И опять с опозданием сообразила, что ничего не привезла с собой из города, а еще призадумалась, каким образом Нинон восполняет запасы провианта, если безвылазно сидит на даче.
— А! — беспечно отмахнулась Нинон. — Меня Сеня снабжает. Конечно, чуть-чуть подороже выходит, но зато никаких забот.
— Снабжает — это как? Домой, что ли, привозит? — допытывалась я, придвигая к себе поближе бутерброды с тем, чтобы вплотную ими заняться.
— Ага! — подтвердила Нинон, разливая чай по чашкам. — Один раз в неделю. Он ведь все равно ездит на оптовый рынок за товаром, вот я и заказываю, что мне нужно. Этот Сеня, кстати говоря, неплохой парень и неглупый. Учился в институте, потом по глупости ввязался в какую-то пьяную драку, за что и получил на полную катушку — два года общего режима. Между прочим, один за всех, остальные условными сроками отделались: за кого родители взятку заплатили, у других заступники нашлись. А за Сеню словечко замолвить некому было, вот и загремел. Из института, разумеется, отчислили, а чтобы восстановиться, деньги нужны, теперь же на бесплатное отделение не попадешь. Вот он и зарабатывает на учебу в своем ларьке.
— Да, — философски заметила я, мысленно сосредоточившись на внешнем и внутреннем содержании ларечника Сени, — что ни человек, то судьба. А на вид — обычный сникерсник.
Я еще работала челюстями, когда Нинон испортила мое умиротворенное настроение — выдала мне пилюлю, от которой меня чуть не перекривило:
— Да, чуть не забыла! Часов в шесть вечера здесь опять наш горячо любимый «особо важный» появлялся. Сначала к Остроглазову лыжи навострил, там, само собой, никого, тогда он ко мне. Где, спрашивает, ваш сосед. Я говорю, отбыл в столицу нашей родины город-герой Москву. Однако этим он не ограничился и стал тобою интересоваться. Что-то, мол, подружки вашей не видно. А я ему подробнейшим образом отвечаю, что подружка моя тоже уехала в Москву все с тем же Остроглазовым — устраиваться на работу. А он как-то так заудивлялся, с чего, совершенно непонятно.
— Нинон, ты опять за свое? — обиженно сказала я, мысленно призывая на голову своего бывшего возлюбленного все возможные кары.
— А что я? Я же просто повествую, как дело было, — заерзала на стуле Нинон. — Лучше расскажи, что там у тебя с работой, все нормально?
— Да вроде бы… — пожала я плечами. — Совместная фирма, «Омега» называется, в приемной фифа сидит — прямо с обложки, начальничек тоже представительный, в костюмчике за тыщу баксов…
— Так, — согласно кивнула Нинон, на которую фирма «Омега», видимо, произвела положительное впечатление уже заочно. — А делать-то что будешь?
Я открыла рот: а ведь главного-то я и не спросила!
* * *
…Меня положили в длинный прямоугольный ящик, потом накрыли крышкой и стали медленно опускать в глубокую яму, из которой тянуло сыростью. Раскачиваясь, ящик опускался все ниже и ниже и наконец достиг дна. Мне стало страшно, я захотела вырваться, но какая-то странная дрема сковала меня. А еще через минуту в крышку ударили тяжелые комья земли…
— Выпустите, выпустите меня отсюда! — закричала я и проснулась в испарине.
Я лежала не в ящике, а на софе, а вот удары продолжались.
— Что? Кто там? — завопила за стеной Ниной.
Я как была в короткой сорочке на голое тело, так и выскочила на лестницу. Там уже протирала глаза Нинон, недовольно бормоча:
— Черт… Без очков ничего не вижу. Какой идиот там ломится в такую рань?
В такую рань? Я взглянула на настенные часы, которые показывали без четверти шесть. Надо полагать, утра.
— Эй, девки, вы живые? — загремел мощный бас с террасы.
— Анискин, — узнала Нинон обладателя баса. — Что там у них опять?
— Эй, есть кто-нибудь? — снова раздалось снизу.
И Нинон, тихо чертыхаясь и запахиваясь в халат, пошла к двери открывать.
— Ну слава богу, живые, — обрадовался возникший в дверном проеме участковый.
— А в чем дело? — громко зевнула Нинон и прикрыла рот ладонью.
— Опять у нас происшествие, уважаемые. — Анискин снял фуражку и утер платком вспотевший лоб.
— Ой, только не пугайте! — нервно взвизгнула Нинон и отступила в глубь гостиной.
— Да я уж сам не рад, — озабоченно сказал Анискин, — пять лет я здесь участковым, а такого не припомню… Ну, значит, у вас все в порядке? — уточнил он. — Тогда я пошел, а у вас скоро будут визитеры, так что вы уж больше не ложитесь, все равно не дадут. Кстати… Сосед этот ваш, вдовец, он тут ночует или в Москву укатил?
— По-моему, он здесь не ночевал, — растерянно протянула Нинон, обернулась, бросила на меня подслеповатый взгляд и дрожащим голосом спросила:
— Да что же все-таки случилось, говорите!
— Случилось, уважаемые, случилось. — Анискин замялся, а потом махнул рукой. — Ладно, скажу, все равно узнаете. Парня, что торгует в киоске возле платформы, ночью убили.
— Что-о-о? — Нинон даже зашаталась. — Убили? Сеню? Не может быть!
Эта новость потрясла меня не меньше, чем Нинон, я чуть с лестницы не свалилась.
— Как же это произошло? — Нинон рухнула в кресло.
— Это вы у «особо важного» спрашивать будете, — загадочно изрек Анискин, водрузил на свою лысоватую голову форменную фуражку и шагнул за дверь.
Нинон подняла на меня полные слез глаза и прошептала:
— Ну как же так, как же так… Сеню-то за что? Ведь совсем молодой парень, всего двадцать четыре года ему было… Господи, да что же тут происходит? Ужас, ужас, какой ужас!
Похоже, нервы у Нинон сдали окончательно. Она уронила голову на подлокотник кресла и громко, в голос зарыдала. Я спустилась вниз, склонилась над Нинон и стала молча гладить ее взлохмаченные со сна белокурые волосы. Хоть я и не рыдала, подобно Нинон, однако чувствовала себя преотвратно. Смерть приветливого и услужливого ларечника не укладывалась у меня в голове. Впрочем, как и прочие дроздовские ужасы.
— 0-ой! — жалобно простонала Нинон. — Зря я тебя здесь задерживала. Если хочешь, уезжай в Москву первой же электричкой. Ты не обязана умирать от руки маньяка из-за моих проблем.
— Что ты плетешь, Нинон, — возразила я, — никуда я не уеду. Если только с тобой…
— Кхм-кхм! — прокашлял кто-то совсем рядом, и взгляд мой уперся в начищенные до блеска черные ботинки.
* * *
Мужчина моих несбывшихся снов выглядел совсем неважнецки. Под глазами синие круги, видимо, от длительного недосыпа, глаза мутные. В какой-то момент сердце мое сочувственно екнуло, и, чтобы избавиться от постыдной жалости к этому негодяю, я растравила себя воспоминанием о трагической встрече в «Таганском» гастрономе. Дабы возненавидеть его посильнее, я даже нафантазировала, чего не было. Представила, как я бросаюсь ему на шею, а тут подбегает беременная жена и начинает кричать дурным голосом:
— Граждане, посмотрите на эту нахалку! Да кто ей, спрашивается, позволил вешаться на чужого мужа без всякого разрешения?
Отвлек меня от этих умозрительных ужасов опять-таки мой бывший возлюбленный, когда задал очередной вопрос:
— Вы не могли бы поточнее припомнить, когда видели Круглова в последний раз?
— Круглов — это кто? — переспросила я.
— Это Сеня, — подсказала мне Нинон.
— Этой ночью, — угрюмо доложила я, — что-то около полуночи. Спросите у Широкорядова, может, он на часы смотрел.
— А как все произошло? Я шумно выдохнула.
— Мы остановились возле киоска, Широкорядов купил сигарет. Минуты две они разговаривали, потом мы отъехали, — монотонно, как пономарь, пробубнила я.
— О чем они разговаривали?
— О погоде, об аварии на железной дороге… Парень спросил Широкорядова, как тому понравилось шампанское, которое тот у него покупал. Все!
— Точно все?
— Точно! — выпалила я и закатила глаза. Быть важной свидетельницей такое утомительное занятие!
Но Андрей продолжал гнуть свою профессиональную линию:
— Так… А что вы видели, когда проезжали по поселку?
Я рассказала ему, что в доме «опоссума» Овчарова горел свет.
Потом он взялся за Нинон, которая, всхлипывая, поведала о том, как Сеня навестил ее днем, когда завез продукты, а также о том, как она обратилась к «опоссуму» Овчарову с просьбой подбросить ее к платформе, а тот ее даже на порог не пустил, заявив, что его машина сломана.
Сообщение о сломанной машине особенно заинтриговало Андрея. Он вскинул голову и пристально посмотрел сначала на меня, а потом на Нинон:
— А позже, уже после полуночи, вы не слышали шума отъезжающей машины?
Мы с Нинон синхронно замотали головами. Лично я спала как убитая и не услышала бы не только отъезжающего автомобиля, но и пролетающего на бреющем полете самолета.
Когда вопросы нашего следопыта иссякли (оказывается, бывает и такое), совершенно раскисшая Нинон снова начала хныкать, и мне пришлось проводить ее наверх, в спальню. Там она легла на кровать, накрылась с головой и попросила ее не беспокоить. Я решила, что Нинон полезно будет выспаться, и оставила ее в одиночестве.
Потом спустилась вниз, с удивлением обнаружив, что мой бывший любовник никуда не ушел, а терпеливо ждал моего возвращения. Чтобы, как выяснилось позже, дать мне несколько «дружеских советов».
Совет номер один звучал так:
— Почему бы тебе не вернуться в Москву?
Я ничего не ответила, только брезгливо поморщилась.
— Здесь становится довольно опасно, — прибавил он.
— С чего бы такая трогательная забота? — фыркнула я.
— Все еще злишься? у — Напротив, я в восторге!
Тогда он поднялся со стула и направился к двери, бросив на прощание:.
— По крайней мере, будь осторожнее и… не очень-то доверяй творческим личностям.
Как это понимать, интересно? Как предупреждение?
Глава 21
— Ну что, может, нам и правда в Москву смотаться? — Это были первые слова, которые произнесла Нинон, открыв глаза и более-менее проморгавшись. Ресницы ее были все еще мокрыми от слез.
— Сама решай, — дипломатично ответствовала я, хотя мне до смерти хотелось поскорее унести ноги из этой распроклятой Дроздовки, в которой что ни ночь кого-нибудь убивают.
— Все, все! — Нинон вскочила с кровати и забегала по комнате, да так резво, что у меня в глазах зарябило. — Собираем манатки и отчаливаем на ближайшей электричке, пока нам здесь глотки не перерезали!
— Почему глотки? — поинтересовалась я, наблюдая за ее порывистыми передвижениями. — Остроглазову и ту, неизвестную, кажется, задушили…
— Да какая разница! — Нинон вытряхнула из стенного шкафа почти все содержимое и теперь, судорожно разгребая завалы, выбирала, что захватить с собой, устремляясь в паническое бегство. — Придушит, разрежет на куски, изжарит на сковородке… Уж лучше я буду жить с Генкой и с его новой одалиской или… или на вокзале… — Нинон страдальчески поморщилась.
— Ну зачем же сразу на вокзал? Пока все утрясется, можешь пожить у меня, — неуверенно предложила я и мысленно поежилась, представив, как к этому отнесутся мои соседки — старые коммунальные волчицы. — Конечно, у меня не пятизвездочный отель, но…
— Ты что несешь? — возразила Нинон. — Что мы там будем делать вдвоем в твоей комнатушке, пятки друг другу оттаптывать? Нет уж, раз такое дело, то я найду, где голову преклонить, только… — Она в бессилии опустилась на кровать. — Что будет с домом? От этого маньяка можно ожидать чего угодно, возьмет и запустит красного петуха. С чем я тогда останусь?
Я молчала, предоставив Нинон возможность самостоятельно принять решение, а она все еще пребывала в смятении.
— Да, дом, конечно, жалко, — рассуждала она, набивая вещами снятый с антресолей чемодан, — но, с другой стороны, жизнь дороже.
— Вот именно, — поддакнула я, довольная тем, что обстоятельства складываются в пользу наиболее благоприятного для меня сценария. Уехать, уехать, скорее убраться из этого страшного места…
— Тук-тук! — сказал кто-то внизу. — Милые барышни, вы дома?
— Это еще кто? — Нинон хлюпнула носом. — Опять следователь, что ли?
— Понятия не имею. Надеюсь, во всяком случае, что это еще не маньяк. — Я вышла на лестницу и, перегнувшись через перила, посмотрела вниз.
А там стоял поэт-песенник. Увидев меня, Широкорядов приветственно помахал рукой, словно я сходила по трапу самолета, а он меня встречал, и объяснил причину своего визита:
— Решил узнать, как ваши дела…
— Отлично, — буркнула я, — как раз вещички упаковываем…
— Решили, значит, в Москву перебраться, — усмехнулся Широкорядов. Надо же, какой догадливый! Будто у нас был выбор!
— А что делать, что делать? — задышала мне в спину Нинон, которая тоже вышла на лестницу. — Страшно все-таки.
— Да уж, фабула почти как у Агаты Кристи, — согласился поэт-песенник, — действующие лица выбывают один за другим…
— В том-то все и дело, — судорожно всхлипнула Нинон. — Ну скажите, зачем понадобилось убивать Сеню? Ведь безобидный же был парень!
— Вижу, вы уже обо всем знаете. Ну, конечно, следователь у вас ведь тоже наверняка побывал. Что до Сени, то он действительно был неплохой парень, проворный такой, услужливый, — кивнул Широкорядов. — Правда, в его безобидности я не очень-то уверен. Все-таки он был каким-никаким, а коммерсантом, а коммерция в условиях нашего дикого рынка — дело рискованное. Конкуренты там всякие, «крыши» и прочее…
— Что вы хотите этим сказать? — въедливо осведомилась я, почти как мой бывший возлюбленный, он же следователь по особо важным делам.
Поэт-песенник преспокойненько опустился на уютный диванчик, на котором я вчера приходила в себя после переживаний, связанных с железнодорожной аварией, и закинул ногу на ногу.
— Этим я хочу сказать, что ни одной минуты не верю в маньяка-убийцу.
— Как это? — опешила Нинон. — Что же тогда, все эти преступления нам приснились, что ли?
— Нет, не приснились, — возразил поэт-песенник, — только они никак не связаны между собой. В смысле, все они совершены разными людьми, и их совпадение во времени и пространстве не более чем случайность. И в этом коренное отличие наших ужасов от увлекательных романов Агаты Кристи. Очевидно, так же думает и московский следователь, этот бедняга, который совсем с ног сбился. М-да, вот уж кому не позавидуешь. Кстати, после меня он отправился к этому неприятному типу с недостроенной дачи, у которого вагончик со строителями сгорел, а уезжая, зачем-то прихватил его с собой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26