.. Ну а теперь вернемся к твоему случаю, чтобы было все понятно, Джим, — я готов заключить с тобой пари. Ручаюсь, что ты сам захочешь завтра же вернуться на эту чертову живодерню и взыщешь долг с этого поганца. Ручаюсь, что ты охотнее пойдешь туда и добьешься своего, чем придешь сюда и скажешь, что ты этого не сделал, что ты прошляпил целый день. Я прав, Джим? Разве ты сам так не думаешь?Хотелось бы мне сообщить вам, что в этот момент я встал, сказал, чтобы он катился куда подальше со своей работой, и ушел. Но, при всем своем желании предстать в самом выгодном для меня свете, я не способен на столь откровенную ложь. Я должен был работать. Я рос в мире, где превалирует право сильного, где весьма часто дисциплина поддерживается с помощью суровых физических мер. И теперь я распознал в Кларке слишком знакомый мне тип. Такие люди не любят шутить и приводят в исполнение свои угрозы.— Надеюсь, ты не замышляешь бросить работу, Джим? Мне не хотелось бы так думать. Посвятить человека в работу стоит денег, и считается, что я знаю, кого подбирать.Я неуверенно возразил:— Нет, я не хочу уходить.— Честно? Или ты только так говоришь, а сам уйдешь и больше не появишься? Если ты задумал что-нибудь в этом роде...— Нет, не задумал.— Молодец, Джим! — Он вдруг усмехнулся и шутливо ткнул меня в подбородок. — Теперь ты в порядке, теперь ты будешь хорошо работать. Ты просто испугался — а бояться нечего.Чтобы как-то сократить эту бесконечную историю, скажу, что на следующий день я действительно пошел на скотобойню и получил деньги с человека, который накануне едва не убил меня свиной тушей. Я пропустил последний час занятий в колледже и поэтому смог прибыть на место до полудня. Я ждал у ворот, пока Браун не вышел на ленч. Захваченный врасплох и не имея преимущества, которое было у него накануне, он сразу же расплатился. Собственно, кинув на меня испуганный взгляд, он тут же достал деньги, не дожидаясь, когда я спрошу их.Ободренный успехом, в этот день я получил много денег. Но на следующий день меня снова постигла неудача, и к субботе я почти ничего не собрал и не продал. Кларк, чье отношение день ото дня становилось все более зловещим, задержал меня для нового «совещания».Оно началось почти так же, как и предыдущее. И сцена была поставлена таким же образом. Посадив меня перед собой, он прижал меня своими коленями и руками и придвинул ко мне свое лицо. Тихим, журчащим голосом он прочел мне лекцию об опасности неуместного страха. Он был совершенно серьезным. Время от времени, чтобы подчеркнуть свою мысль, он сдавливал мне руку, и я чуть не вскрикивал от боли. И тем не менее в самом важном, в глубине сердца или мозга, что делает человека таким, какой он есть, я оставался неколебимым. Я его боялся, но страх не мог меня изменить.— Джим... — Неожиданно его голос стал резким. — Ты думаешь, я с тобой шучу? Думаешь, я позволю тебе уйти безнаказанным после того, как ты сделал из меня дурака? Мальчик, если тебе только в голову такое придет...— Нет, — сказал я. — Я знаю, что у вас на душе. И не стану вас винить, если вы меня изобьете.— Это будет не просто битье, Джим! Господи, ты собираешься работать с понедельника или...— Не могу, — признался я. — Я бы хотел работать — мне нужен каждый цент, который удалось бы заработать. Но будет лучше, если вы меня уволите.— Ну уж нет, этого ты не дождешься. Я тебя не уволю, но и ты работу не бросишь.Я пожал плечами и решил говорить с ним начистоту. Он мог удержать меня на работе — сделать так, чтобы мне не захотелось уходить, — но не мог заставить меня участвовать в этом грабеже и насилии. Если он думал, что это ему удастся, добавил я весьма неуверенно, сейчас как раз самый момент попытаться.— Вот как? — удивленно переспросил он. — Тебе так этого хочется?— Видите ли...— Скажи, Джим... — Он замолчал и облизнул губы. Затем, растерянно глядя на меня, продолжал чуть ли не увещевательным тоном: — Послушай, Джим, мне кажется, ты парень свойский. Мы с тобой ровесники, и у меня такое впечатление, будто мы с тобой ходили в соседние школы. Так в чем же дело, парень? Почему все так странно получается?— Не знаю, — сказал я.— Ты уверен, что наши злостные неплательщики тебя не обманывают? Может, они тебя разгадали и теперь знают, как с тобой...— Дело не в них, — перебил я. — Дело во мне, что-то удерживает меня. Не знаю, как это объяснить, но только...— А ты попробуй, Джим, может, получится.— Мне кажется, что я их не очень боюсь, — сказал я. — Некоторые из них могут провернуть какой-нибудь фокус, вроде того парня на скотобойне, но я знаю, что на самом деле им с нами не справиться. Потому что все права на нашей стороне. И закон, и кучка головорезов, которые могут их до нитки обобрать. Я не могу воевать по таким правилам. Мне их жалко.— Но им-то тебя не жаль, Джим! Они тебя ненавидят. Вспомни, что сделал этот Браун.— Да помню я. Именно с этого все и началось. Я вижу, что они чувствуют по отношению ко мне, но меня это не возмущает. Будь я на месте Брауна, если бы кто-нибудь всучил мне такую рухлядь в четыре раза дороже, чем она стоит, а потом еще отколотил мою жену, наверное, я поступил бы точно так же.— Но, Джим, они ведь не обязаны покупать это дерьмо. Если они настолько глупы...— Наоборот, они как раз вынуждены его покупать или обходиться безо всего. Больше им никто ничего не продаст.— Да, но... — Кларк неуверенно замолчал. — Да, Джим, но... — медленно проговорил он и снова замолк. — Понимаешь, Джим, это... как бы это сказать... гм...Он встал и начал расхаживать по комнате, а потом внезапно повернулся и торжествующе воздел палец.— Вот, Джим, теперь я понял. На самом деле мы оказываем услугу этим людям. Мы работаем, чтобы помогать им, а помощь, естественно, стоит денег, поэтому мы вынуждены... гм... — Он оборвал свою речь, нахмурился и разъяренно уставился мне в глаза, что заставило меня невесело рассмеяться. Несколько минут он сверлил меня взглядом, затем вдруг и сам засмеялся. — Ладно, — сказал он, — ладно, Джим, на сегодня давай на этом закончим. Но ты будешь работать, понял? Господи, да ты просто обязан работать!Джадсон Кларк — Джад Кларк! Бывший школьный чемпион по футболу, бывший боец на кулачках, бывший вышибала денег на побегушках у акулы-рэкетира — короче, вор со школьным образованием. Я работал с ним долгие месяцы — так или иначе, а из магазина я не увольнялся — и со временем очень полюбил его. Он вызывал у меня любовь, смешанную с жалостью.Я был, как он сказал, «парень его типа». У нас было приблизительно похожее прошлое, и, по его мнению, я должен был подчиняться складывающимся обстоятельствам из чистого самосохранения. Я обязан был так поступать, потому что в моих неудачах он видел собственное поражение. Я воплощал для него нечто очень важное, скорее всего угрозу тому представлению о правилах игры, которое было доступно его пониманию. Его ужас перед тем, что эти правила могут быть нарушены, был гораздо сильнее любого страха, который он мог мне внушить.Наши вечерние «совещания» стали почти постоянными; он прибегал то к тактике запугивания, то пытался по-дружески подбодрить меня, порой опускаясь до лести. В присутствии других сборщиков долгов он продолжал меня высмеивать. Однажды он даже позвонил маме и заявил, что я очень огорчаю его — его, который печется только о моих интересах, что я подвожу ее и Фредди, что сейчас так трудно найти работу и будет просто стыдно, если я опять вынужденно брошу занятия в колледже; он просил ее «поставить меня перед выбором», «заставить меня все понять» и так далее.Я сказал маме, что только и мечтаю о том, чтобы он меня уволил. Необходимость заниматься работой, которая мне претит, и вместе с тем невозможность бросить ее превратили мою жизнь в сплошной кошмар.Понятно, я не всегда приходил в контору с пустыми руками. Обычно приносил какие-то крохи, чтобы показать, что не просто гулял весь день. Однако, в общем, природа моих успехов лишь усугубляла разочарование Кларка.— Господи, я ничего не понимаю! — простонал он как-то. — Возьми этого типа — ведь остальные ребята давно от него отступились! Даже я потерпел с ним неудачу и наплевал на его долги. Это же какое-то злобное чудовище! Он забирает у нас товары, даже и не собираясь расплачиваться! А репутация у него такая, что обращаться в суд будет только напрасной тратой времени. Поэтому я просто списал его долг, а потом ты вдруг берешь его карточку и получаешь с него деньги! Подумать только, тебе это удалось!— Да, — смущенно сказал я. — Да, вроде как получил.— Вот видишь! Но если ты смог выбить деньги с такого прижимистого типа, ты можешь получить их с кого угодно!Я покачал головой. Точно такие же споры происходили у нас и раньше, и мне никогда не удавалось убедить его. У меня было совершенно другое представление об этом клиенте и подобных ему. С ними я справлялся без малейших угрызений совести.Хмурый и злой, Кларк стоял надо мной, сидящим на стуле, и я подумал, что наконец-то он даст выход своим чувствам и закатит мне трепку. Но вместо этого он резко повернулся и подошел к коробке с карточками должников.Он начал быстро их перебирать, время от времени выхватывая какую-нибудь из них и бросая на стол. Набрав около двадцати карточек, он решительно указал мне на них.— Ладно, — кивнул он, — вот тебе карточки на завтра. И, ради бога, Джим... Ты понимаешь, что я хочу сказать... Выполни их, понял? Делай то, что должен!Я посмотрел на карточки, а потом на него.— Хорошо, — сказал я. — Постараюсь сделать то, что должен...Даже в самом плохом положении всегда есть просвет хорошего; и среди нескольких тысяч наших клиентов было несколько сот, которых любой магазин считал бы за счастье иметь в списках своих должников. Если кто-то из них запаздывал со взносом, достаточно было одного вежливого напоминания Кларка, чтобы они срочно погасили задолженность. В самом худшем случае требовалось напоминание сборщика. В сделках с такими клиентами практически не требовалось расходов по сборке платежей. И магазин выражал свою признательность, продавая им вполне доброкачественные товары и по разумной цене, компенсируя потери тем, что в отношении других, менее «порядочных» клиентов, применял еще более жестокие меры.Разумеется, сборщики любили таких клиентов... но им не разрешалось удерживать их себе. Работа сборщика — выбивать деньги, а не просто принимать взносы. Управляющий или руководитель кредитного отдела следили, чтобы сборщики посвящали свое дорогостоящее время тем, кто не хотел платить по доброй воле. Таково было правило, я же из-за неисправимого упрямства Кларка стал в нем исключением.Используя презрительный термин, принятый в магазине, мне дали «зеленую улицу». Я пользовался ею (прошу простить это выражение) до следующей весны.Время от времени меня направляли заняться некоторыми безнадежными должниками — какими-нибудь злостными неплательщиками, у которых до такой степени отсутствовала совесть, что я мог пренебречь и угрызениями собственной, — и тогда мне действительно приходилось поработать. Но большую часть времени я только писал расписки и клал деньги в карман.Так Кларк утверждал свою жизненную позицию: он доказывал правоту собственного представления и ошибочность моего. Но его триумф оказался еще более дутым, чем это казалось. Потому что теперь, когда он закрепил один краеугольный камень своего взгляда на жизнь, другие начали шататься и подводить его.У Кларка была поговорка, вечное возражение сборщику, которому не удавалось собрать долги. «Этот парень, твой клиент, он ведь что-то ест, верно? — говорил он. — Ну а раз он ест, значит, у него есть деньги! Они должны у него быть, и лучше тебе выбить их!»Это был исчерпывающий аргумент. Точнее, он был таковым в прошлом. Но в конце концов — по мере приближения конца — сборщики научились ему отвечать. Они возвращались в контору по вечерам измученные и угрюмые, доведенные до крайности. И смотрели на Кларка едва ли не с удовольствием, ожидая его сакраментального вопроса, чтобы ответить ему так, что ему нечего будет возразить.— Угу, я именно это и хочу сказать, Джад, — как раз есть им нечего... В доме совершенно ничего нет, кроме горстки кукурузных зерен.— Что ты морочишь мне голову? — с возмущенным отчаянием орал на них Кларк. — Черт побери, каждый должен есть! Ты думаешь, я поверю всему, что ты вздумаешь мне городить?— Говорю тебе то, что есть, Кларк. — Следует равнодушное пожимание плечами и едва заметное презрительное фырканье. — Может, пойдешь и лично проверишь? Может, ты заберешь у них эту маисовую похлебку?С каждой неделей поступление платежей уменьшалось. Даже самые добросовестные клиенты стали платить нерегулярно. Уволили одного сборщика, затем другого; наконец остались только мы с Даркином. Из главного офиса пришел приказ продавать товары только за наличный расчет. Узнав об этом, Даркин сказал мне, что это недобрый признак, хотя, казалось, все трудности позади и можно ликовать.— Сеть кредитных магазинов готова лопнуть, Джим, — уверял Даркин. — До них наконец-то дошло, что они ничего не могут исправить. Они только тянут время, стараясь собрать то, что могут, больше не продавая в долг.Я понимал, что он прав, но когда спросил об этом Кларка, тот стал яростно отрицать, что компания находится на грани банкротства.За последние недели он сильно исхудал. На его широком волевом лице кожа отвисла. Он слегка пошатывался, разговаривая со мной, и от него попахивало дешевым виски.— Этот проклятый Даркин! — насмешливо говорил он. — Деревенщина! Что он вообще... ик!.. понимает? Слушай, Джим, старина! — Он доверительно нагнулся ко мне, для равновесия ухватившись за мое плечо. — Я все видел собственными глазами, Джим, и знаю, о чем говорю! У них есть собственное офисное здание, в котором работают сотни, тысячи людей, у них собственные фабрики, автопарк и склады, которые занимают целый городской квартал. И у них множество таких магазинов — почти в каждом штате, а в некоторых даже по два или три! И... ик!.. они даже контролируют несколько банков, Джим. А это почти то же самое, что владеть ими. Если наши платежи задерживаются больше чем на год, так они могут отнести бумаги в эти банки и получить под них наличные.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22