— Бедность и нищета не способствуют правильному образу жизни, — заметил он, улыбнувшись, чтобы эти слова не показались Клементсу наставлением.
Тот не посчитал их упреком, а только покачал головой, словно поражаясь такой наивности.
— Я имел в виду молодежь, сэр, таких, как вот эта парочка бездельников. Да вы и сами скоро убедитесь: пара недель в Кенберн-Вейл, и у вас раскроются глаза. Я и сам, когда впервые попал сюда, думал, что гашиш — это тушеное мясо, а STD — система набора телефонных номеров.
Прекрасно зная другие значения этих терминов, Уэксфорд, однако, ничего не сказал, а только взглянул на машину. Он начинал замерзать и, как только Говард кивнул, направился к подъезду с номером 22. Уэксфорд понял, что лекция на тему о манерах современной молодежи, совершенно противоположных усердию, энтузиазму, здоровому честолюбию и безупречной морали современников Клементса и его собственной юности, была неминуемой, и надеялся избежать ее. Однако сержант пошел следом за ним и, топая ногами по грязным ступенькам, разразился резкой обличительной речью, которой Уэксфорд боялся больше всего. Пару минут он дал ему говорить, но затем прервал:
— Так что там о Лавди Морган?..
— Так называемой Лавди Морган, — мрачно уточнил Клементс. — Это не настоящее ее имя. А теперь я хочу вас спросить; разве такого не может быть? Мы проверяли ее в Сомерсет-Хаус. Девиц по фамилии Морган там полным-полно, а вот Лавди Морган — ни одной. Она сама себя так назвала. Почему? Такой вопрос правомерен. Нынче девицы называют по-своему самые разные вещи. Попробую объяснить, что я имею в виду…
Но прежде чем он начал это делать, к ним присоединился Говард, «наградивший» сержанта таким непривычно холодным взглядом, что тот замолчал. Сбоку от входной двери располагался целый ряд звонков с номерами квартир вместо табличек с фамилиями жильцов.
— Домоправительница живет на цокольном этаже, — пояснил Говард, — так что можно попытаться позвонить в квартиру номер 1. — Он нажал кнопку звонка, раздался щелчок, и из домофона послышался голос, который произнес что-то похожее на «тил».
— Прошу прощения?
— Это Айвен Тил, квартира номер 1. А кто вы?
— Детектив-суперинтендент Форчун. Я хотел бы поговорить с миссис Поуп.
— А… — протянул голос. — Тогда вам нужна квартира номер 15. Понимаете, эта штука, которая открывает дверь, сломалась. Сейчас я спущусь.
— Квартиры! — проворчал сержант, пока они ждали Тила. — Смех — да и только! Разве это квартиры? Это комнаты с водопроводом и газовым счетчиком, однако наша девица платила за свою семь фунтов стерлингов в неделю, притом что на весь этот притон всего лишь два туалета. Что за жизнь! — Он похлопал Уэксфорда по плечу. — Приготовьтесь к тому, что сейчас увидите. Кем бы ни был этот Тил, он будет выглядеть не по-человечески.
Однако вид у Тила был вполне приличный. Единственное, что поразило Уэксфорда, — это то, что невысокий мужчина, появившийся в дверях, был примерно одного с ним возраста, при этом у него была хорошо развитая мускулатура и довольно длинные и густые седые волосы.
— Извините, что заставил вас ждать, — произнес Тил. — Идти довольно далеко. — Он смотрел на пришедших полицейских без улыбки, высокомерным и оценивающим взглядом. Уэксфорду приходилось ощущать на себе такой взгляд и раньше, но, по правде сказать, это почти всегда была молодежь. Кроме того, у этого человека было произношение, характерное для людей из высшего общества. Он был одет в безупречно чистый белый свитер, и от него пахло «Афродизией» Фаберже. — Наверное, сейчас начнете всем докучать вопросами?
— Мы не докучаем вопросами, господин Тил.
— Неужели? Значит, вы изменились. Мне вы часто докучали.
Посчитав, что Говард дал ему карт-бланш на опрос свидетеля, Уэксфорд спросил:
— Вы знали Лавди Морган?
— Я знаю здесь всех, — ответил Тил, — и самых старых жильцов, и случайных, которые появляются ночью. Я тот, кого Фивы поставили у ворот. — Он неожиданно широко улыбнулся. — Квартира номер 1, если вам угодно.
Он проводил полицейских к подвальной лестнице и, не сказав больше ни слова, ушел к себе.
— Занятный старый педик, — прокомментировал Говард. — Пятнадцать лет в этой дыре… Боже мой! Ладно, идемте, нам надо вниз.
Узкая лестница, застланная совершенно изношенным покрытием, вела в довольно просторный холл с высоким потолком. Когда-то давным-давно этот холл был выкрашен темно-красной краской, но теперь она облупилась, обнажив белые пятна, причудливая конфигурация которых напоминала фантастические континенты, так что стены казались огромной картой какого-то другого, неведомого мира — некой Утопии. Мебель казалась слишком громоздкой для того, чтобы ее можно было затащить по этой лестнице (хотя ее явно принесли сюда именно таким образом), буфет, громадный книжный шкаф с запыленными фолиантами на полках заполняли почти все пространство помещения. У порога каждой из трех закрытых дверей стояли баки с мусором, в холле витал отвратительный запах гниющих отбросов.
Никогда раньше Уэксфорд не видел ничего подобного, однако интерьер квартиры номер 15 показался ему более знакомым: он напоминал некоторые кингсмаркхемские коттеджи, в которых ему доводилось бывать. Здесь ощущалась та самая мерзость запустения, которая всегда бывает там, где съестное находится рядом с грязным бельем: открытые консервные банки среди грязных носков, и посреди всего этого — старая разбитая коляска с младенцем, лицо которого перепачкано кашей, какую варят и в городе, и в деревне. Конечно, тот факт, что эта молодая женщина с ребенком были вынуждены жить в подземной пещере круглые сутки при искусственном освещении, был достоин сожаления; с другой стороны, если бы сюда проникал дневной свет, то сломанные кресла и отвратительно грязный ковер показались бы еще более ужасными. Однако этот ковер был в своем роде произведением искусства — настолько тщательно и мастерски починила его в свое время какая-то родственница владельца этого дома. Уэксфорд затруднился бы сказать, то ли это был синий ковер с темно-красной вставкой, то ли на основу из красной пряжи были вставлены куски знаменитого эксминстерского синего ковра. Хотя он весь был покрыт пятнами от размазанных кусков еды и всюду валялись пучки вычесанных волос хозяйки.
В этой комнате она была единственной, кто был в состоянии выйти на свет божий. Одежда ее была ужасна — такая же ветхая и неряшливая, как обивка кресел; засаленные черные волосы покрыты пылью, но она была красива, едва ли не самая красивая женщина, которую Уэксфорд видел с тех пор, как приехал в Лондон. Ей было свойственно очарование, присущее кинозвездам времен его юности, когда актрисы еще не выглядели как обыкновенные люди. В ее тонком, даже изысканном лице он увидел что-то от Кэрол Ломбард и от Лоретты Янг. Даже несмотря на мрачный и неопрятный вид появившейся перед ними особы, Уэксфорд не мог отвести от нее глаз.
Говарда и Клементса ее красота, похоже, абсолютно не тронула — конечно, они были слишком молоды для того, чтобы помнить таких женщин, или, может быть, лучше умели противостоять воздействию красоты. Манеры девушки не гармонировали с ее внешностью: она уселась на подлокотник кресла и, кусая ногти, с мрачным неодобрением посмотрела на пришедших.
— Позвольте задать вам несколько вопросов, миссис Поуп, — проговорил Говард.
— Мисс Поуп, я не замужем. — У нее был грубоватый низкий голос. — Что вы хотите знать? Я не могу уделить вам много времени. Мне еще надо самой вынести мусор, если Джонни не вернется.
— Джонни?
— Мой друг, я живу вместе с ним. — Большим пальцем она указала на ребенка. — Ее отец. Он сказал, что вернется и поможет мне после того, как сходит получить социальную помощь, но Джонни всегда норовит улизнуть в тот день, когда вывозят мусор. Господи, ну почему мне не везет на нормальных людей, а встречаются одни только бездельники?
— Лавди Морган не была бездельницей.
— Да, у нее была работа, если вы это имеете в виду. — Захныкал ребенок. Пегги Поуп подобрала с пола соску-пустышку, вытерла ее о свой кардиган и сунула в рот младенцу. — Бог его знает, как ей удалось там продержаться, — она ведь была такая тупая! Даже не умела снимать показания со счетчика и приходила ко мне спрашивать, где можно купить электрическую лампочку. Когда Лавди впервые пришла сюда, мне даже пришлось учить ее, как надо звонить по телефону. Да господи, все они пользуются мной, а ее никогда ни о чем не попросишь. К тому же она имела наглость пытаться увести от меня Джонни.
— Неужели? — ободряюще произнес Говард. — Думаю, вы должны рассказать нам об этом, миссис Поуп.
— Мисс Поуп. Послушайте, мне надо выносить мусор! Ну да ладно, скажу — в конце концов, это ничем не кончилось, да и Джонни не проявлял к ней никакого интереса. Так вот, эта паршивка Лавди всегда знала, когда я уходила, и спускалась сюда поболтать с ним. А в последние две недели стало еще хуже: когда я возвращалась, то находила ее здесь: она либо сидела, уставившись на Джонни, либо делала вид, что обожает моего ребенка. Я спрашивала его, чего ей тут надо. «Скажи, ради бога, о чем вы с ней разговариваете?» — допытывалась я у него, но он ничего не отвечал. Лавди тоже разговаривала сквозь зубы. В общем, она была одной из жалких и никчемных девиц. — Пегги вздохнула так, словно сама являлась воплощением остроумия, веселости и имела таких же жизнерадостных подруг.
— А вы не знаете, почему она выглядела такой жалкой?
— Думаю, скорей всего из-за денег. Они только об этом и говорили, будто у меня денег куры не клюют. Спрашивала у меня, не могу ли я ей найти комнату подешевле, но я ответила: «Нет, не могу. У нас нет квартир дешевле семи фунтов в неделю». Я думала, она расплачется. «Господи, — говорила про себя, — и когда же ты, наконец, повзрослеешь!»
— Давайте вернемся к прошлой пятнице, миссис Поуп, — предложил Говард.
— Мисс Поуп. Когда я захочу быть миссис Поуп, то найду себе человека, у которого будет работа и с которым я буду жить в более хорошем месте, чем эта нора, вот так. Я ничего не знаю о прошлой пятнице. Только видела, как она пришла домой около десяти минут второго и снова ушла примерно без десяти два. Ах да, еще кому-то звонила. Больше ничего не знаю.
Уэксфорд перекинулся взглядом с Говардом и бросился в атаку:
— Мисс Поуп, не могли бы вы рассказать нам об этом более подробно? Расскажите поточнее, чем вы занимались, когда увидели ее, что она говорила — короче говоря, обо всем.
— Хорошо, постараюсь. — Пегги вынула изо рта ноготь большого пальца и с отвращением посмотрела на него. — Но после того, как расскажу, вы, наконец, дадите мне вынести эти баки с мусором?
В комнате было довольно прохладно. Пегги щелкнула верхним выключателем на электрокамине, и вторая пластина начала нагреваться. Судя по всему, ею редко пользовались, потому что, как только она стала накаляться, в комнате запахло паленой пылью.
— Это было сразу же после часу дня, может быть, в десять минут второго, — начала Пегги. — Джонни, как всегда, куда-то ушел в поисках работы (он всегда так говорил, но я — то знаю, что он ходил в паб «Великий князь»). Когда пришла Лавди, я подметала в холле. Она сказала «Привет!» или что-то вроде этого; я тоже поздоровалась, и Лавди сразу же пошла по лестнице наверх. Когда я вытаскивала пылесос, она снова спустилась и спросила, не могу ли я разменять десять пенсов, потому что ей нужны были два пенса, чтобы позвонить. Вообще-то должна была знать, что, занимаясь уборкой, я никогда не ношу с собой денег, тем не менее я взялась посмотреть и спустилась сюда за сумочкой. У меня не было мелочи, чтобы разменять десять пенсов, но оказалась одна двухпенсовая монета. Я отдала ее Лавди, и она пошла звонить в телефонную будку.
— А где находится эта будка?
— Под лестницей. Если спускаться по лестнице, то проходишь мимо нее.
— Не знаете, кому она звонила? Пегги поднесла свои обкусанные пальцы к камину, и ее красивое лицо исказилось от злости.
— Откуда мне знать? В кабине есть дверь. Она не объявляла мне, что идет звонить мамочке или своему дружку, если вы это имели в виду. Лавди вообще никогда много не говорила. Нужно отдать ей должное, та девица была не из болтливых. Так вот, она вышла из кабины и снова поднялась наверх, а потом я спустилась к себе посмотреть, все ли в порядке с ребенком, и, когда вернулась с коляской, чтобы пойти постирать в прачечной, Лавди уже выходила из дверей на улицу — вся из себя разряженная, в зеленом брючном костюме. Я обратила на нее внимание, потому что из всей ее одежды это была единственная приличная вещь. Она ничего мне не сказала. Теперь я могу заняться своей работой?
Говард кивнул и, коротко поблагодарив ее, вместе с Клементсом направился к лестнице, Уэксфорд же задержался. Он посмотрел на девушку, ее круглые плечи, довольно стройную фигуру, поднял один из дурно пахнувших мусорных баков и предложил:
— Я помогу вам.
Пегги изумленно посмотрела на него. Мир, в котором жила эта девушка, отучил ее любезно принимать помощь, поэтому она лишь пожала плечами и некрасиво скривила губы в каком-то подобии улыбки.
— Этим должен заниматься мужчина, — вздохнул Уэксфорд.
— Может быть, но они этого не делают. Кто из мужчин согласится заниматься этим мусором и делать всю грязную работу за восемь фунтов в неделю и такую квартиру? Вы бы согласились?
— Нет, разве чтобы помочь вам. А вы не можете найти себе работу получше?
— Послушайте, приятель, у меня ведь ребенок. Мне нужна такая работа, чтобы я могла присматривать за дочкой. Да не беспокойтесь вы обо мне! Когда-нибудь появится принц, и я уйду отсюда, а весь мусор оставлю Джонни. — Она впервые улыбнулась восхитительной улыбкой, пробудившей в Уэксфорде воспоминания о темном зале и светящемся экране кинотеатра. — Большое спасибо. Вы и так много сделали.
— С удовольствием, — ответил Уэксфорд.
Из-за непривычной физической нагрузки кровь прилила к его голове. Конечно, было глупо и неосторожно так поступать. Кровь стучала в висках, и это нервировало его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26