Никто за ней не гнался, никто ничего не видел. Но зачем она снова сделала эту глупость? Зачем снова принялась за старое — за то постыдное, непростительное, то, что осталось в далеком прошлом и о чем никто ничего не должен был знать?
От ненависти и презрения к себе самой, от сознания собственного бессилия и невозможности справиться с тем, что не в ее власти, она сжала кулаки. Она могла бы многое в жизни преодолеть, многое и многих, но это было сильнее ее; перед лицом этого она неизменно чувствовала себя беспомощной, как младенец.
Наконец—то Кари обнаружила, что промокла до нитки; она и раньше чувствовала, что идет дождь, но не обращала на него никакого внимания, попросту не замечала его. Единственное, что волновало ее тогда, — уйти от погони, скрыться, и еще — что было довольно странно — спасти цветы. Она взглянула на них. Те из них, что были еще целы, выглядели помятыми и растрепанными. Букет, еще какие-нибудь полчаса назад казавшийся красивым и шикарным, имел теперь довольно-таки плачевный вид. Кари с нежностью погладила умирающие цветы: бедные — и их она тоже принесла в жертву собственной глупости. Но теперь-то уж все, — она говорила сама с собой, — решено, это было в последний раз . Никогда, никогда больше с ней этого не повторится. И теперь об этом не узнает ни одна живая душа. Все ведь было так просто — никто ничего не видел, никто ничего не знает.
Свет автомобильных фар ударил Кари прямо в глаза. Она встала и прижалась к решетке; какое-то мгновение ей казалось, что она осталась незамеченной, но машина вдруг резко свернула к обочине и затормозила.
— О-о, да вы здесь! А я-то, представьте, ищу вас в английском клубе. — Матиессен произнес эти первые фразы, еще не выходя из машины. — Милочка моя, да вы же совсем промокли! Давайте-ка скорее залезайте в машину, я отвезу вас домой. В такую погоду нельзя и носу на улицу высунуть без плаща. Моя жена всегда так говорила, и она была права. Да, уж это, как говорится, последнее дело, если, конечно, не хочешь подцепить простуду. А что у вас с ногами? Что вообще с вами произошло?
— Зачем вы разыскивали меня? — Кари со страхом смотрела на него, прижимая к груди, как мать, защищающая своего ребенка, и без того уже измятый букет орхидей. — Что вам от меня нужно?
— Господи! Да ведь это с каждым может случиться! Даже люди из высшего света иногда забывают расплатиться. По чистой случайности я все видел сквозь витрину и решил сам за вас все уладить. Вот и хотел рассказать вам все, чтобы вы, обнаружив это потом, дома, не испугались бы и не стали обходить этот магазинчик за версту. Помнится, со мной тоже был как-то подобный случай: я заметил это, только когда вернулся домой, и мне было, поверьте, жутко неудобно. Еще бы, не очень-то приятно, когда тебя могут принять за какого-то вора. А ведь это, к сожалению, вполне возможно, однако…
С этими словами он взглянул на девушку и вдруг осекся. Одна рука Кари была прижата ко рту, как будто сдерживая крик. Она покачивала головой, как если бы видела что-то страшное, неестественное, во что не могла, не хотела поверить.
— Но позвольте, что это с вами? Вы не больны?
Вместо ответа Кари застонала, как раненый зверь, тихонько сползла по стене вниз и уселась прямо на землю, поджав под себя ноги. Стон мало-помалу перешел в жалобные всхлипывания.
— Милая моя, дорогая моя фрекен Кари, да что же это такое, в самом деле? Давайте я помогу вам пройти в машину.
Внезапно девушка подняла на него искаженное страхом и яростью лицо и прокричала:
— Прочь, прочь… убирайтесь прочь отсюда, сейчас же, слышите?!
Матиессен отшатнулся. До него наконец дошло, что его присутствие здесь, мягко говоря, нежелательно. А тут еще и водитель начал нетерпеливо сигналить. Он нерешительно побрел к машине.
Сквозь стекло автомобиля Матиессен в последний раз взглянул на девушку. Она сидела на земле все в той же позе и смотрела на машину, тихонько раскачиваясь в такт сотрясавшим ее тело рыданиям. По щекам ее текли слезы; смешиваясь с каплями дождя и остатками косметики, они оставляли за собой на лице длинные темные полосы.
Прямо у ее ног валялся оброненный ею вышитый носовой платок, вокруг лежали сломанные нераспустившиеся орхидеи.
Глава 16
Перед самым отлетом установилась наконец хорошая погода.
Кок лениво поглядывал на море, где готовились к отплытию сразу несколько прогулочных яхт. Мимо него взад-вперед сновали бесчисленные толпы туристов в купальных костюмах.
— Эскудо, эскудо, мистер.
Тоненький детский голосок заставил его обернуться. Перед ним, с жалобным видом протягивая руку, стоял чумазый мальчуган.
— Хоть ты и мал, сынок, а, видать, давно научился этим штучкам.
Мальчик, не понимая его, изобразил на лице еще более жалобную гримасу и продолжал канючить:
— Эскудо, мистер, эскудо.
Кок рассмеялся, да и сам юный попрошайка, казалось, с трудом сохраняет на лице несчастное выражение.
Получив пару монет, он радостно заулыбался, кивнул и, подвывая от восторга, вприпрыжку кинулся прочь в поисках новой жертвы.
«Интересно, куда это все вдруг подевались?» Опершись на перила набережной, Кок задумчиво смотрел на воду. Мысли его неотступно кружились вокруг остальных членов экипажа. Просто чертовщина какая-то; да уж, поистине проклятые денечки выдались у них в этот раз на Мадейре. Все кончилось тем, что теперь каждый из них предпочитал одиночество любой компании. Один только вид кого-либо из коллег уже действовал на нервы, раздражал. Утром за завтраком в отеле все сошло более-менее гладко: говорили в основном о погоде, все были чрезвычайно вежливы и корректны, однако чувствовалось, что каждый может взорваться в любой момент.
А тут еще вдобавок ко всему этот так называемый пенсионер, Матиессен, который повсюду таскается за ними по пятам. Конечно же, он и за завтраком оказался тут как тут и снова трещал не переставая, хотя, слава богу, на этот раз все, кажется, кончилось довольно-таки спокойно.
— Пенсионер?…
Кок даже фыркнул от возмущения:
— Ну ладно, пенсионер так пенсионер. К тому же он довольно-таки толстый и неповоротливый. Интересно все же, что ему удалось раскопать? Не слишком-то он искусный конспиратор. А может, как раз в этом и заключается его метод? Странно все же.
Ведь не может он один одновременно следить за всеми четырьмя. Кроме того, с этим прекрасно могла бы справиться и португальская полиция. Достаточно было одного звонка из Копенгагена. Да, уж кого-кого, а полицейских здесь, в Португалии, хватает, хотя они, как правило, не носят форму.
Чего же он все-таки добивается, этот Матиессен? Что ему здесь надо? Каждый раз, как он появляется, дело кончается скандалом. Кок усмехнулся, вспомнив о драке девушек. А ведь как раз незадолго перед этим он видел, как Матиессен подошел к ним в кафе. Вот ведь дьявол! К счастью, сегодня вечером они улетают, а он остается здесь, и все это безумие, надо думать, наконец прекратится.
А в Копенгагене? Что ждет их там?
Да, ситуация ему явно не нравилась.
— Надо же, какая удивительно приятная встреча! Очень, очень рад!
От звука голоса Матиессена Кока так и передернуло, однако, обернувшись, он заставил себя приветливо улыбнуться.
— Так я и думал, что встречу вас здесь. Любуетесь погодой и морем? Замечательно, не правда ли, что этот дождь наконец прекратился? Жаль только, что все это — в последний день.
— То есть как в последний день? Ведь вы же не летите с нами.
— Лечу, лечу, как раз сегодня вечером. С одной стороны, жаль, конечно, уезжать теперь, но с другой — ведь это просто замечательно — лететь со знакомым экипажем. Получается, будто вы сопровождаете меня все путешествие.
— Да, но я что-то не совсем понимаю. Зачем вам уезжать прямо сейчас? Ведь вы и пяти дней здесь не пробыли. Никакое бюро путешествий не предусматривает такой короткой поездки. Те пассажиры, что возвращаются с нами сегодня, отдыхали тут по меньшей мере недели две.
— Видите ли, я вовсе не пользовался услугами бюро. Эта моя поездка — подарок друзей. Дорога мне ничего не стоила, я платил лишь за питание и проживание. Удивительно трогательно с их стороны! Я даже мог сам выбрать маршрут, лишь бы только на этот рейс можно было заказать билеты.
— Что ж, хорошо, когда есть такие друзья.
— Вот-вот, и я о том же. Но, знаете, мне все же очень приятно, что я возвращаюсь вместе с вами. Мы так прекрасно долетели сюда! Ведь никогда не знаешь, на кого нарвешься, не так ли?
— Не волнуйтесь, еще никого в небе не потеряли. Матиессен сперва не понял, но потом, когда шутка штурмана дошла наконец до него, все его жирное тело заколыхалось от смеха.
— Ну, вы и шутник!
Кок тоже улыбнулся, хотя и не по этому поводу.
— Поверьте, мне было очень приятно познакомиться с такими интересными людьми. Да, кстати, раз уж мы встретились, разрешите задать вам один вопрос?
— Ну, разумеется.
— Видите ли, вы все мне очень, очень понравились — и вы, — и капитан, и эти милые, славные девушки. С вами так приятно было беседовать. Но мне показалось, что иногда я что-то делал или говорил не так, особенно с девушками. Боюсь, они сердятся на меня. Я, право, очень расстроен.
— С чего бы это им сердиться на вас?
— Честное слово, не знаю. Не могу понять, но у меня такое чувство, будто я все время говорил что-то не то, невпопад. Не знаю почему, однако мне кажется, они боятся меня. Все это так неприятно. Вот я и подумал, что, если мы все соберемся сегодня вечером и выпьем за отъезд? Разумеется, угощаю я. Да и, кроме того, я хотел бы подарить каждому на память небольшой сур… сувер…
— Сувенир.
— Да-да, конечно, сувенир, спасибо вам, я именно это и хотел сказать. Благодарю. Так вот, что вы на это скажете? Мне кажется, это неплохая идея, а кроме того, у меня как раз будет возможность извиниться. Как вы думаете?
— Идея, бесспорно, замечательная, я думаю, все будут очень довольны. Однако не стоит принимать все так близко к сердцу. Могу вас заверить, что никто на вас не сердится, вам все это просто показалось. Я просто убежден.
— Вы так считаете? Что ж, тем лучше, вы меня успокоили. Действительно, наверное, показалось. Очень, очень вам благодарен. Однако, что касается дружеского ужина, я уже решил .
— Единственное только, не знаю, как вы сможете нас собрать. Все разбрелись по городу, так что вам, видимо, придется отлавливать каждого поодиночке.
— Ну что ж, ничего, можно и так. Думаю, что это мне удастся. Великолепно, великолепно! Ладно, побегу поскорее, чтобы все успеть, а то еще ведь надо запастись угощением.
Матиессен, прямо-таки сияя от удовольствия, уже было отошел, однако вдруг как будто что-то вспомнил и вернулся. На лице его было какое-то странное, смущенное выражение. Он виновато посмотрел на Кока и сказал:
— А можно мне спросить вас еще об одной вещи?
— Конечно.
— Пожалуйста, только не поймите меня превратно…
— Ну что вы!
— Правда, обещаете?
— Разумеется, разумеется. Так в чем дело?
— Видите ли, я купил тут пять бутылочек мадеры. Прекрасное, старое вино. У меня есть такая привычка — вечером у телевизора выпить стаканчик-другой. Ведь в этом же нет ничего дурного?
— Нет-нет, конечно, нет.
— Тан вот, купил я, значит, эти бутылки. Ведь здесь это дешево, гораздо дешевле, чем у нас в Дании. Но тут я вдруг подумал, а как же я провезу их через таможню? Ведь в правилах написано, что так много везти запрещено, я сам читал. И вот, когда я увидел вас, я и подумал, что вы, быть может, могли бы мне помочь. У вас, наверное, бывали такие случаи; я, разумеется, имею в виду не какие-то там серьезные, противозаконные вещи, а так, мелочи. Вот я и сказал себе, что вы наверняка должны знать, как можно провезти через таможню пару лишних бутылочек. В этом ведь ничего такого нет, это не какая-нибудь контрабанда — в самом-то деле, не наркотики, не бриллианты, а просто пара лишних бутылочек винца. А поскольку вы часто ходите через таможню, то я решил, что вы наверняка должны знать, как мне уладить это дельце. Я прав?
— Боюсь, что тут я ничем не смогу вам помочь. Я не в курсе подобного рода дел.
Голос Кока прозвучал неожиданно сухо, почти резко, но он сразу же взял себя в руки и смягчил тон:
— Видите ли, мы, то есть члены экипажа, идем через другое таможенное отделение, не там, где все пассажиры. Порядки на пассажирской таможне мне плохо знакомы, однако, если вы положите свои бутылки в тот багаж, что сдадите в багажное отделение при отлете, я думаю, у вас будет какой-то шанс. Как правило, таможенники проверяют тщательно в основном ручной багаж, ведь в нем обычно все везут спиртное и сигареты, купленные без пошлины на борту.
— Большущее, большущее вам спасибо! Очень любезно с вашей стороны, что вы меня просветили. Честное слово, я очень тронут! — Глаза Матиессена сияли.
— Естественно, я ничего не гарантирую. Особо надеяться не стоит, однако это самый надежный вариант. Только получше упакуйте их, чтобы ничего не разбилось, когда чемодан пойдет на погрузку.
— Да-да, разумеется, я понимаю. Но как это любезно с вашей стороны, что вы посвящаете меня в эти маленькие хитрости. Я так и думал, что вы в курсе, как поступать в подобных случаях. Ведь вы давно летаете.
— Ну, мне-то, положим, от всего этого — никакого проку. Как я уже вам говорил, у нас, экипажа, другая таможня, а там порядки построже.
Матиессен с сочувствием посмотрел на него.
— Как досадно! И что же, вам так никогда и не удается провозить ничего сверх положенного?
— К сожалению, нет, это практически невозможно. Несколько мгновений Матиессен с жалостью смотрел на Кока; однако потом лицо его снова расцвело в улыбке, уголки губ опять поползли к ушам.
— Да полно вам, вот ни за что не поверю! Уж вы-то знаете, как обойти все рогатки. Но так или иначе, еще раз огромное спасибо вам за добрый совет. А теперь я пойду, а то еще надо успеть купить всем подарки.
Матиессен с жаром потряс руку второму пилоту, отошел на несколько шагов, обернулся, помахал обеими рунами и еще раз повторил:
— Огромное, огромное вам спасибо.
Когда он был уже на значительном расстоянии, Кок наконец вздохнул с облегчением. Что ж, он вроде бы с честью вышел из этой переделки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18