В углу, за высоченной стопой автопокрышек, мы с Юркой наткнулись на машинные камеры, наброшенные на деревянный штырь, на какие продавцы накалывают чеки, только больше, понятно. Юрка гмыкнул, оценивающе пощупал их и пересчитал вроде, потом фыркнул и коротким синичьим посвистом дал сигнал к отступлению.
К дыре, светлевшей на неопределенном расстоянии, мы отходили не спеша, как победители.
Увидя нас, Генка аж охнул от радости, живо заслонил отверстие радиатором, который приволок заранее, и тихо, втайне от остальных, спросил меня:
- Ничего не сперли?
Он, кажется, считал меня самым честным после себя человеком. Я улыбнулся ему, весело мотнул головой, мол, ничего, и мы, опять забившись в кабину, с новым голодом набросились на оставшуюся еду... Нет, никакие, к лешему, мы не преступники! Зря Анечка поклеп на нас возводила.
ТОМКИН СЕКРЕТ
Я сидел на кровати и в косых лучах солнца, прощально заглянувшего в наш каземат, просматривал новенькую "Геометрию", только что принесенную отцом. Я любил математику и теперь, любуясь треугольниками, ромбами, как таинственными письменами, заранее чувствовал, что с геометрией я отлично подружусь.
Мама с отцом ушли к тете Шуре-парикмахерше смотреть по телевизору какой-то балет. Своего телевизора у нас не было. Родители считали, что он, как змеиный яд, полезен только в микроскопических дозах, а в больших убивает. И хоть я ручался, что меня не убьет никакая доза, даже лошадиная, они держались своей теории.
- Эй, Вовка!.. Гусь! - раздалось под окном, и по стеклу градом прозвенели щелчки. - На выход!
Это была Мирка.
Намаявшись за день с двумя своими горластыми братцами, вечером она вырывалась из дома и вихрем облетала двор, будоража и тормоша всю нашу братию, которой только этого и надо было.
Я выскочил - Мирка уже неслась прочь, к другим окнам и другим дверям. На бегу она обернулась, погрозила мне сперва, а потом поманила и - дальше. Молодчина! Из девчачьего полка я больше всех уважал Мирку, уважал как мальчишку, конечно, а не в другом смысле. В другом смысле мне хотелось скорее увидеть Томку. Я ее не видел со вчерашнего утра, когда она парусом проплыла по двору... А почему Мирка погрозила - ясно, потому что от концерта отмахнулись, хотя она могла и просто так погрозить. Нашему брату грозят все, кому не лень. Тут важно самому знать, есть за что или нет. Нет - хохотни и ответь тем же, есть - замри и не чирикай... Хорошо хоть из склада ничего не стянули, а то бы чуть где кулак - дрожи, что пронюхали. Значит, мы не такой уж пропащий народ, как судачат о нас некоторые кумушки.
Бодрый и радостный, я замкнул дверь, спрятал ключ в боковую трещину нашего кирпичного крыльца и метнулся к Славкиному, чуть наискосок. Славку Мирка почему-то никогда не вызывала, хотя и было сподручно.
Не застав никого ни в кухне, ни в гостиной Афониных, я на цыпочках прокрался в Славкину комнату и вижу - сидит наш Славчина за столом и что-то пишет. Я вытянул шею.
"Его дядя, безрукий еще с первой войны", - с трудом и с удивлением разбирал я Славкины каракули. Что он тут плетет, ведь у него же красивейший почерк!.. И вдруг я понял, что Славка пишет левой рукой!
- Что это? - спросил я.
Славка нервно перевернул лист и оглянулся.
- А-а, Гусь.
- Что это за писанина?
- Где?
- Да вон, которую ты перевернул.
- А, эта. - Славка опять перевернул лист и заскрипел стулом. - Это я тренируюсь.
- Левой-то?
- Да. - Он перестал мяться и спокойно пояснил: - Я теперь каждый день по пятнадцать минут пишу левой рукой.
- Зачем?
- Надо... Вот послушай. - Славка придвинул лежавшую сбоку открытую книгу и, мягко постукивая зубами, прочитал: - "Его дядя, безрукий еще с первой войны, часто сетовал на то, что в юности не научился владеть левой рукой так же, как правой - не испытывал бы он теперь неудобств и не злился бы попусту..." - Славка отложил книгу и с важностью посмотрел на меня, ну, мол, как, съел?
Но я ничего не понял и спросил:
- Ну и что?
- А то!.. Чтобы потом не сетовать, я сейчас учусь писать левой рукой.
Это было так неожиданно, что я сначала растерялся, потом пораженно воскликнул:
- Ты собираешься стать безруким?
- Нет, но в жизни все может быть... Бац - и оттяпает!.. Другой захнычет, а я спокойно левой, как правой!
Тут до меня все дошло.
- Да-а, - протянул я. - Тогда заодно учись и ногами писать, а то вдруг - бац! - и обе руки оттяпает! Другой захнычет, а ты спокойно достанешь обе ноги и - как ни в чем не бывало!
- А что? Вон в цирке ногами рисуют, - невозмутимо согласился Славка.
- Во-во! - подхватил я, начиная злиться. - И зубами научись тоже, на всякий случай! Вдруг и руки и ноги отлетят! Все будут хныкать, а ты достанешь зубы и - только держись!
Поняв, наконец, что я его разыгрываю, Славка улыбнулся:
- Ну-у, насочинял!.. Я ему про одну левую, а он и ноги, и зубы приплел.
Я тоже успокоился и, хлопнув его по плечу, сказал:
- Чудило, никуда твоя правая не денется, войны не будет, не беспокойся. Кончай, в общем, эту петрушку, пошли на улицу, Мирка зовет... Из книжек надо брать хорошее, а не всякую ерунду. Нашел же - если оттяпает! - Представив, как Славка ногами делает домашнее задание, я коротко усмехнулся, и вдруг толчок изнутри затряс меня в таком безудержно-издевательском смехе, что я насилу унялся, и то потому, что Славка начал хмуриться. - Извини, Славк... не могу... Ну, сам представь...
А заводить нашего друга было опасно.
Этот простодушный и тихий здоровяк мог любого из нас стереть в порошок и пустить по ветру, даже меня, дойди до этого, самого старшего в нашем кругу, но он был всегда до возмущения сдержан. То, что трижды взбесило бы Юрку или, положим, Борьку, Славку не трогало. И уж если кто сверх-сверх... Беда ждала того. Нет, он не дрался. Без криков и угроз, какие обычно бывают в потасовках, он внезапно стискивал противнику плечи своими ручищами и прикладывался головой. Раз он врезал Юрке по плечу, и тот с неделю постанывал, не поднимая руку. Втайне я опасался, что однажды разозлю Славку и буду валяться где-нибудь с проломленным черепом.
Хороший парень Славка. Хоть я чаще бывал с Борькой, но тянуло меня больше к Славке.
- Слушай, а чего это Мирка не лупасит в твое окно? - с многозначительным прищуром спросил вдруг я. - Ко мне лупасит! К Борьке лупасит! Генку почти за шиворот вытягивает из дома, а тебя как будто и нет, а?
Он глянул на меня не то смущенно, не то виновато и сказал:
- Не знаю... А чего это Томка к тебе приходила?
- Когда? - вспыхнул я.
- Вчера утром. Наряженная, как фея, а ты, как цыпленок, высунулся из сеней!
Не знаю, на каких буквах щелкают Славкины зубы, но эту фразу он всю опечатал прямо.
- Шпионил, Славчина!
- А что мне, в подполье лезть, раз вы перед носом свидание назначаете?
- Какое свидание, балда?
- Десять минут беседовали, засекал.
- Не ври! И минуты не говорили!
- Влюбленные часов не замечают, - изрек со вздохом Славка.
Я так и остолбенел, немигающе уставясь на него. В глубине души я обрадовался Славкиным словам, а внешне хотел рассердиться, но, чувствуя, что это у меня не получится, чуть слышно спросил:
- Неужели заметно?
- Ага.
- Здорово?
- Ну, заметно.
- Вот черт! Петрушка какая-то выходит!.. Надо мне поосторожней! озабоченно проворчал я. - И все равно, Славк, вчера утром было не свидание. Чтоб мне лопнуть. Томка по делу приходила, насчет концерта. Пришла и постучала. Я даже спал, - приврал я для правдоподобия. - А если б свидание, я бы разве спал?.. Только дураки на свидании спят. И тут стук.
- Вот видишь, к тебе все стучат, а ко мне никто, - как-то грустно заметил Славка.
Я воскликнул:
- Балда! Ты ничего не понимаешь!.. Томка потому и не стучала ко мне сроду, что... это самое!.. Вот!.. И Мирка поэтому не стучит к тебе! Влюбилась она в тебя, понял?.. Поверь моему опыту!.. Так что мы с тобой живем, Славенций!
Славка густо покраснел. Такой крупной физиономии нужно, казалось бы, долго наливаться стыдом, но она вспыхнула мигом, как будто ее включили. Я даже насторожился, уж не сгребет меня Славка сейчас и не долбанет ли своим чугуным лбом, но он мирно буркнул:
- Пошли, Дон-Жуан.
К вечерним играм мы обычно сходились на крыльце Куликовых, в среднем из пяти домов. Когда мы со Славкой явились, все уже были в сборе, кроме Юрки, который опять, наверно, умотал к своим новым приятелям.
Мирка за что-то пропесочивала Борьку и стукала его по колену кулаком. Борька вроде бы в припадке хохоча корчился и беззвучно кривил рот. Люська, чуть откинувшись, сурово смотрела в небо. Томка, бочком пристроившись позади нее, переплетала Люськины косы и с улыбкой что-то нашептывала ей на ухо. Генка, отодвинувшись от егозливого Борьки, смирнехонько помалкивал. Сердито-скучная Нинка стояла внизу, переминаясь с ноги на ногу и сцепив за спиной худые руки, стояла, как растерянный дирижер перед разболтанным оркестром.
- Вот он! - обрадованно указал на меня Борька. - Ругай его, он виноват.
- В чем? - спросил я, перехватив мимолетный Томкин взгляд.
- А! - поморщилась Мирка. - С кем бы добрым говорить, а с вами!.. Сдрейфили, да, выступать?.. Слабаки!.. А пацаны еще!.. Ладно, обойдемся! Вот завтра увидите, на что способны одни девчонки.
- А Генка-то, - напомнил Борька. - Наш кадр!
- Фиг он ваш! - В воздухе между мной и Борькой стрижом мелькнул кукиш. - Вам до Генки ого-го!.. Ладно. Давай, Нин!
Нинка, хлопнув в ладоши и сразу повеселев, объявила, что она садовник. Это означало, что все прочие - цветы, которым нужно срочно попридумывать названия. Выбрать цветок - штука серьезная, и все притихли.
Первым встрепенулся Генка. Взметнув руку, как в школе за партой, и даже привскочив, он торопливо, точно его могут перехватить, выпалил:
- Колокольчик!.. Я колокольчик!
- Правильно, - поддержал его Борька. - Ты у нас, Генк, человек хороший, и цветок у тебя хороший, любить будут - заойкаешься, а я лопух, представился он - попробуйте, мол, влюбиться.
- Лопух не цветок, - заметила Нинка.
- В саду все растет, - отпарировал Борька, и Нинка только презрительно дернула губами, дескать, как хочешь, но уж любви моей не жди.
- Астра, - выдохнула Люська, все еще глядя в небо.
Прикинув так и сяк, я пророкотал:
- Рододендрон!
На меня глянули почтительно-удивленно. Томка даже перестала плести и склонила голову к плечу. Знай наших - и завлеку, и озадачу.
Славка кусал-кусал ногти и брякнул:
- Флокс.
Мы с Борькой так и повалились на спины. Этот кит, мамонт, баобаб флокс, видите ли! Ой, мама, воды!.. Мирка, ширнув Борьку локтем и прицелясь одним глазом куда-то в огороды, крикнула:
- Настурция!
- Настырция ты, а не настурция, - поправил Борька.
- Я те дам, лопушина!
А я гадал, кем же будет Томка: мальвой, бегонией, орхидеей или каким-то неведомым цветком, и не знал еще, влюбляться мне в нее при всех или нет. Игра игрой - да мы-то не игрушечные. Влюбляться, - значит, опять выказывать себя, а не влюбляться - ну как это не влюбляться, когда само влюбляется... Как будто чувствуя мои метания, Томка медлила, все плетя и плетя Люськину косу, пока, наконец, садовничиха не подхлестнула:
- Том, а ты кто?
- Никто пока. Доплету вот...
- Господи, потом доплетешь!.. Люська, да отбери ты у нее косы!
- Все равно не хочу, - упрямо сказала Томка и надулась.
- Вечно она с фокусами! - фыркнула Нинка и начала со злым подвывом: Я садовником родился, не на шутку рассердился, все цветы мне надоели, кроме... Колокольчика.
Генка ойкнул - и пошло... Сперва влюблялись робко и с раздумьями, потом поднаторели, и любовь вовсю закружилась, зазвенела на крыльце. Больше всех доставалось Лопуху, только Нинка так и не признала его. А Флокс неожиданно как зарядил - Настурция да Настурция, так и жал - я, видно, чересчур повлиял на него. Меня особо не баловали, да мне и не игралось без Томки, хоть я и хорохорился. Нет, Томка не ушла, она так же сидела за Люськой, обняв ее за плечи, и часто переглядывалась со мной, но все мы были цветами, все мы были в том далеком, сказочном саду, а она была тут, вот на этом занозистом крыльце. И это разделяло нас страшнее, чем если бы она улетела на луну. А я хотел быть с ней в одном мире, и, когда Настурция в очередной раз призналась, что влюблена в зануду-Рододендрона, я завопил:
- Никого не люблю!.. Где солнце?
Все шумно схлынули с крыльца, запотягивались и завертелись.
Солнце опускалось за вокзал. На наших глазах исчезла его малиновая макушка, и прохладный воздух, до сих пор таившийся в огородной зелени, потянул-потянул сквозь планки забора и потек по двору, как по каналу. Настало время наших пряток.
- Чур, считаю! - крикнул я, и тотчас образовался круг.
Считал я ловко, водящего выбирал заранее и почти никогда не ошибался.
Ули-дули, доф,
Кинди-лада, коф,
Кофе-лада,
Кинди-лада,
Ули-дули-доф,
быстро отмолотил я несколько раз, и Генка, не успев сообразить, что к чему, отправился к сарайчику водить.
Кинулись кто куда. Я - на улицу. У ворот оглянулся - Томка бежала следом. Бегала она плохо, как-то боком и тяжело, как будто не воздух, а воду рассекала. Я схватил ее за руку, и мы свернули в палисадник, где было уже совсем сумрачно. Проскочили один палисадник и в конце второго спрятались под акацией, под которой днем метали ножичек.
- Ну вот, тут нас нескоро найдут, - уверил я, зябко ежась от радости, что остался, наконец, один на один с Томкой. - А если не вылезем, то вообще... Удобно, Том?
- Ага, - ответила она, еле переводя дыхание.
- Попробуй найди тут нас - Я кашлянул, прочищая горло. - Забились в самые дебри Уссурийского края... Том, так это, слушай, мы не нарочно отказались от концерта. Честное слово! Зря Мирка кричит... Просто так получилось. Не знаю, что вам там плел Борька, но...
- А я и не слушала, - перебила Томка. - Все прямо помешались на концерте!.. Концерт да концерт, подумаешь!.. Да еще Анечкин огород!
- А что, мы и там не виноваты! Я уже Мирке говорил.
- Опять Мирка!.. Ну, и нечего было со мной прятаться, раз ты без Мирки не можешь! - обиженно выпалила Томка и опустила голову.
Кое-как проглотив какой-то мерзлый ком в горле, я сказал:
- И вовсе могу без нее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21