Но я приехал к вам не с пустыми руками…
— Тогда наливай скорее, — раздался смелый выкрик, который сразу же был поддержан одобрительным гудением толпы.
Пантов не обратил на запрос наглеца внимания и повторил:
— …Но я приехал к вам не с пустыми руками. Я привез вам зарплату. Деньги уже поступили на счета ваших предприятий.
— Ура! — в один голос обрадовались пикетчики и проскандировали новый лозунг, — Мы не просим чужое, мы просим свое!
— Правда, мне удалось выбить для вас деньги пока только за один месяц. Но могу вас заверить, что лед тронулся. Если вы окажете мне доверие и я буду избран на новый срок, то обещаю, что зарплату впредь вы будете получать регулярно.
— Разрешите задать вопрос? — вдруг услышал он голос из стана тех, кто был в робах.
— Конечно! — ответил он и постарался отыскать глазами посмевшего перебить его.
Перед ним стоял пожилой рабочий.
— Моя фамилия Теляшин. И я являюсь председателем профсоюзного комитета водников.
— Самозванец он! — в разнобой закричала толпа раздетых, — Никто его не выбирал. И нет у нас никакого комитета. Комитет здесь, среди тех, кто днюет и ночует на площади!
— Тихо! — постарался успокоить разбушевавшихся рабочих Пантов, — Дайте сказать товарищу.
— К сожалению, я вам не товарищ, — с вызовом ответил Теляшин, — Мы из другого стана. Так сказать, вражеского. Из тех, кто отказывается пить дармовую водку, которую так регулярно привозят вместо зарплаты. А спросить я вас хотел вот о чем. Даже если, как вы заявляете, мы начнем получать свои деньги, то много ли мы на них разживемся? В то время как по стране средний заработок составляет уже больше тысячи рублей, мы, водники, не получаем и трехсот. Скажите, разве это зарплата?
Пантов сдержал гнев и постарался быть как можно спокойнее.
— Зарплата несомненно увеличится. Я и фракция моих единомышленников по думе давно выносим на заседаниях проект о приватизации водообъектов. Как только он будет утвержден, вы даже не предполагаете, насколько увеличится ваши оклады.
— И кто же будет владельцем водообъектов? Не тот ли самый француз, который на днях посещал Марфино?
— Отчасти он. А отчасти — область. Никто не собирается продавать вас в рабство. Наоборот, наша фракция мечтает, чтобы все водные производства были модернизированы. Поднимется производительность, а значит увеличится и заработок.
— А нельзя ли сделать так, чтобы сами рабочие стали владельцами водообъектов?
Пантов небрежно махнул рукой в сторону Теляшина.
— Такое уже было. Кухарки становились командирами, руководили производствами, а коммунизм так и не построили и к светлому будущему народ не привели.
— Но и государство в одночасье не разворовали, — парировал Теляшин. — И зарплату нам не задерживали.
— Вы что же, выступаете против нынешней власти? Хотите третьей мировой войны?
— Напротив. Мы не призываем ни к каким силовым действиям. Мы люди православные, во всем с Богом советуемся. Но хотим, чтобы одна половина акций принадлежала рабочим водообъектов, а другая государству.
— А на какие шиши будете проводить реконструкцию? Насосные станции на ладан дышат!
— Дайте кредит и мы его отработаем. В любом случае будут ли командовать водообъектами французы или отечественные директора, администрация области заинтересована в стабильной их работе. А чем мы хуже иностранцев?
— В том, что те сразу готовы расплатиться валютой. А оправдает ли себя кредит — бабушка надвое сказала…
— Вот видите, — подвел итог дискуссии Теляшин, — Вы нам не верите. Так почему же мы должны за вас голосовать?
— Кончай базар! — закричали раздетые, — Мы вам верим, Михаил Петрович, и во всем на вас полагаемся. Подходите к нашему столу, посидим за чашкой чая.
Пантов поймал на себе насмешливый взгляд старого водника, который переиграл его и за которым осталось последнее слово. Он, Пантов, готов был бы ещё поспорить, но время его поджимало: сборщики подписей уже четверть часа ждали назначенной встречи. Да и Теляшин, как видно, не желал больше с ним разговаривать. Развернулся и пошел с площади, увлекая за собой товарищей.
Пантов оглянулся, выискивая за собой Вована. Тот стоял на подножке джипа и ожидал команды.
— Чаи, господа, будем с вами распивать после выборов. К сожалению, сегодня я с вами посидеть не смогу — ещё несколько встреч запланировано, — поклонился народу Пантов, — Но про угощение — не забыл.
Он демонстративно щелкнул пальцами и Вован вытащил из джипа ящик с водкой. Толпа заулюлюкала от радости. Пантов, не обнаружив возле себя начальника милиции, обрадовался и направился к машине.
Майор, понурив голову, вслед за группой Теляшина шел в сторону своего штаба — отделения милиции. Ему нужно было позаботиться об усилении вечерних нарядов. Наступающему вечеру предстояло стать незабываемым.
4
После вечернего заседания в думе, когда в очередной раз, невзирая ни на угрозы, ни на обещания губернатора открыть парламентариям дополнительное финансирование, большинство депутатов даже отказались выносить проект о приватизации водообъектов на голосование, Хоттабыч попросил Сердюкова задержаться и пройти с ним в кабинет.
Сердюков прекрасно понимал, на какую тему пойдет у него разговор со спикером. И когда вошел в апартаменты Хоттабыча и расположился в кресле, председатель думы кинул перед ним газету.
— Надеюсь уже ознакомился с репликой в свой адрес?
Сердюков отодвинул газету в сторону.
— Ну как же, читали. Всей семьей. Очень забавная заметка. И самое главное — очень правдивая. Ни убавить, ни прибавить.
Хоттабыч, недовольный ироничным тоном, насупился:
— Послушай, Виктор, я ведь тебя не в комнату смеха пригласил. Мы давно знаем друг друга, мне твоя судьба, как старого товарища, далеко небезразлична. Неужели у тебя с Пряхиной все так серьезно?
— Серьезней не бывает, Саша.
Хоттабыч забарабанил пальцами по столу.
— Ты сам-то из этой ситуации какой-нибудь выход видишь?
Сердюков пожал плечами:
— Какой здесь может быть выход? Сердцу, как говорят, не прикажешь…
— В наши-то с тобой годы, Витя, надо полагаться не на сердце, а на серое вещество в голове. Неужели сам не понимаешь, что выглядишь нелепым? Когда люди влюбляются в далеко не молодые годы они всегда выглядят смешными…
— Я так тоже раньше думал. А теперь совсем другого мнения. Некоторые люди, которые в глазах окружающих выглядят как старики, в действительности могут любить не меньше, а даже больше, чем молодые. А выглядят они нелепо со своей любовью только потому, что боятся показаться смешными в чьих-то глазах.
Сердюков хотел верить в свои слова, но неожиданно вспомнил, как совсем ещё недавно они вместе с Леночкой ехали в троллейбусе. Когда водитель неожиданно затормозил, Сердюков потерял равновесие и чуть было не упал на сидящую девушку. Она долго глядела в его лицо, а потом поднялась и вежливо предложила освободившееся место. Он был готов сгореть со стыда.
— А ты оказывается ещё и философ? — впервые за все время разговора грустно улыбнулся Хоттабыч, — Впрочем, мне, наверное, тебя не понять. Ты ведь почти на десять лет моложе. Скорее всего я превратился в старого брюзгу. Знаешь, что я понял? В пятьдесят ты начинаешь смертельно уставать от окружающего мира, а когда дело близится к пенсии, мир смертельно устает от тебя.
— Может быть, — согласился Сердюков, — Всегда больно наблюдать, как стареют твои друзья и близкие…
— И жены, — добавил Хоттабыч.
— Ты прав. Жены в особенности. — Ответил он и вопросительно посмотрел на спикера, — Она приходила жаловаться?
— Приходила.
— Как в старые партийные времена. — Он набрал в грудь воздуха и поежился.
— Только она на тебя не жаловалась и ни в чем не обвиняла. Она просила, чтобы я, как старый товарищ, поговорил с тобой. Она готова все забыть.
— Вот и поговорили.
— И к чему пришли?
Сердюков снова пожал плечами.
— Знаешь, Саша, как и все мы, я, может быть, неплохой советчик другим. Но только не самому себе. И, действительно, не представляю, как поступают в таких случаях. Я уже задавался вопросом и пытался как-то все выяснить: что я жду от этих отношений и чего хочет от них Пряхина? Не полный ведь дурак, понимаю, что главная проблема большинства служебных романов в том и состоит, что они происходят между одинокой, как правило, молодой и привлекательной женщиной и женатым мужиком…
— И любовница надеется на то, что партнер в конце концов разведется и женится на ней. Увы, но истории про золушек бывают только в сказках.
— Но я хочу, чтобы он вышла за меня замуж! — воскликнул Сердюков.
— Тогда форсируй события! Иначе тебя не оставят в покое и при каждом удобном случае, все будут тыкать пальцем в твою персону. А выборы уже на носу. И победить на них, обладая репутацией Дон Жуана, совсем не просто. И мне бы не хотелось терять в парламенте человека из своей обоймы.
— Легко сказать — форсируй. Развод и женитьба — дело не скорое. И все это время наша пресса будет только подогревать страсти. Из пальца тут ничего высасывать не надо. Тем более, этот Агейко меня уже достал. — Сердюков схватил газету и с отвращением снова бросил её на стол, — Каждый мой шаг описывает. В постель заглядывает!
Хоттабыч вдруг по-дружески улыбнулся и постарался успокоить разгневанного товарища.
— Ну, не раздувай из мухи слона. Не такая уж ты и значимая фигура. Вот в Америке самого президента уличили в порочных связях с сотрудницей. И простили. Потому что человек — хороший. Народ, знаешь ли, воровства и предательства простить не сможет, а интрижки его даже забавляют. У нас уникальный, Витя, народ. И очень сердобольный, готовый в любую минуту взять под свою защиту того, кто незаслуженно пострадал. И тот же самый Агейко — он тоже наш народ. Ты поговорил бы с ним по душам и, я в этом уверен, он бы все понял.
— Не смеши меня, Александр Серафимович. Агейко нашего брата депутата готов со света сжить. Что ни статья — то какая-нибудь похабщина в наш адрес.
— Не каждого из депутатов, Виктор. Поверь мне. Я хорошо знаю Юрия уже много лет. Жизнь его сильно обижает и трясет. Но это очень справедливый человек. И кристально честный. Может быть, именно поэтому ему и не везет. — Хоттабыч потянулся к телефону, — Хочешь я сейчас позвоню ему и мы договоримся о встрече? Выпьем по рюмке коньяка и, я уверен, что вы найдете общий язык.
Сердюков в раздумье помолчал.
— Ты уверен, что эта встреча никому не навредит? Ни тебе, ни мне, ни парламенту в целом, наконец? А то обернется так, что мы его специально к себе примагничиваем, чтобы всучить взятку за свои грехи.
— Не беспокойся. Взяток он не берет. Отчего и сурово пострадал в свое время. Одно могу пока тебе сказать: Юрка уже несколько лет неравнодушен к моей дочери. Только она лягается. Мне, как отцу, казалось бы, надо занимать её сторону. Я, впрочем, так и делал. А теперь понял: Эдита и мизинца его не стоит. Да, он бывает несдержан, вспыльчив, но только в силу своего благородства и порядочности.
Сердюков иронично улыбнулся:
— Ты ему такую характеристику нарисовал, словно собираешься уступить свое место в парламенте. А он, не считаясь с твоим благожелательным расположением к нему, тебя же в своих статьях и прикладывает.
— Что касается места спикера, то, если б появилась такая возможность — уступил бы не раздумывая. Только его депутатская стезя нисколько не привлекает. А то, что в газете прикладывает — правильно делает. Иногда стоит посмотреть на себя со стороны. Но открою ещё один секрет: Агейко знает о каждом из нас гораздо больше, чем мы сами друг о друге. И если бы он все это выложил на газетной полосе, то статья бы произвела эффект разорвавшейся бомбы.
— Что же не выкладывает, если такой честный?
— Рано еще. — Хоттабыч положил локти на стол и, закрыв ладонями подбородок, несколько секунд раздумывал о чем-то своем, — Я его сам умолял повременить. Потому что жалко не тех подонков, которые работают среди нас, а его самого. Юрку просто ликвидируют, чтобы избавиться от столь информированного свидетеля. Угроза уже поступила. На прошлой неделе я его вытащил из-за решетки. В казино его спровоцировали на драку.
— Это было связано с готовящимся законом об игральных заведениях? — почему-то поинтересовался Сердюков.
— Нет, Витя, это было связано с приватизационной возней за обладание водообъектами области. Ну что, договариваться о встрече?
— Пожалуй, я был бы не против.
Он вышел от Хоттабыча и направился по коридору к выходу. Задумался и не заметил, как за рукав его одернул какой-то мужик. Сердюков остановился и оглядел несуразный наряд незнакомца. Тот был в длинном брезентовом плаще, на голове сидела голубая бейсболка с длинным козырьком и надписью «Чикаго булз». На плече он двумя руками поддерживал мешок.
— Вы депутат? — спросил он.
— Пока да! — ответил Сердюков.
— Я принес для вашего буфета целый мешок отличного индийского чая.
— А я причем? — удивился Сердюков.
— Распорядитесь, чтобы у меня его купили. У вас в буфете и столовой чая нет, а заведующая столовой закупать не хочет.
— Но я же не директор пищеблока!
— Но вы ведь депутат… пока!
Сердюков, ни слова не говоря в ответ, скорым шагом направился к выходу. Мужик с мешком семенил за ним.
— Чего вам стоит, товарищ депутат, распорядитесь! Они вас послушаются.
Сердюков остановился возле туалетной комнаты, взялся за ручку двери:
— Извините, господин хороший, мне по нужде нужно.
— Справляйтесь, справляйтесь, — понимающе заулыбался и согласно закивал мужик, — Я вас подожду.
Сердюков зашел в туалетную комнату и присел на подоконник, решив на время спрятаться от назойливого просителя.
Стараясь чем-то занять себя, он вытащил из держателя несколько клочков плотной бумаги и усмехнулся: никогда не думал, что в стенах думы можно использовать разработки и проекты законов не по прямому назначению. Хотя, почему не по прямому? Он читал обрывки фраз и бросал листочки обратно в держатель. «Вся биологическая субстанция, проживающая в нашей области…» Он вспомнил о так и не доработанном законе об охране окружающей среды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31