По существу, я как раз направлялась в участок...
— Нуда, нуда... — пробормотал О'Брайен.
Жаклин потребовалось усилие, чтобы не взорваться.
— Именно так. Я собиралась перейти Сорок вторую улицу, когда кто-то толкнул меня сзади. К счастью для меня, машины уже остановились, но я налетела на такси и упала на... колени. А когда пришла в себя, сумка моя исчезла. Правда, вскоре я ее нашла, у дверей соседнего здания, но блокнот бесследно испарился.
Она не видела смысла упоминать о пропаже скопированных страниц. Их уже нет, так зачем о них говорить?
— Машины, значит, уже остановились, — повторил О'Брайен.
— Логично мыслите, лейтенант. Мне это тоже пришло в голову. Конечно, нельзя утверждать наверняка, но если подлец не ошибся в расчетах, полагаю, он не собирался меня серьезно калечить. Так, слегка помять, чтобы самому в суматохе улизнуть вместе с уликой.
От этого заключения О'Брайен, к великому раздражению Жаклин, отмахнулся. Очевидно, ему было наплевать, раздавили ее насмерть или слегка помяли.
— Вы прочли... Конечно же, прочли! Что было в блокноте?
— Я не смогла прочесть. Хотите верьте, хотите нет.
— Верю. Личный шифр Дюбретты был чем-то вроде ее торговой марки. Вы хоть понимаете, миссис Кирби, что, если бы этот блокнот попал к нам, мы сумели бы расшифровать ее записи?
— А какая вам разница? — наивно спросила Жаклин. — Ведь речь идет не об убийстве, верно?
Полицейский отступил на шаг.
— Всего хорошего, миссис Кирби.
— Ради бога! — Жаклин уже развернулась к двери, потом остановилась. — Лейтенант!
— Слушаю, миссис Кирби.
— Я хочу заявить о нападении. На углу Сорок второй улицы и Пятой авеню. Кто-то толкнул меня под колеса такси и украл мою...
— Всего хорошего, миссис Кирби! — процедил О'Брайен сквозь зубы.
4
Пресс-конференция с треском провалилась. Прибыли только три репортера и ни одного фотографа. От Жаклин проку было мало. Она сидела в уголке тихо, как мышка, в своем темно-синем костюме, балансирующих на кончике носа очках и с выражением коровьей тупости на лице. Репортеры ее попросту не замечали, в том числе и одна из дамочек, что пыталась накануне взять у нее интервью. А когда Хэтти отрекомендовала ее как знаменитую сыщицу, которая расследует покушение на жизнь мисс Валентайн, у Жаклин сделался такой испуганный вид, что вчерашняя журналистка прыснула со смеху, а остальные скептически заулыбались. Несколько прямых вопросов — и стало ясно, что у Хэтти нет никаких улик в пользу убийства или покушения на убийство. Репортеры захлопнули блокноты и побрели на поиски новых сенсаций — эта овчинка выделки не стоила.
Хэтти устремила злобный взгляд на Жаклин:
— Вы меня подвели, миссис Кирски! Унизили!
Одно в тетушке Хэтти радовало — никогда не приходилось сомневаться насчет своего места в иерархии ее ценностей. В отличие от прочих действующих лиц этой трагикомедии, загадочности в старушке не было ни на грош. И свою враждебность она демонстрировала просто и доходчиво — перевирая фамилию Жаклин. Когда они ладили, тетушка Хэтти произносила ее правильно и без запинки.
— Унизить я вас не могла, — живо возразила Жаклин. — Вы и без того так низко пали, что дальше некуда. Чего вы надеялись добиться этим дурацким спектаклем? И где ваши лошадки? Впечатление было бы куда сильнее, притащи вы мисс Валентайн, томно вздыхающую и заламывающую лилейные ручки.
— Валери слишком расстроена, — буркнула Хэтти. — Если вы думаете, что это всего лишь рекламный трюк...
— И не сомневаюсь, что это рекламный трюк. А где Макс?
— Вместе с Вэл. Ее нельзя оставлять одну. Она...
— Вы появились здесь только в четверть двенадцатого. А где были раньше?
— Ходила по магазинам. У меня кончились...
— Вас кто-нибудь видел?
И без того массивный бюст тетушки Хэтти раздулся до устрашающих размеров.
— Это что, допрос с пристрастием?!
— Где Лори?
— Откуда мне знать? Обычно девчонка околачивается в фойе, поджидая Валери.
— Мне надо с ней поговорить.
— И кто вам мешает, скажите на милость?
Жаклин устремилась к выходу.
— Макс хочет вас видеть, — безразлично обронила тетушка Хэтти.
— Мне некогда. Тороплюсь на обед.
Начни старушенция ее увещевать, Жаклин непременно бы ушла. Но молчание старой шельмы насторожило ее.
— Что-то случилось?
Квадратный подбородок Хэтти обмяк.
— Что за чертовщина? Пытаешься помочь этим детям, отдаешь им всю себя, и что получаешь взамен? Они попросту вонзают тебе нож в спину. Ни в чем понадеяться нельзя!
Ее тон взывал к состраданию, но был насквозь фальшив, как и южный акцент; однако Жаклин уловила непритворную печаль.
— Позвольте я угадаю! Очевидно, мисс Валентайн пришла к выводу, что никто не пытался ее убить. Именно это Макс хотел мне сообщить.
— Когда я думаю, что могла бы из этого сделать... — пробормотала Хэтти с отсутствующим взглядом. — Порой так и хочется задушить юную мерзавку!
— В самом деле?
— Образно выражаясь, — поспешно добавила старушка. — Ведь я люблю эту деточку, как родное дитя.
— Выше нос! — подбодрила Жаклин. — Сейчас вышла осечка, но, думаю, вам будет приятно узнать, что я на вашей стороне. Дюбретту убили. Мы обе это знаем, и я намерена выяснить, кто это сделал.
Для ухода со сцены реплика была хороша, и Жаклин решила ретироваться, не дожидаясь реакции Хэтти, — опасалась, что старуха не оценит ее предложение о сотрудничестве.
5
Кормили в «Алгонкине» отменно, но не только поэтому Жаклин здесь нравилось. Как заметил Джеймс, она страдала литературным снобизмом, а этот старый отель хоть и обтрепался по краям, однако сохранил шарм былых времен, когда здесь устраивали свои знаменитые склоки Дороти Паркер, Тербер и Росс. Роскошного котяру Гамлета сменил другой кот, и он с таким же сознанием собственного превосходства сидел перед газетным киоском, уютно поджав лапки под белоснежную грудку.
Коктейль-бар был излюбленным местом встречи литературных и театральных знаменитостей, а также тех, кто мнил себя таковыми. Жаклин с радостью отметила, что Джеймс занял столик. Он был не один. Прямые седеющие волосы сидевшей рядом женщины бесформенно свисали до плеч, на лице, кроме бледно-розовой помады, не наблюдалось никакой косметики; одета женщина была в строгий темный костюм с наглухо застегнутой белой блузкой.
Джеймс был явно увлечен беседой с этим синим чулком. Жаклин нахмурилась и решительно двинулась к ним. Только когда женщина подняла голову и улыбнулась, Жаклин узнала Джин.
После обмена натянутыми приветствиями Джеймс сказал:
— Вот, пытаюсь уговорить Джин составить нам компанию.
— Мне не хочется вам мешать, — робко заметила Джин, — но я могла бы объяснить... Джекки, почему ты так на меня смотришь?
— Значит, вот так ты обычно одеваешься?
— Ну да. А что?
— По мне, уж лучше Валери Вандербилт. У нее хотя бы есть стиль.
Джин негодующе вспыхнула, и Джеймс тут же поспешил ей на выручку:
— Послушай, Жаклин, оставь при себе свои колкости! Я убедил Джин выбраться из шкафа, образно говоря. Она согласилась рассказать нам о своих делах с Хэтти.
— Давно пора! — фыркнула Жаклин. — Минутку... — Она поймала пробегавшего официанта и заказала мартини. Затем откинулась на спинку стула и выжидательно уставилась на Джин. — Вперед, дорогая!
— Я так глупо себя вела, — начала Джин. — А Джеймс помог мне во всем разобраться. По его словам, проблема эта выеденного яйца не стоит. Я последовала его совету, поговорила с Хэтти, и теперь все в порядке, как он и предсказывал.
Она с обожанием посмотрела на Джеймса, который откашлялся, безуспешно пытаясь выглядеть скромником. У Жаклин чесался язык заметить, что это было очевидно любому, у кого найдется хоть унция здравого смысла, вдобавок то же самое и она сама говорила Джин. Но, видимо, Джин — из тех туповатых баб, которые слушают советы, только когда они исходят от мужчин. Опасаясь, однако, что здоровая критика застопорит поток информации, Жаклин лишь нарочито покашляла и промолчала.
— Расскажи ей о своей беседе с Хэтти, — подбодрил Джеймс.
— Ну... В общем, я сказала Хэтти, что мне надоело писать и я больше не хочу быть Валери Вандербилт. И знаешь что? Она сказала: отлично, если я так решила. Ей жаль меня терять, но главное — чтобы я была счастлива. И она никому не расскажет, что я была Валери Вандербилт!
Судя по восторгу Джин, можно было подумать, будто она выиграла на скачках. Официант принес Жаклин мартини, и вовремя — она очень нуждалась в тонизирующем средстве.
— Минутку, — заговорила она. — Позволь уточнить. Старушка Хэтти тебя освобождает. В обмен на что?
— Ни на что. — Джин растерянно заморгала. — Ах да, я разрешила ей пользоваться именем Вандербилт. Она подберет кого-нибудь еще, кто станет писать под этим псевдонимом. Так в книжном бизнесе все время делают. Вспомни Александра Дюма или серию про Нэнси Дрю...
Жаклин отметила про себя, что у тетушки Хэтти потрясающий талант обосновывать и облагораживать сомнительные сделки. Ей бы в политику...
Джин в эйфории молола какой-то вздор, пока Жаклин ее снова не перебила:
— И сколько процентов она тебе заплатит?
— За что?
— За использование имени Вандербилт. Ведь его придумала ты.
— Ну, не совсем. Хэтти...
— А я-то считала, что научный мир увяз в лицемерии, — пробурчала Жаклин себе под нос. — Давай начнем с начала, Джин. Как ты попала в романтический бизнес?
История была длинная и запутанная, и Джин еще больше ее затуманила, не желая обсуждать сомнительное поведение Хэтти и собственную дурость. Короче, Джин тайком почитывала любовные романы, пока не решила попробовать свои силы. Она уверяла, что сделала это развлечения ради, но под нажимом Жаклин признала, что и о деньгах тоже думала. Кроме того, не последнюю роль сыграл тайный вызов, на который попадаются многие студенты-филологи: дескать, это так плохо написано — конечно, я сумею лучше.
Закончив рукопись — не без помощи нескольких забытых шедевров викторианской порнографии, — Джин решила послать ее Хэтти. Старуха ответила быстро и обнадеживающе. Она, мол, в восторге от книги. Это просто сенсационно! Она сочтет за честь заняться новым шедевром и нисколько не сомневается в успехе.
Хэтти без труда убедила Джин взять псевдоним. Пребывая в благоговейном ужасе от становящейся явью мечты и прельщенная возможностью заработать, Джин подписала контракт.
Опасаясь за свою анонимность, Джин не общалась с другими авторами, а потому не сразу поняла, что подписанный договор был форменным грабежом. Когда же зародились слабые подозрения, она прогнала эти мысли. В общем-то, нормальная реакция — люди готовы на что угодно, лишь бы не признавать, что совершили жуткую глупость. Даже сейчас Джин пыталась отразить нападки Жаклин. Да, в издательском бизнесе не обязательны письменные контракты между авторами и литературными агентами, но некоторые агенты настаивают на них; допустим, двадцать пять процентов — это чуть выше средних комиссионных... Ну хорошо, это более чем вдвое выше средней доли агента. Нет, Хэтти никогда не пересылала ей копии гонорарных ведомостей, но с каждым разом чеки были все солиднее, и нет никаких оснований подозревать...
Жаклин решила оставить щекотливую тему. Милая старушка ободрала Джин как липку, и тут уж ничего не поделать. Двадцать пять процентов комиссионных — просто возмутительно, но Джин на это согласилась, к тому же в письменной форме. А дополнительные комиссионные, которые Хэтти урывала из гонораров, наверняка как-то легализованы. Возможно, сравнив издательские экземпляры ведомостей с чеками, которые она получала, Джин смогла бы доказать мошенничество, но только путем долгой, ожесточенной и дорогостоящей тяжбы, а на это такая мямля в жизни не пойдет. Кроме того, ей ведь тогда придется сознаться, что она — Валери Вандербилт.
Жаклин не сомневалась, что тетушке Хэтти принадлежат права на псевдоним Валери Вандербилт — и бог знает на что еще. Много она бы дала, чтобы прочесть подписанный Джин контракт; не исключено, что там содержится оговорка, мелким-мелким шрифтом, в соответствии с которой Джин может быть помещена в алжирский бордель, если откажется настрочить еще шестнадцать похотливых книжек на условиях Хэтти, джин, судя по всему, никогда в глаза не видела эту писульку. И удивляться тут нечему; в делах высоколобые интеллектуалы смыслят не больше школяров, а трогательная убежденность в том, что они умнее всех на свете, делает их еще более уязвимыми.
Итак, сложившееся положение не слишком удручало Джин, пока тетушка Хэтти не сочла, что той необходимо посетить любовно-историческую конференцию. Вот тогда-то Джин и пришла в ужас. А стоило ей отказаться, и старушка не преминула использовать ее страх перед разоблачением, сделав его оружием против своей подопечной. Джин лишится работы, если откроется правда? Чушь. Да коллеги умрут от зависти, когда узнают, что она всемирно известная писательница. Джин слишком скромна, вот в чем ее беда. Какая жалость, что у нее нет друга, который рассказал бы всему миру, до чего же она замечательная!..
— Очень в духе дорогуши Хэтти, — кивнула Жаклин. — Но ты, Джин, и впрямь безнадежна. Почему ты не предложила ей засунуть этот контракт в задницу?
— Джин не склонна к грубости, — подал голос Джеймс, которому надоело оставаться в стороне. Он ласково похлопал Джин по руке. Ее блеклое лицо тотчас порозовело от радости.
— Так или иначе, теперь все в порядке, — промямлила она. — Благодаря Джеймсу... и... — Джин покосилась на помрачневшую Жаклин и быстро добавила: — И тебе, Джекки. Я столько переживала из-за ерунды. Вечная моя слабость. Стоило мне взглянуть проблеме в лицо, и она сама разрешилась, а Хэтти была так любезна...
Жаклин громко хмыкнула. Она-то не сомневалась, чем была вызвана перемена в тетушке Хэтти, и любезность была тут совершенно ни при чем. Когда Джин попала в ее конюшню, Хэтти только-только начинала свою гнусную карьеру, и ей потребовалось несколько лет, чтобы усовершенствовать свой оригинальный подход к продвижению авторов. Наиболее выигрышным аспектом оказался внешний шик, а этим качеством Джин, увы, не обладала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36