеевич отдохнули с дороги и поели, Тарков развернул карту.— Вот тут, — он ткнул пальцем в зеленые склоны гор, — стоят три берестяных балагана абхазского колхоза. Стадо коз и бычков они пасут почти на границе заповедника, а временами залезают и на запретную территорию. Пастухи, в общем-то, ребята хорошие, они с браконьерами ничего общего не имеют. Но есть там парочка хватких молодцов, вот они и устроили у себя базу для проходимцев. На эту базу браконьеры волокут мясо туров и оленей, а оттуда отправляют вниз, на побережье. Взять жуликов на месте нельзя. Поди-ка докажи, чьё мясо в балагане — туриное или домашней козы из собственного стада? А винтовки они хоронят. Какая наша задача? Когда браконьеры уйдут в лес, перекрыть им дорогу назад и взять с оружием и битой животиной где-нибудь подальше от балагана, чтобы не успели вызвать помощь.— Засаду, в общем, — сказал Сергеич. — Как на медведя.— Нас шестеро, устроим прочный заслон. А сколько их будет — не знаю. Ходят не по одному, это проверено.— Мне попадались трое, — сказал Молчанов и вспомнил костёр в густой лещине и выстрел из-за камней.Лесники сняли лагерь и шли весь день, прихватили даже ночь. Спали без костра, чтобы не привлечь внимания, а ранним утром поднялись на высоты, с которых открывался далёкий вид на южные отроги Кавказа и на Чёрное море.Эти красивейшие места описаны пока что лишь одним путешественником — Юрием Ефремовым, советским географом.Зелёными волнами уходили вниз округлые горы, лишь изредка лесное покрывало прорывалось скальными останцами. Они высились над деревьями, как развалины древних замков, чёрные от времени и самшита, прилепившегося на отвесных стенах.Дальние горы, уходящие вниз, казались отсюда синим расплывчатым миражем, затянутым в дымку расстояния. А за горами открывалось море.Море по цвету почти не отличалось от неба, разве что было немного ярче, чем небо, и все время меняло цвет в пределах от розового до синего.— Ну, чем не рай! — не скрывая своего восхищения, произнёс Александр Сергеевич и даже крякнул от удовольствия. — Тут бы жить да радоваться, ан нет! Друг дружке коленки перебиваем.— Тут Кавказу хребтину перебивают, не токмо друг дружке, — заметил Молчанов.— Смотрите во-он туда, — перебил Тарков.Бинокли нацелились на балаган. Из крайнего вышла группа людей, они отобрали в табуне три лошади, завьючили их и пошли к лесу.— Восемь человек, — сказал Тарков. — Ружей нет. В лесу хоронят, по пути возьмут.— Против наших шести, — досказал Молчанов. — Воевать можно.— Вот там мы и перехватим голубчиков, на ихней тропе километрах в трех от базы.Спускались с хребта тайно, через какое-то ущелье вошли в лес и уже не выходили из него. Молчанов дважды ходил в разведку, пока не отыскал браконьерскую тропу со свежими следами. Выбрали удобное для засады место. Четверо укрылись в одном месте, в двухстах метрах сели ещё двое. Лошадей увели в сторону, чтобы не выдали ржанием, и притихли, уверенные, что добытчики вернутся лишь на следующее утро.Молчанов опять ходил разведывать местность. Убедился, что район удобный: по одну сторону тропы лес обрывался в довольно крутое ущелье, по другую — стоял труднопроходимый буковый древостой, весь перепутанный колхидскими лианами и ожиной. Не больно побежишь по такому лесу. Словом, в тисках.Ночь прошла спокойно. Наступал рассвет.Не такого утра хотелось команде Таркова. Упал туман, на деревьях повисла капель, звуки приглушались, видимость сделалась скудной. Одежда повлажнела. Но дело есть дело. Лесники заняли свои места. Лес замер в ожидании событий.Часов около восьми на тропе со стороны балаганов хрустнули ветки. Лесники насторожились. Показался молодой парень. За поясом у него торчал топор на длинном топорище. Кажется, шёл встречать или проверял тропу. Из-за куста в грудь ему выставился ствол карабина. От страха у парня сразу отвалилась челюсть, глаза округлились, и он лишился дара речи.— Тихо! — скомандовал Тарков, появляясь за спиной. — Руки назад! Влево шагом марш!Парня аккуратно связали и положили около лошадей.— За что? — спросил он, запоздало наливаясь яростью.— Профилактика, — сказал Тарков. — Ты отдохни, как только друзей твоих встретим, так и отпустим. Не вздумай кричать, неприятностей себе наживёшь. У меня рука тяжёлая. Задавлю, как мышь.А вскоре послышалось фырканье коней и звон копыт по камню. Шли сверху. Никто из лесников не ожидал, что браконьеры пойдут на хитрость. Они разделились. Сперва шли три вьючных лошади с мясом и пять человек с винтовками за ними, а трое остальных заметно поотстали, они ещё не успели даже поравняться с первой засадой, когда лошадей остановили. Эту группу взяли решительно и смело, но, когда стали разоружать, один успел выстрелить в воздух. Тотчас заорал и пленный. Его отчаянный вопль «Спасайся!» достиг ушей тех, что отстали, и они мгновенно сиганули в кусты. И если первая пятёрка с лошадьми растерялась и не оказала сопротивления, то эти трое открыли стрельбу из кустов.Молчанов и Сергеич бросились в обход. Мокрый лес сковывал движения, ожина путалась между ног. Но лесники все же накрыли одного из троицы. Он не успел поднять винтовки, как был сбит с ног, Сергеич сел на него верхом, достал сыромятину и стал вязать. Парень отчаянно завыл.Почти рядом раздался выстрел, видно, хотели выручить своего. Пуля вырвала клок ваты из телогрейки Молчанова, он обернулся и, не целясь, ударил по кустам раз и другой. Треск валежника показал, что браконьеры убегают. Егор Иванович бросился за ними.Впереди мелькнула фигура в чёрном. Молчанов крикнул: «Ложись!» — и выстрелил. Человек упал, но, когда Егор Иванович подбежал, в кустах никого не оказалось. Буквально под ногами чернел провал ущелья. Успел все-таки прыгнуть, мерзавец!Молчанов стал за дерево и внимательно осмотрел чёрный покат провала. Но и за ним тоже следили. Снизу грохнул выстрел, мимо лица противно цвикнула пуля. Война!— Твоя взяла, Чернявый! — глухо крикнули из ущелья, и ему показалось, что голос этот он уже слышал, когда гонял браконьеров от костра в районе Кабука. Значит, тот самый, знакомый. Вот где они скрываются! Идти в погоню за ушедшими не было смысла. Лес слишком опасен.Раздвинулись кусты. Сергеич вёл, подталкивая перед собой, пленного. Молчанов глянул на хмурое и одутловатое лицо молодого парня.— Кто таков? — спросил в упор.— Паспортов с собой не носим, — глухо сказал браконьер.— Мы и без паспорта определим. Ты чего не связал? — спросил он у Сергеича, заметив, что руки за спиной пленника свободны.— А ну, покажь свои грабли! — приказал Сергеич.Тот вытянул руки. На правой под рукавом светлела порядком перепачканная гипсовая повязка. Лесники переглянулись.— Кто с тобой был? — спросил Молчанов.— У леса спроси. Иль сам сбегай, догони. Они скажут, — насмешливо ответил парень.— Догоним, не сомневайся.— Тогда чего спрашиваешь?— А эту винтовочку, случаем, не узнаешь? — Молчанов взял у Сергеича ружьё, сунул парню под нос.И по тому, как дрогнуло у того презрительно-насмешливое лицо, как сузились глаза, лесник понял, что парень угадал своё оружие и что гипсовая повязка на руке не совпадение. В общем, старый знакомый. Понял и парень, кто перед ним, и посерел. Ненавистными глазами смерил он Молчанова, но овладел собой и тем же насмешливым тоном ответил:— Не имею чести… Хочешь дело пришить?— С тебя нынешнего маузера хватит. И где вы только берете оружие?— Сами делаем, — насмешливо сказал парень.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36