— Ох, нет, я больше не вынесу. Неужели обязательно было показывать ему, что мы здесь?
— Но он первый нас увидел и стал размахивать рунами. Я просто вынуждена была… А-а, добрый день! Присядете с нами?
Когда последовало это приглашение, Матиессен уже опускался на стул. Девушки обменялись быстрыми взглядами и приветливо улыбнулись старику.
— Ох, что за мерзкая погода — все льет и льет без остановки.
Матиессен расстегнул плащ, однако снимать его не стал.
— Портье в отеле — он немного понимает по-датски — говорит, что ничего подобного на его памяти здесь еще не было. Подумать только, приехать сюда как раз тогда, когда стоят такие ливни. Ну да ладно, ничего. Все равно, когда человек стар, как я, не особо покупаешься. Зато здесь так восхитительно тепло — я прямо блаженствую. Так прямо себе и говорю:
— Как же здесь хорошо, совсем не то что дома! Видите ли, я в первый раз на юге. Для вас-то это, понятно, не в диковинку, но, когда приехал сюда впервые, хочется осмотреть абсолютно все.
— Да, конечно, вы правы.
— Вот-вот, так что будьте уверены, я в полном восторге. Петерсен, мой сосед, с ума сойдет от зависти, когда узнает, как далеко меня занесло. Сам-то он побывал только в Италии да на Майорке. Но когда я решил отправиться путешествовать, я сказал себе: «Нет уж, что до меня, то я постараюсь выбрать что-нибудь другое». В жизни ведь бывают минуты, когда хочется проявить полную самостоятельность, не идти у других на поводу. Как вы считаете?
— Да-да, совершенно верно.
— Вот и я говорю. А как они приветливы, эти южане!
Я и представить себе не мог, о них ведь разное болтают. Вот и верь после этого людям.
Матиессен на мгновение умолк, потом снова продолжал:
— Я у вас не отнимаю время? Мне бы не хотелось показаться навязчивым.
— Нет-нет, что вы, вы вовсе не навязчивы.
Кари немного помолчала, но потом все же решила не упускать представившуюся возможность:
— Правда, мы как раз сейчас собираемся в отель обедать.
— Разумеется, разумеется, тогда я больше не буду вас задерживать.
Матиессен вскочил и засуетился, подавая девушкам плащи. Снова уголки его губ потянулись к ушам и он заговорщически подмигнул Анне:
— А все же вчера вечером у вас было-таки любовное свидание?
— Не понимаю, о чем вы? — Анна бросила на него удивленный взгляд.
Матиессен продолжал восторженно кудахтать:
— Такой очаровательный молодой человек, что ж — одобряю ваш выбор.
— Нет-нет, вы, верно, ошиблись. Я здесь ни с нем не знакома.
— Ну зачем же от меня-то скрывать? А что это он подарил вам? Кольцо?
— Кольцо?! Какое кольцо? Я положительно ничего не понимаю, здесь, видно, какая-то ошибка.
— Ну как же, в парке у «HotelRoyal» вчера вечером, помните? Я абсолютно уверен, что это были вы. Вот только не видел, что он вам передал.
Анна была явно раздосадована. Когда стало ясно, что его не переубедишь, она недоуменно пожала плечами, круто развернулась и пошла к выходу из кафе. Но Матиессен никак не отставал:
— Не надо на меня так злиться. Ни я, ни ваша подруга, конечно же, никому ничего не станем рассказывать.
— Не знаю я никаких португальцев, да и вообще никого здесь, понятно вам?
Вид у Матиессена стал довольно жалкий. Снова он сделал что-то не так; будто нарочно он все время говорил как раз то, чего говорить не следовало бы.
Анна не заметила огорченного выражения, появившегося на лице болтливого старика. Они с Кари уже были в нескольких шагах от отеля, когда та вдруг расчихалась.
— Учти, Кари, если из-за этих дурацких туфель ты теперь всерьез расклеишься, я, ей-богу, этого так не оставлю. Мне вовсе не улыбается работать одной на обратном пути; однажды я уже попробовала и поклялась, что это был первый и последний раз.
Кари раздраженно фыркнула:
— Ничего страшного, зато у тебя будет прекрасный повод остаться здесь на Мадейре со своим любовничком-южанином.
— Прекрати молоть чушь!
— Почему же чушь?
Анна не ответила; они вошли в отель, взяли ключи от номеров и поднялись по лестнице наверх.
Анна открыла свою дверь и вошла; Кари бесцеремонно последовала за ней в комнату.
— А тебя, кажется, никто не приглашал.
— Я сама себя пригласила. Может, ты найдешь мне какую-нибудь обувь? — Кари устроилась на единственном в номере кресле и продолжала: — Знаешь, что-нибудь такое подходящее — практичное, разумное, а?
— У нас с тобой разные размеры. Кроме того, мне хотелось бы немного побыть одной.
Кари даже не шевельнулась.
— Как его зовут?
— Кого?
— Ну, того парня, с которым ты встречалась, когда я думала, что ты давно спишь.
— Все, с меня хватит. Я не виновата, что этому рехнувшемуся старину что-то там почудилось. Вот так и рождаются сплетни.
— Нет, ты скажи, он такого роста или повыше? — Кари показала рукой на уровне стола.
— О господи, отстань!
Анна вдруг подошла к подруге и заговорила почти проникновенным тоном:
— Ты же сама знаешь, стоит тебе только намекнуть на это, и я сразу же стану всеобщим посмешищем — только и разговору будет, что я кручу со всякими португальцами. Ведь в нашей милой авиакомпании все сразу же принимают за чистую монету и с удовольствием смакуют с утра до вечера.
Кари только развалилась поудобнее в кресле и хмыкнула:
— А все же, как его зовут, Педро или Хосе?
— Олл райт, если обещаешь не болтать, скажу. Только потом сразу уйдешь, ладно?
— Клянусь.
— Это Салазар. Всемогущий португальский диктатор. Он прилетает сюда тайно каждый раз, когда я здесь. Мы влюбились друг в друга с первого взгляда и скоро поженимся. Ясно? А теперь убирайся.
Но Кари, казалось, не слышала ее. Она уже почти лежала в кресле и, посвистывая, разглядывала что-то на потолке.
— Я тебе говорю — убирайся!
Кари начала было насвистывать свадебный марш, но уже на третьем такте не выдержала и прыснула. Сорвавшись с кресла, она закружилась по комнате, широко раскинув руки и во все горло распевая:
— У Анны есть любовник, хорошенький любовник, крошка — португальчик…
Анна не выдержала, вскочила и зажала ей рот.
— Ну все, Кари, хватит. Если ты сейчас же не прекратишь, если ты когда-нибудь еще хоть пикнешь об этой глупости… Ты же знаешь, я ненавижу, когда обо мне болтают невесть что… Иначе — мне тоже есть что рассказать. И это уже не чепуха, не пустые домыслы, а чистая правда, и вряд ли это будет тебе по вкусу. Так что еще можешь очень пожалеть.
Она убрала руку и несколько минут наслаждалась испугом Кари, потом добавила:
— Я ведь знаю, той ночью, когда убили Гуниллу, вы с ней здорово поругались!
— Неправда!
— Нет, правда. В половине первого мы говорили с ней по телефону — я хотела узнать, когда нас разбудят, — и она сказала мне, что еще не ложилась, поскольку у вас с ней только что был крупный разговор, да еще какой крупный. Я намекнула об этом Коку, и он подтвердил, что слышал через стену, как вы ругались. Мы с ним договорились, что не будем сообщать полиции, поскольку ничего не имеем против тебя и нам абсолютно безразлично, кто убил Гуниллу. Однако потом, когда погибла еще и Хансен, то…
Сперва Анна даже не почувствовала оплеухи, и, лишь когда Кари съездила ей по физиономии еще пару раз, она наконец опомнилась.
В долгу она не осталась. Бац-бац-бац! Удары приходились Кари прямо в лицо и ошеломили ее. Наконец ей удалось вцепиться Анне в волосы и, резко дернув на себя, повалить на пол. Но и та изловчилась, сделала сопернице подсечку, и Кари, охнув, тоже рухнула на ковер.
В одно мгновение Анна уже оказалась сидящей верхом на ней и впилась ей ногтями в щеку, однако тут Кари удалось немного высвободить голову и укусить царапающую ее руну. Анна вскрикнула и на миг выпустила соперницу. Ей показалось, что она чувствует укус каждого зуба в отдельности, однако, корчась от боли, она все же схватила Кари свободной рукой за волосы и дернула изо всех сил.
Почувствовав, что клок ее волос остался в руне Анны, Кари пронзительно завизжала, разжала зубы и ударила Анну в живот с такой силой, что та согнулась пополам, не выпуская, однако, при этом волос своей обидчицы. Теперь уже Кари пустила в ход свои острые, длинные ногти, и не прошло и нескольких секунд, как на щеке и руке Анны обозначились четыре глубокие кровавые царапины. Она попыталась было еще раз повторить свой удар, но Анна с быстротой молнии вывернулась и, продолжая держать соперницу мертвой хваткой за волосы, прижала ее руку к ковру.
Горничная, зашедшая убрать в номере, при виде этой безобразной картины вскрикнула, однако вопли и рычание сцепившихся женщин заглушили ее возглас. Ни одна из соперниц и не думала сдаваться — силы их были примерно равны. В пылу борьбы они задели стол, который только чудом не рухнул под тяжестью их сплетенных в клубок тел, и откатились к двери. Горничная в ужасе выскочила из комнаты и едва не сбила с ног летчиков, которые вместе с несколькими другими постояльцами гостиницы спешили к номеру, привлеченные шумом борьбы.
Они застыли в дверях, пораженные диким зрелищем этой неистовой женской драки. Первым пришел в себя Кок. Он подскочил к дерущимся и принялся оттаскивать Анну. Ему удалось наконец оторвать ее от соперницы; одновременно он сделал Нильсену знак захлопнуть дверь, чтобы скрыть происходящее от любопытных взглядов толпящихся в коридоре туристов.
— Вы что, совсем рехнулись?! Какого дьявола, что все это значит?
Несмотря на всю серьезность ситуации, Кок, оглядев девушек, едва сумел сдержать улыбку — в таком они были виде. Волосы Кари были всклокочены и стояли дыбом. На макушке зияла рана от вырванной вместе с кожей пряди, и кровь, струящаяся из нее, стекала тонкой струйной по волосам и исцарапанному, распухшему лицу за воротник блузки. Чулки были изодраны в клочья и свисали длинными лоскутами; ногти и кончики пальцев были все в крови. Она тоже поднялась с пола и стояла, с ненавистью поглядывая на Анну, готовая в любой момент снова броситься на нее. Но Кок занял позицию между ними, как бы давая понять, что не допустит продолжения драки. Он по-прежнему сдерживал Анну, вид у которой был немногим лучше. На лице ее красовались глубокие царапины и ссадины от ударов, на руке были ясно видны следы зубов, а в кулаке она все еще сжимала прядь каштановых волос соперницы. Кари вдруг громко всхлипнула:
— Да она же мне голову раскроила, смотрите, у меня дыра в голове!
— Дыра у тебя всегда была, я просто сделала ее более заметной, — злобно прошипела Анна.
Кари хотела было опять наброситься на нее, однако, передумав, вдруг схватила с подоконника тяжелую стеклянную вазу и со всего маху запустила ею в Анну. Той, к счастью, удалось увернуться, и в нее попали лишь вода и ветки мимозы, а сама ваза, пролетев мимо, с грохотом разбилась о противоположную стену.
Теперь уже оба пилота крепко схватили девушек за руки и, разведя продолжавших переругиваться соперниц по разным углам комнаты, усадили Анну в кресло, а Кари на кровать.
— С этими цветочками в волосах ты прямо вылитая Офелия, которая спятила и утопилась.
Мужчины не могли удержаться от улыбки при виде Анны, которая вдобавок ко всем ссадинам и царапинам теперь была вся осыпана желтыми шариками мимозы, приставшими к мокрой насквозь одежде.
— Не тебе говорить о том, кто здесь рехнулся! Ты ведь первая начала.
— Я?! Да ты сама напросилась, ведь…
— А ну-ка прекратите сейчас же!
Кок снова взял на себя роль миротворца.
— Не все ли равно, кто начал. Немедленно кончайте истерику. Вы что, не понимаете, что гробите сами себя? Ведь полиция следит за каждым вашим шагом. Наш милый коротышка Матиессен, по-видимому, детектив, так что ничего глупее того, что произошло, вы не могли сделать. Он сейчас стоит в коридоре и наверняка все прекрасно слы —шал. Как только он вернется в Копенгаген, полиции сразу же все станет известно.
Обе девушни моментально умолкли. Видно было, что услышанное неприятно их поразило. Молча, с испугом они уставились на Кока. Анна машинально вытаскивала из волос запутавшиеся в них веточки и шарики мимозы и, не глядя, бросала их на ковер прямо себе под ноги.
— Вы, а иногда, к сожалению, и мы с Нильсеном — словом, все мы ведем себя так, что скорее похожи не на трех невиновных и одного убийцу, а на четырех сообщников, которые боятся друг друга. Но мне кажется, что никому из трех невиновных вовсе не хотелось бы быть замешанным в это дело. Я в последний раз предупреждаю: будьте благоразумны! Кто из нас убийца — пусть разбирается полиция. А нам с вами не стоит вредить друг другу.
Кок сделал небольшую паузу и потом продолжал:
— Надо попытаться просто-напросто заставить себя забыть о случившемся. Говорить о чем угодно другом — о погоде, о еде… И никаких истерик. Понятно?
Девушки нерешительно кивнули и одновременно покосились на дверь. Кок, заметив их взгляды, на цыпочках прошел через комнату, резко распахнул дверь и выглянул в коридор.
Там никого не было. Где-то, правда, хлопнула дверь, однако он не мог бы с уверенностью сказать, чья.
— Детектив?… Матиессен — детектив?
Анна обвела всех удивленным и вопросительным взглядом.
— Да, действительно, странно, но…
Она вдруг умолкла, глядя прямо перед собой, и как будто о чем-то задумалась.
— Что странно?
Вопрос задал Кок, но и Кари, и напитан Нильсен тоже с любопытством смотрели на Анну.
— Просто я вдруг подумала, хотя нет, это, наверное, вовсе не так…
Анна вновь замолчала и опустила глаза, подгоняя носком туфли валяющиеся на полу веточки мимозы одну к другой.
— Вы, наверное, будете смеяться, но мне кажется, точнее, у меня такое чувство, будто… — Она провела рукой по волосам, как бы стряхивая остатки воды. — Может, это и глупо, но, короче говоря, мне кажется, что Матиессен — тот самый пассажир из Стокгольма, ну, тот, что нашел труп. Анна вскинула глаза, как бы желая увидеть, какое впечатление на коллег произвели ее слова.
— Ну а вы что скажете?
Никто не ответил, все с удивлением и сомнением поглядывали на нее.
— Нет, честное слово, мне действительно так кажется, он здорово похож на того пассажира.
— Слушай-ка, Анна… — голос Кона звучал рассудительно. — По-моему, все это глупости, этого просто не может быть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18