— Дай мне... Да, дай мне ровно месяц, и я отправлю тебя в Калифорнию в отдельном купе. Найму тебе сиделку, если понадобится. А сейчас моих денег хватит только на билет на автобус.— Не знаю, — сомневаясь, проговорил отец. — Боюсь, доктор... Боюсь, я не смогу на автобусе... — Он снова уселся на кровать. — А ты в этом уверен, Джимми? Если я подожду еще месяц, ты...— Обещаю тебе, а я никогда не нарушал своих обещаний.— Да, — он кивнул и снова просиял, — ты никогда не нарушал их... Тогда все будет хорошо. Теперь я не возражаю подождать, когда знаю, что действительно уеду отсюда.Отец заметно ослабел, но, если учесть возраст, его состояние было по меньшей мере приличным. А что касается острой депрессии, в которую он впал, доктор считал, что она значительно ослабеет, когда он снова окажется в кругу семьи.В ту ночь я остался в Оклахома-Сити. На следующее утро, оставив счастливого отца мечтать о возвращении домой, я сел в другой такой же дешевый автобус и продолжил путь в Нью-Йорк.Уезжая из Небраски, я не рассчитывал на то, что мне придется покупать себе еду и, тем более, бутылку виски за двадцать долларов. И в результате прибыл в Нью-Йорк с единственной монеткой в двадцать пять центов. Это произошло в ноябре 1941 года, в холодный и ветреный вечер. Я все еще был сильно болен, а от холода моя разжиженная в Калифорнии кровь, казалось, превратилась в желе.Какое-то время я стоял на углу улицы, дрожа от холода, напуганный толпами пешеходов, и раздумывал, что делать. Это было как в кошмарном сне — когда ты попадаешь в странный мир, где тебе непременно необходимо бежать, но ты не можешь сделать и шагу. Мне нужно было отдохнуть. Нужно было купить виски. А через месяц... нет, теперь меньше чем через месяц я должен был... Моя семья давно уже не ездила в Небраску и намеревалась подольше погостить там. Так что о них я мог не очень беспокоиться. Но отец... Здесь не должно быть задержки, я не имел права подвести его.Итак, сначала займемся неотложными делами.Мой багаж, чемодан и саквояж были потертыми, но имели солидный вид. Я без проблем зарегистрировался в первоклассном отеле и попросил прислать мне в номер бутылку виски. Четверть доллара дал посыльному на чай. Слегка подлечившись с помощью нескольких вдумчивых глотков, я попытался выработать план действий.Я не мог найти какое-либо занятие, пока не выздоровею. Во всяком случае, никакая работа не даст мне возможности быстро получить ту сумму, в которой я нуждался. Я сидел и ломал голову, перебирая сотни различных вариантов. И наконец придумал один — самый невероятный из всех.Я напишу и продам роман.На следующее утро это решение моих проблем показалось мне еще более нелепым. Но я подбодрил себя размышлениями вслух — и несколькими глотками виски — и отправился в город. В конце концов, я писатель или нет? А издателям нужны книги, верно? И разве это преступление, что ты разорен? Так какое имеет значение, если мое предложение покажется издателям немного необычным?Оказалось, это имело громадное значение. В нескольких первых издательствах меня не пропустили дальше секретаря. В пятом — а может, это было шестое издательство — редактор сочувственно меня выслушал и предложил мне послать телеграмму каким-нибудь друзьям или родственникам, чтобы они прислали мне денег на билет до Калифорнии. Он одолжил мне два доллара на телеграмму. Я потратил их на завтрак, сигареты и спиртное. Затем я сунулся еще по одному адресу.Это было небольшое, но серьезное издательство, которое опубликовало много первоклассных рассказов. Меня тут же провели в кабинет редактора. Он недоверчиво выслушал меня, рассмеялся и провел меня к издателю. Этот джентльмен так же внимательно меня выслушал, высоко подняв брови от удивления.— Дайте подумать, — наконец сказал он. — Вы хотите, чтобы мы заплатили за ваш отель, потом...— Счет будет очень маленьким.— После этого вы хотите, чтобы мы дали вам в аренду пишущую машинку и платили вам деньги, пока вы не напишете роман, книгу, которую вы еще не совсем обдумали.Я сказал, что очень хорошо представляю себе, о чем буду писать.— Я говорю об очень печальной истории. И вам нужно содержать меня всего две недели. Когда я принесу роман, вы можете вычесть из вашего обычного аванса все, что вы мне заплатите.— Если вы его принесете и если его можно будет опубликовать.— Он будет у вас по истечении двух недель, — пылко заверил я. — И его можно будет опубликовать.Он нерешительно раздумывал, не поддаваясь на свое первое впечатление.— Уверен, что у вас самые хорошие намерения, но не думаю, что вам это удастся. Не представляю себе, как вы это сделаете. С другой стороны, может быть...Я вышел из этого издательства со старенькой пишущей машинкой в одной руке и с чеком в другой. Выписался из отеля, снял комнату за три доллара в неделю на Седьмой авеню и затрещал на машинке. Работая в среднем по двадцать часов в сутки, я закончил книгу через десять дней.В издательстве меня встретили по-разному. Насколько мой роман вызвал восхищение одних редакторов, ровно настолько же он не понравился другим. В связи с этим, как в издательствах часто бывает, рукопись направили на рецензию другому писателю.Этот молодой человек был отпрыском богатой голливудской семьи, автором одного романа. Он написал, что я показал себя «многообещающим писателем», но, по всей видимости, недостаточно знаю жизнь, чтобы брать на себя труд писать роман. Прежде всего, мне «нужно познакомиться с реалиями существования», а не только читать о них в книгах, как (добавлял он), очевидно, я делал.Будучи еще больным и слабым и от волнения в состоянии близком к истерике, я рассмеялся, прочитав его отзыв. Издатель дружески мне подмигнул. Мнение молодого человека произвело на него такое же впечатление, как и на меня. Он перешлет рукопись, сказал издатель, двум другим писателям.— Льюису Бромфилду и Ричарду Райту. Уверен, она им понравится. А пока вам придется подождать их ответа...Он выдал мне авансом еще двадцать пять долларов. Поскольку практически я питался одним виски, которое в те дни стоило очень дешево, у меня еще оставалась часть денег от предыдущего аванса. Так что я мог бы на них протянуть еще недели две, не тратя полученный аванс.— Как вы думаете... — нерешительно спросил я, прощаясь с издателем, — как вы думаете, они пришлют отзывы за следующие две недели?— Ну, мы, конечно, поторопим их. Если же они не успеют, а вам понадобятся еще деньги, мы можем...— Дело не в этом, — сказал я. — У меня есть проблема, которую очень трудно объяснить, так что не стану и пытаться. Я и так перегрузил вас своими сложностями. Но...— Не беспокойтесь, — сказал он, похлопывая меня по спине, — я сразу же дам вам знать. Глава 23 Календарь расплывался и колыхался у меня перед глазами. Я ухватился за шкаф и нагнулся вперед, пытаясь разглядеть его.— Посмотрим, — вслух рассуждал я. — Два дня из Оклахомы плюс десять дней да плюс четыре на этого кретина из Голливуда плюс... плюс... Черт побери, который же сегодня день?Я никак не мог это вычислить. Зрение у меня не фокусировалось. Я был исполнен тревоги перед неизбежным.Возможно, было к лучшему, что я не знал правды или, зная, не воспринимал ее. В течение нескольких дней я непрерывно пил и теперь пребывал на грани между жизнью и смертью.— Н-нужно поесть, — бормотал я вслух. — Нужно... Спотыкаясь, я бродил по комнате, отыскивая одежду. Затем обнаружил, что она на мне, и с диким хохотом плюхнулся на кровать.В дверь постучали. Я пожал плечами и выудил из-под подушки бутылку... Последнее время в дверь часто стучали. И вообще вокруг происходят всякие странные вещи. Нужно выпить, и они исчезнут.Дверь открылась, и в комнату вошли двое мужчин. Сзади маячила моя домохозяйка, ломая руки.— Просто не знаю, что делать, джентльмены. Я пыталась вызвать доктора, но...— Еще бы. Доктора не любят возиться с нами, пьяницами, — буркнул один из них. — Что скажешь, Билл? Согласен со мной?— Боюсь, что да. И думаю, нам нужно поскорее его отвезти.Они подхватили меня под мышки и поставили на ноги. Охваченный внезапным страхом, я попытался вырваться.Они крепко держали меня.— Все в порядке, парень. Мы из Центра анонимного лечения алкоголиков. Мы о тебе позаботимся.— К-как это? Куда вы меня тащите?— Ни о чем не беспокойся. Мы на твоей стороне. Сами через все это прошли.Мы спустились на улицу и уселись в машину. Затем приехали в больницу Бельвю, куда меня направили.О больнице Бельвю для алкоголиков ходят страшные слухи. Может, я и не самый компетентный критик, но я не видел ничего, что подтвердило бы эти наветы. Нас хорошо кормили, мы спали на удобных и безупречно чистых кроватях. Имея дело с очень тяжелыми клиентами, помощники оставались услужливыми, доктора и медсестры — вежливыми и опытными.Одним словом, лечили меня очень хорошо. Настолько хорошо, что к середине пятого дня смогли выписать.Я двинулся через весь город к месту моего временного проживания, снова охваченный тревогой. С того момента, как я покинул Оклахому, прошло четыре недели и шесть дней. Чуть больше месяца, но для старика, для одинокого старика, который втайне опасался, что может быть покинут и забыт...Я добрался до Пятой авеню и, вместо того чтобы перейти на другую сторону, вдруг резко повернулся и снова пошел в город. Сейчас уже наверняка издатель может сообщить мне свое решение. Господи, да он просто обязан это сделать!И он сообщил.Обняв меня за плечи, он провел меня к себе в кабинет.— Мы получили очень хорошие отклики от Льюиса и Дика. Они готовы снабдить нас своими рецензиями, которые мы сможем напечатать на обложке издания... Правда, мне кажется, что несколько не очень важных мест нужно будет переделать. Одну-две главы стоило бы вырезать, а вместо них вставить новую. Но...— О! — с отчаянием простонал я. — Значит, это займет еще какое-то время, прежде чем...— Что? Нет-нет, не волнуйтесь! Мы сейчас же заплатим вам за роман. Мы определенно принимаем его к изданию. Когда вы разберетесь с ним, будем рады... Да? Что там такое?В дверях стояла секретарша. Пробормотав извинения, она протянула желтый конверт:— Это пришло вчера, мистер Томпсон. Я пыталась связаться с вами по телефону, но...— Должно быть, это от матери, — вздохнул я. — Не зная, как долго проживу в этом пансионе, я попросил ее писать мне...Я вскрыл конверт и, уставившись на письмо, замер, словно ослепший и пораженный параличом.— Что, плохие новости? — встревоженно спросил издатель.— Мой отец, — проговорил я. — Он умер два дня назад.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22