раковина для стиральной машины
Подумайте только: в замке самого Босса, куда из нашего брата пускают только мусорщиков да кухарок!
— Гм… в замке Босса? — повторил Цезарь, покусывая крупными голубоватыми зубами трубку. — Кажется, скоро у Босса будет много хлопот, скажу не стесняясь!
— Вот как! — И Салли, только что умолявшая «не сбивать с толку» ее сына, внезапно вся так и загорелась, как будто заслышала боевой сигнал. — Что там? Что на заводе?
— На заводе Коттон свирепствует, как царь Саул. — Цезарь усмехнулся. — Расставил по всем цехам шпиков, подслушивает, подглядывает, увольняет и негров и белых, чуть заподозрит «красные симпатии»…
— Значит, все еще придирается? — вздохнула Салли.
— Не придирается, а расправляется, скажу не стесняясь, — поправил ее Цезарь, с удовольствием глотая кофе. — У Босса отличная организация: нашептывают белым рабочим, что их, мол, отовсюду вытесняют негры и от этого, мол, они сидят без работы. Стараются поссорить нас, бедняков, между собой… Ох, превосходный у вас кофе, девочка! — Цезарь откинулся в кресле. — Моей старухе никогда такого не сварить.
— Мама кладет в него корицу, оттого он такой душистый, — вмешался Чарли, заметно гордясь уменьем матери. — Ма, свари дяде Цезарю еще чашку.
Пока Салли заваривала по своему рецепту новую порцию кофе, Цезарь задумчиво курил, глядя в окно.
На реке пыхтящий серо-черный катер тащил большую баржу, груженную лесом. Накренясь, скользила под ветром изящная парусная яхта. Уже начинало смеркаться, и хмурое небо заволакивалось еще плотнее тяжелыми, темными тучами. Казалось, там, на реке, очень холодно и неуютно.
— Что пишет Джим? — спросил Цезарь, отрывая взгляд от окна. — Когда вы его ждете?
Салли в нескольких словах передала ему то, что ей удалось узнать из старой газеты.
— Будет даже в России? — задумчиво повторил за ней Цезарь. — Хотел бы я, чтобы он поскорее вернулся и рассказал наконец нашим ребятам, что правда, а что ложь. А то они, бедняги, совсем запутались, не знают, кому верить…
Чарли насторожился:
— Кто запутался? О чем это вы говорите, дядя Цезарь?
Цезарь выколотил трубку о свою деревяшку:
— Да вот твои друзья Гиричи и еще сотни две ребят оттуда, из Восточной Европы, собираются ехать домой, на родину. Там, по слухам, началась настоящая жизнь. Раздают беднякам землю, бесплатно учат детей, бесплатно лечат. Ну, ребята и загорелись — всем ведь охота жить на родной земле! А тут у нас в газетах пишут разные страсти… Ребята смутились и не знают, как поступить… Я скажу не стесняясь: если бы не мистер Ричардсон, они совсем растерялись бы. Он уверен, что все это пишется для того, чтобы удержать людей здесь и восстановить против коммунистов.
— Мистер Ричардсон? — удивился Чарли. — Наш Ричи?
Цезарь засмеялся, забавляясь его изумлением:
— Вот именно, сынок. Ты думал, что он только ваш — ребячий Ричи, а он скорее наш — рабочий Ричи. Я скажу не стесняясь, спроси у наших, кого рабочие уважают больше всех. Тебе всякий скажет: мистера Ричардсона — учителя.
— Вот оно что… — задумчиво пробормотал Чарли. — Теперь я понимаю…
Цезарь поднялся с кресла.
— Я ведь к вам по делу пришел, — сказал он. — Чарльз, сынок, не одолжишь ли ты мне рубанок и тиски? Хочу кое-что сделать для моей старухи. Я ведь теперь здорово навострился работать левой.
Он с удовольствием посмотрел на свою мускулистую, широкую руку.
— Пойдемте, дядя Цезарь, вы сами выберете, что вам нужно из инструментов, — сказал Чарли.
Громыхая по лестнице своей деревяшкой, Цезарь поднялся с мальчиком на чердак. Здесь было царство Чарли. Кроме узкой кровати и самодельной лампы на высокой деревянной подставке, тут стоял большой, ничем не покрытый стол, заваленный кусками жести и алюминия, какими-то частями автомобильных моторов, старыми радиоприемниками, аккумуляторами, банками из-под консервов и еще невесть каким хламом. В углу были сложены деревянные части бывшей байдарки, две пары стоптанных ботинок, хоккейная клюшка и ржавые коньки. На стене висел тот же, что и в кабинете Ричи, портрет Джона Брауна, а на ночном столике у кровати возвышалась стопка книг. Цезарь устремился к книгам.
— Что это у тебя?.. Ба, Шекспир, Джек Лондон, Броунинг! — воскликнул он. — Молодец, Чарльз, все успеваешь, скажу не стесняясь! А я вот мало читаю, времени не хватает, — смущенно сознался он. — Где ты взял эти книги?
— В городской библиотеке, — сказал Чарли. — Обманом пришлось доставать. Подослал туда Джоя Беннета, он и взял будто бы для себя. А то ведь, знаете, нам не так легко получить книги.
Чарли отворил висевший рядом с дверью красный шкафчик. Это было святая святых мальчика — наследство, доставшееся ему от отца. Когда отец был дома, Чарли строго-настрого запрещалось даже прикасаться к шкафчику. И только когда мальчику исполнилось тринадцать лет и стало известно, что отец не вернется, Салли передала сыну ключ и сказала, что отныне шкафчик принадлежит ему.
В величайшем порядке были расставлены, разложены и развешаны в шкафчике всевозможные рубанки, стамески, молотки, напильники, пилы, дрели, зубила, сверла, метчики и плашки разных размеров, металлические и деревянные угольники, струбцинки, отвертки — все, что требуется для столярных и слесарных работ. Все это было хорошо наточено, смазано, и Чарли, подобно отцу, никому не позволял дотрагиваться до своего сокровища. Только лучшему другу, Василю, разрешалось иногда заглянуть в шкафчик и взять инструмент.
Мальчик вынул нужные тиски и рубанок и дал их Цезарю.
— А как твоя «Свирель»? — спросил Цезарь. — Давно ее не видел. Записался ты уже на гонки?
Чарли кивнул:
— Да. Будут соревноваться двенадцать машин, но все неопасные. Только Мэрфи скрывает свою машину, да я думаю, он это нарочно, просто запугивает.
— Смотри, сынок, я ставлю на твою «Свирель». Ты обязан прийти первым. Ведь ты не захочешь, чтобы дядя Цезарь из-за тебя лишился последнего доллара? — пошутил Цезарь, спускаясь по лестнице.
— Непременно постараюсь всех обогнать, чтобы вы на мне составили состояние, — засмеялся Чарли.
Цезарь простился с хозяйкой и протянул левую руку мальчику.
— Я не прощаюсь, — сказал Чарли. — Я немного провожу вас, дядя Цезарь, а потом пойду к мисс Вендикс — на репетицию.
— А когда мне ждать моего волхва домой? — шутливо спросила Салли.
— Я вернусь сейчас же после репетиции, — отозвался Чарли. — И вот что, ма: сюда должны прийти наши ребята — Джой, Василь и другие. Так ты дай им ключ от гаража и скажи, чтобы они меня подождали.
— Ага, весь штаб, значит, придет! — Мать пытливо заглянула сыну в глаза. — А по какому поводу собирается штаб?
Чарли заметно смутился.
— Да нет, это не штаб, это просто так… ребята хотят посмотреть «Свирель», — пробормотал он, старательно увертываясь от материнского взгляда.
— Ой, лжешь, негр! — сказала Салли. — Язык лжет, губы лгут, глаза лгут…
— Ну что ты к нему пристала, девочка? — вступился Цезарь. — Мало ли какие у нас, мужчин, могут быть тайны! Не все же вам, женщинам, рассказывать.
Он подмигнул Чарли, но мальчик не отозвался на шутку. Да и мать смотрела не веселее: материнским сердцем Салли чувствовала — «штаб» созывается неспроста и не для того, чтобы обдумать какую-нибудь очередную мальчишескую шалость.
«Ох, боюсь я за него, боюсь!» — тоскливо думала она, глядя на тонкий силуэт сына, исчезающий за дверью.
15. Посетители мисс Вендикс
Специальностью мисс Вендикс были две темы: Красота всего сущего и Тщета всего земного.
В разработке этих двух тем мисс Вендикс не знала соперников, была неистощима и, казалось, посвятила им все свои физические и духовные силы.
Общество Стон-Пойнта считало мисс Вендикс выдающейся художницей и безусловным авторитетом по части всевозможных домашних и клубных спектаклей, маскарадов, убранства праздничных столов, мебельной обивки и гардин, дамских причесок и прочих художественных «оформлений».
В школе мисс Вендикс официально именовалась преподавателем истории искусств, и, хотя случалось, путала ренессанс и декаданс, пользовалась благосклонностью всего попечительского совета, с самим мистером Миллардом во главе.
Свой собственный быт мисс Вендикс оформила, строго следуя основным двум темам: Красоте и Тщете.
Всякому входящему в нежно-сиреневый домик мисс Вендикс должно было сразу бросаться в глаза, каким двум идеям посвятила она свое хрупкое существование.
Чуть тронутые пастельно-сиреневым чехлы на мебели, сиреневые абажуры и занавеси должны были внушать каждому понятие красоты. Вышитые же подушки, подлокотники и подзатыльные салфеточки, на которых гарусом, шелком и синелью были изображены венки, урны и зеленые могильные холмики, настойчиво напоминали о тщете всего земного. Неизменные девически белые платья художницы, перетянутые по талии серебряным поясом, также предназначены были взывать к вашему чувству прекрасного, в то время как уксусное выражение лица старой девы Вендикс упорно говорило о суете сует.
Мисс Вендикс принадлежала к евангелистской церкви, усердно посещала проповеди, но восхищалась ими, только если они отвечали двум ее излюбленным темам.
Пятичасовой чай у мисс Вендикс был неким священнодействием, на которое приглашались только избранные. На стол подавался серебряный чайник, удивительно похожий на надгробный памятник, печенье, сильно смахивающее на могильные крестики и веночки, и разговоры вертелись преимущественно в сфере Красоты с большой буквы.
На этот раз, однако, мисс Вендикс с трудом придерживалась двух обычных тем: гостем ее был мистер Хомер.
Этот вполне материальный джентльмен с мышцами и перебитым носом профессионального боксера никак не гармонировал с нежными чехлами и беломраморными урнами. Хомер усердно и беззастенчиво поглощал печенье и в ответ на все нежно-пугливые высказывания мисс Вендикс только крякал, отдувался да бормотал что-то невразумительное.
Что загнало сюда, в этот сиреневый мир, простого и грубого учителя математики?
Ларчик открывался просто. На одном из заседаний попечительского совета Хомер случайно услыхал, как судья Сфикси рассказывал своему соседу — редактору местной газеты, — будто мисс Вендикс происходит из почтенной и состоятельной семьи Среднего Запада.
— У этой старой девы должны быть неплохие средства, — сказал тогда Сфикси. — Повезет тому ловкачу, который ее окрутит, — приберег к рукам кругленький капиталец!
С этого дня Хомер зачастил на пятичасовые чаи мисс Вендикс. Он давно уже мысленно прикинул цену кресел и столов и даже серебряного чайника и потому терпеливо выслушивал все, что говорила мисс Вендикс по поводу вечной красоты и тщетности всех земных надежд. Сам он вовсе не считал свои надежды тщетными. Когда же становилось уж очень невмоготу, Хомер брал тяжелую серебряную ложку или вилку с фамильным вензелем и незаметно взвешивал на ладони.
А что же мисс Вендикс?
Мисс Вендикс сначала с недоумением и даже страхом смотрела на странную фигуру Хомера, так не вязавшуюся с ее оформлением и никак не влезавшую ни в одну из ее тем. Но мало-помалу этот контраст стал ей казаться несколько оригинальным, потом забавным, потом привлекательным, потом даже необходимым.
И теперь, едва заслышав у дверей тяжелую поступь Хомера, мисс Вендикс вспыхивала, как молоденькая девушка, и потупляла художественно подведенные сиреневым карандашом глаза.
Хомер с удовольствием подмечал эти признаки на лице старой девы и постепенно переставал церемониться на лоне гарусных подушек и воздушных абажуров. А когда мисс Вендикс начинала говорить, что чувствует в себе присутствие «высшего», он без всякой церемонии прерывал ее:
— Не найдется ли у вас, мисс, еще рюмочки этого превосходного мартини?
И мисс Вендикс, ликуя, бежала к леднику, чтобы принести заветный коктейль.
Теперь между ними почти все было выяснено, и оставалось договориться только о мелочах. Хомер чувствовал себя в доме мисс Вендикс уже совершенным хозяином, и, когда в описываемый день раздался звонок, он без церемонии чертыхнулся:
— Черт! Кого это еще принесло?
— Ах, боже, я никого не жду! — воскликнула, поспешно выпрыгивая из-за стола, мисс Вендикс. — Впрочем, может быть, это дети — на репетицию? Но, кажется, до репетиции еще целых полчаса.
Хомер направился к двери:
— Не беспокойтесь, Клем, я сумею выпроводить непрошеных гостей.
Однако он почти сейчас же вернулся с несколько ошарашенным видом:
— Там… э-э… какое-то страшилище. Называет себя миссис Причард и хочет говорить с вами по срочному делу… Сплавьте ее поскорее, Клементина, — добавил он вполголоса.
Мисс Вендикс недоуменно повела глазами.
— Миссис Причард? Экономка Милларда?.. Ах, да! — вспомнила она. — Ведь это мать нашей очаровательной крошки Патриции, которая играет деву Марию… Ну что же, придется принять ее, — сказала она, огорченно глядя на Хомера и медля у двери.
Мисс Вендикс, по-видимому, слишком замешкалась. Образцовый Механизм, не дождавшись приглашения, вдруг с самым независимым видом вдвинулся в комнату. Окинув суровым взглядом парочку, бутылку вина и стол, так уютно накрытый на двоих, миссис Причард в знак приветствия слегка взмахнула своим рычагом и тотчас же начала:
— Я человек прямой, мисс Вендикс, и привыкла ни от кого не утаивать истину. Поэтому я прямо спрашиваю вас: согласитесь вы отдать вашу дочь замуж за негра?
Мисс Вендикс невольно отступила.
— Как? Как вы сказали? — пролепетала она. — Соглашусь ли я?.. Боже, это, очевидно, недоразумение какое-то!.. Какая дочь?.. Я… я еще никогда не была замужем… — Мисс Вендикс метнула беспомощный взгляд в сторону Хомера.
— Никакого недоразумения, — настаивала миссис Причард. — Я вторично спрашиваю вас: хотите вы, чтобы ваша дочь стала женой негра?
Мисс Вендикс опустилась в кресло и не сводила глаз со своей страшной посетительницы:
— Господи, я ничего не понимаю… Умоляю вас… Клянусь вам..
Но тут на помощь ей пришел Хомер. Он вдруг решительно выступил вперед.
— Мисс Вендикс, разумеется, не хочет выдать свою дочь замуж за негра, — сказал он, твердо глядя на миссис Причард, — однако мисс Вендикс очень желала бы знать, что вы хотите этим сказать, мэм?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
— Гм… в замке Босса? — повторил Цезарь, покусывая крупными голубоватыми зубами трубку. — Кажется, скоро у Босса будет много хлопот, скажу не стесняясь!
— Вот как! — И Салли, только что умолявшая «не сбивать с толку» ее сына, внезапно вся так и загорелась, как будто заслышала боевой сигнал. — Что там? Что на заводе?
— На заводе Коттон свирепствует, как царь Саул. — Цезарь усмехнулся. — Расставил по всем цехам шпиков, подслушивает, подглядывает, увольняет и негров и белых, чуть заподозрит «красные симпатии»…
— Значит, все еще придирается? — вздохнула Салли.
— Не придирается, а расправляется, скажу не стесняясь, — поправил ее Цезарь, с удовольствием глотая кофе. — У Босса отличная организация: нашептывают белым рабочим, что их, мол, отовсюду вытесняют негры и от этого, мол, они сидят без работы. Стараются поссорить нас, бедняков, между собой… Ох, превосходный у вас кофе, девочка! — Цезарь откинулся в кресле. — Моей старухе никогда такого не сварить.
— Мама кладет в него корицу, оттого он такой душистый, — вмешался Чарли, заметно гордясь уменьем матери. — Ма, свари дяде Цезарю еще чашку.
Пока Салли заваривала по своему рецепту новую порцию кофе, Цезарь задумчиво курил, глядя в окно.
На реке пыхтящий серо-черный катер тащил большую баржу, груженную лесом. Накренясь, скользила под ветром изящная парусная яхта. Уже начинало смеркаться, и хмурое небо заволакивалось еще плотнее тяжелыми, темными тучами. Казалось, там, на реке, очень холодно и неуютно.
— Что пишет Джим? — спросил Цезарь, отрывая взгляд от окна. — Когда вы его ждете?
Салли в нескольких словах передала ему то, что ей удалось узнать из старой газеты.
— Будет даже в России? — задумчиво повторил за ней Цезарь. — Хотел бы я, чтобы он поскорее вернулся и рассказал наконец нашим ребятам, что правда, а что ложь. А то они, бедняги, совсем запутались, не знают, кому верить…
Чарли насторожился:
— Кто запутался? О чем это вы говорите, дядя Цезарь?
Цезарь выколотил трубку о свою деревяшку:
— Да вот твои друзья Гиричи и еще сотни две ребят оттуда, из Восточной Европы, собираются ехать домой, на родину. Там, по слухам, началась настоящая жизнь. Раздают беднякам землю, бесплатно учат детей, бесплатно лечат. Ну, ребята и загорелись — всем ведь охота жить на родной земле! А тут у нас в газетах пишут разные страсти… Ребята смутились и не знают, как поступить… Я скажу не стесняясь: если бы не мистер Ричардсон, они совсем растерялись бы. Он уверен, что все это пишется для того, чтобы удержать людей здесь и восстановить против коммунистов.
— Мистер Ричардсон? — удивился Чарли. — Наш Ричи?
Цезарь засмеялся, забавляясь его изумлением:
— Вот именно, сынок. Ты думал, что он только ваш — ребячий Ричи, а он скорее наш — рабочий Ричи. Я скажу не стесняясь, спроси у наших, кого рабочие уважают больше всех. Тебе всякий скажет: мистера Ричардсона — учителя.
— Вот оно что… — задумчиво пробормотал Чарли. — Теперь я понимаю…
Цезарь поднялся с кресла.
— Я ведь к вам по делу пришел, — сказал он. — Чарльз, сынок, не одолжишь ли ты мне рубанок и тиски? Хочу кое-что сделать для моей старухи. Я ведь теперь здорово навострился работать левой.
Он с удовольствием посмотрел на свою мускулистую, широкую руку.
— Пойдемте, дядя Цезарь, вы сами выберете, что вам нужно из инструментов, — сказал Чарли.
Громыхая по лестнице своей деревяшкой, Цезарь поднялся с мальчиком на чердак. Здесь было царство Чарли. Кроме узкой кровати и самодельной лампы на высокой деревянной подставке, тут стоял большой, ничем не покрытый стол, заваленный кусками жести и алюминия, какими-то частями автомобильных моторов, старыми радиоприемниками, аккумуляторами, банками из-под консервов и еще невесть каким хламом. В углу были сложены деревянные части бывшей байдарки, две пары стоптанных ботинок, хоккейная клюшка и ржавые коньки. На стене висел тот же, что и в кабинете Ричи, портрет Джона Брауна, а на ночном столике у кровати возвышалась стопка книг. Цезарь устремился к книгам.
— Что это у тебя?.. Ба, Шекспир, Джек Лондон, Броунинг! — воскликнул он. — Молодец, Чарльз, все успеваешь, скажу не стесняясь! А я вот мало читаю, времени не хватает, — смущенно сознался он. — Где ты взял эти книги?
— В городской библиотеке, — сказал Чарли. — Обманом пришлось доставать. Подослал туда Джоя Беннета, он и взял будто бы для себя. А то ведь, знаете, нам не так легко получить книги.
Чарли отворил висевший рядом с дверью красный шкафчик. Это было святая святых мальчика — наследство, доставшееся ему от отца. Когда отец был дома, Чарли строго-настрого запрещалось даже прикасаться к шкафчику. И только когда мальчику исполнилось тринадцать лет и стало известно, что отец не вернется, Салли передала сыну ключ и сказала, что отныне шкафчик принадлежит ему.
В величайшем порядке были расставлены, разложены и развешаны в шкафчике всевозможные рубанки, стамески, молотки, напильники, пилы, дрели, зубила, сверла, метчики и плашки разных размеров, металлические и деревянные угольники, струбцинки, отвертки — все, что требуется для столярных и слесарных работ. Все это было хорошо наточено, смазано, и Чарли, подобно отцу, никому не позволял дотрагиваться до своего сокровища. Только лучшему другу, Василю, разрешалось иногда заглянуть в шкафчик и взять инструмент.
Мальчик вынул нужные тиски и рубанок и дал их Цезарю.
— А как твоя «Свирель»? — спросил Цезарь. — Давно ее не видел. Записался ты уже на гонки?
Чарли кивнул:
— Да. Будут соревноваться двенадцать машин, но все неопасные. Только Мэрфи скрывает свою машину, да я думаю, он это нарочно, просто запугивает.
— Смотри, сынок, я ставлю на твою «Свирель». Ты обязан прийти первым. Ведь ты не захочешь, чтобы дядя Цезарь из-за тебя лишился последнего доллара? — пошутил Цезарь, спускаясь по лестнице.
— Непременно постараюсь всех обогнать, чтобы вы на мне составили состояние, — засмеялся Чарли.
Цезарь простился с хозяйкой и протянул левую руку мальчику.
— Я не прощаюсь, — сказал Чарли. — Я немного провожу вас, дядя Цезарь, а потом пойду к мисс Вендикс — на репетицию.
— А когда мне ждать моего волхва домой? — шутливо спросила Салли.
— Я вернусь сейчас же после репетиции, — отозвался Чарли. — И вот что, ма: сюда должны прийти наши ребята — Джой, Василь и другие. Так ты дай им ключ от гаража и скажи, чтобы они меня подождали.
— Ага, весь штаб, значит, придет! — Мать пытливо заглянула сыну в глаза. — А по какому поводу собирается штаб?
Чарли заметно смутился.
— Да нет, это не штаб, это просто так… ребята хотят посмотреть «Свирель», — пробормотал он, старательно увертываясь от материнского взгляда.
— Ой, лжешь, негр! — сказала Салли. — Язык лжет, губы лгут, глаза лгут…
— Ну что ты к нему пристала, девочка? — вступился Цезарь. — Мало ли какие у нас, мужчин, могут быть тайны! Не все же вам, женщинам, рассказывать.
Он подмигнул Чарли, но мальчик не отозвался на шутку. Да и мать смотрела не веселее: материнским сердцем Салли чувствовала — «штаб» созывается неспроста и не для того, чтобы обдумать какую-нибудь очередную мальчишескую шалость.
«Ох, боюсь я за него, боюсь!» — тоскливо думала она, глядя на тонкий силуэт сына, исчезающий за дверью.
15. Посетители мисс Вендикс
Специальностью мисс Вендикс были две темы: Красота всего сущего и Тщета всего земного.
В разработке этих двух тем мисс Вендикс не знала соперников, была неистощима и, казалось, посвятила им все свои физические и духовные силы.
Общество Стон-Пойнта считало мисс Вендикс выдающейся художницей и безусловным авторитетом по части всевозможных домашних и клубных спектаклей, маскарадов, убранства праздничных столов, мебельной обивки и гардин, дамских причесок и прочих художественных «оформлений».
В школе мисс Вендикс официально именовалась преподавателем истории искусств, и, хотя случалось, путала ренессанс и декаданс, пользовалась благосклонностью всего попечительского совета, с самим мистером Миллардом во главе.
Свой собственный быт мисс Вендикс оформила, строго следуя основным двум темам: Красоте и Тщете.
Всякому входящему в нежно-сиреневый домик мисс Вендикс должно было сразу бросаться в глаза, каким двум идеям посвятила она свое хрупкое существование.
Чуть тронутые пастельно-сиреневым чехлы на мебели, сиреневые абажуры и занавеси должны были внушать каждому понятие красоты. Вышитые же подушки, подлокотники и подзатыльные салфеточки, на которых гарусом, шелком и синелью были изображены венки, урны и зеленые могильные холмики, настойчиво напоминали о тщете всего земного. Неизменные девически белые платья художницы, перетянутые по талии серебряным поясом, также предназначены были взывать к вашему чувству прекрасного, в то время как уксусное выражение лица старой девы Вендикс упорно говорило о суете сует.
Мисс Вендикс принадлежала к евангелистской церкви, усердно посещала проповеди, но восхищалась ими, только если они отвечали двум ее излюбленным темам.
Пятичасовой чай у мисс Вендикс был неким священнодействием, на которое приглашались только избранные. На стол подавался серебряный чайник, удивительно похожий на надгробный памятник, печенье, сильно смахивающее на могильные крестики и веночки, и разговоры вертелись преимущественно в сфере Красоты с большой буквы.
На этот раз, однако, мисс Вендикс с трудом придерживалась двух обычных тем: гостем ее был мистер Хомер.
Этот вполне материальный джентльмен с мышцами и перебитым носом профессионального боксера никак не гармонировал с нежными чехлами и беломраморными урнами. Хомер усердно и беззастенчиво поглощал печенье и в ответ на все нежно-пугливые высказывания мисс Вендикс только крякал, отдувался да бормотал что-то невразумительное.
Что загнало сюда, в этот сиреневый мир, простого и грубого учителя математики?
Ларчик открывался просто. На одном из заседаний попечительского совета Хомер случайно услыхал, как судья Сфикси рассказывал своему соседу — редактору местной газеты, — будто мисс Вендикс происходит из почтенной и состоятельной семьи Среднего Запада.
— У этой старой девы должны быть неплохие средства, — сказал тогда Сфикси. — Повезет тому ловкачу, который ее окрутит, — приберег к рукам кругленький капиталец!
С этого дня Хомер зачастил на пятичасовые чаи мисс Вендикс. Он давно уже мысленно прикинул цену кресел и столов и даже серебряного чайника и потому терпеливо выслушивал все, что говорила мисс Вендикс по поводу вечной красоты и тщетности всех земных надежд. Сам он вовсе не считал свои надежды тщетными. Когда же становилось уж очень невмоготу, Хомер брал тяжелую серебряную ложку или вилку с фамильным вензелем и незаметно взвешивал на ладони.
А что же мисс Вендикс?
Мисс Вендикс сначала с недоумением и даже страхом смотрела на странную фигуру Хомера, так не вязавшуюся с ее оформлением и никак не влезавшую ни в одну из ее тем. Но мало-помалу этот контраст стал ей казаться несколько оригинальным, потом забавным, потом привлекательным, потом даже необходимым.
И теперь, едва заслышав у дверей тяжелую поступь Хомера, мисс Вендикс вспыхивала, как молоденькая девушка, и потупляла художественно подведенные сиреневым карандашом глаза.
Хомер с удовольствием подмечал эти признаки на лице старой девы и постепенно переставал церемониться на лоне гарусных подушек и воздушных абажуров. А когда мисс Вендикс начинала говорить, что чувствует в себе присутствие «высшего», он без всякой церемонии прерывал ее:
— Не найдется ли у вас, мисс, еще рюмочки этого превосходного мартини?
И мисс Вендикс, ликуя, бежала к леднику, чтобы принести заветный коктейль.
Теперь между ними почти все было выяснено, и оставалось договориться только о мелочах. Хомер чувствовал себя в доме мисс Вендикс уже совершенным хозяином, и, когда в описываемый день раздался звонок, он без церемонии чертыхнулся:
— Черт! Кого это еще принесло?
— Ах, боже, я никого не жду! — воскликнула, поспешно выпрыгивая из-за стола, мисс Вендикс. — Впрочем, может быть, это дети — на репетицию? Но, кажется, до репетиции еще целых полчаса.
Хомер направился к двери:
— Не беспокойтесь, Клем, я сумею выпроводить непрошеных гостей.
Однако он почти сейчас же вернулся с несколько ошарашенным видом:
— Там… э-э… какое-то страшилище. Называет себя миссис Причард и хочет говорить с вами по срочному делу… Сплавьте ее поскорее, Клементина, — добавил он вполголоса.
Мисс Вендикс недоуменно повела глазами.
— Миссис Причард? Экономка Милларда?.. Ах, да! — вспомнила она. — Ведь это мать нашей очаровательной крошки Патриции, которая играет деву Марию… Ну что же, придется принять ее, — сказала она, огорченно глядя на Хомера и медля у двери.
Мисс Вендикс, по-видимому, слишком замешкалась. Образцовый Механизм, не дождавшись приглашения, вдруг с самым независимым видом вдвинулся в комнату. Окинув суровым взглядом парочку, бутылку вина и стол, так уютно накрытый на двоих, миссис Причард в знак приветствия слегка взмахнула своим рычагом и тотчас же начала:
— Я человек прямой, мисс Вендикс, и привыкла ни от кого не утаивать истину. Поэтому я прямо спрашиваю вас: согласитесь вы отдать вашу дочь замуж за негра?
Мисс Вендикс невольно отступила.
— Как? Как вы сказали? — пролепетала она. — Соглашусь ли я?.. Боже, это, очевидно, недоразумение какое-то!.. Какая дочь?.. Я… я еще никогда не была замужем… — Мисс Вендикс метнула беспомощный взгляд в сторону Хомера.
— Никакого недоразумения, — настаивала миссис Причард. — Я вторично спрашиваю вас: хотите вы, чтобы ваша дочь стала женой негра?
Мисс Вендикс опустилась в кресло и не сводила глаз со своей страшной посетительницы:
— Господи, я ничего не понимаю… Умоляю вас… Клянусь вам..
Но тут на помощь ей пришел Хомер. Он вдруг решительно выступил вперед.
— Мисс Вендикс, разумеется, не хочет выдать свою дочь замуж за негра, — сказал он, твердо глядя на миссис Причард, — однако мисс Вендикс очень желала бы знать, что вы хотите этим сказать, мэм?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49