Кто-то сказал, что он умер.
Так я сидел в маленьком персональном аду, в то время как отец в очередной раз впал в состояние, когда мысли его начинали путаться, прошлое и настоящее завязывалось в один узел. Единственное, что он знал твердо, — это что кто-то обязательно будет платить медицинской сестре и заботиться о нем.
Если дела пойдут так, как они обстояли сейчас, уверенность отца в прочности своего бытия окажется не слишком-то обоснованной.
* * *
Я провел почти весь день в офисе. Не то чтобы там накопилось много дел. Но я сидел за чертежной доской, пытаясь набросать эскиз парусника с мотором, который вряд ли теперь будет построен для фирмы «Пэдмор и Бейлис». И когда мне это надоело, я выглянул в окно и увидел, как Чифи замазывает свинцовым суриком ржавые места на лебедке, чтобы спустить плетеную ловушку для ловли омаров. Было бы гораздо проще, подумал я, установить верши.
Телефон. Салли. Говорила так, словно крепко обмотала шею шарфом.
— Это про Генри, — сказала она. — В больнице. Доктор сказал ему, что ноги останутся парализованными. Он... — Голос распался на звуки, похожие и на кваканье, и на рыдание. Я слышал, как она набрала воздух в легкие. — Он надел на голову пластиковый мешок и задушил себя, — сказала она.
Губы Чифи шевелились, и я знал, что, счищая ржавчину, он поет.
— Я приеду, — сказал я.
* * *
У подъезда стоял пикап «субару». Я вошел без стука. Из гостиной доносились голоса, кепка Хьюго исчезла с головы мраморной птицы. Его пальто тоже испарились с вешалки у двери. Я смотрел на то место, где они висели раньше, когда за спиной послышался голос Салли:
— Кто-нибудь что-нибудь выяснил? — Она плакала.
— Нет еще. Море неспокойно.
— Да, действительно. Бедный Чарли, как ужасно.
— Не беспокойся обо мне, — глупо сказал я. Мелькнула улыбка, щеки Салли стали маленькими и круглыми, что на секунду сделало ее похожей на девочку.
— Это лучше, чем беспокоиться о себе. Я слышала, полагают, что дело в системе управления яхтой. Входи. Эд Бейс здесь.
— Это ужасно... с Генри. Как Эми?
Салли пожала плечами:
— Негодует. Ты ведь знаешь Эми. Только... — Она заколебалась.
— Да?
— Ну, она, может... Боже, как ужасно это говорить... Но они с Генри не особенно ладили. Я думаю, что, возможно, втайне она чувствует облегчение.
Я вспомнил недавний разговор с Эми. Менять его проклятые — или вонючие? — пеленки, сказала она.
— Может, ты и права.
Салли задрожала, и я заметил, что она опять готова заплакать.
— Пошли. Выпей.
Было здорово вновь оказаться вместе с Салли и Эдом, однако брешь, оставленная Хьюго, ощущалась очень болезненно.
Эд был крупным мужчиной с вьющимися волосами, как всегда, одетый в грязный рабочий комбинезон. Он сидел на диване, держа в руке стакан с виски. Никто из нас не нашел, что сказать. Наконец я спросил, что за проблема у него с яхтой «Кристалл». Он ответил, что все прекрасно, хотя прозвучало это не вполне убедительно.
— Фрэнк Миллстоун хочет ее купить, — сказал он.
— Так продай.
— Мне вообще неохота что-нибудь продавать Миллстоуну, — сказал он. — Особенно после этой истории с землей.
Казалось, ему хочется переменить тему. Поэтому я рассказал Салли и ему о Миллстоуне и Брине, но не упомянул о контракте с Арчером.
— Ублюдки, — сказал Эд. — Они не смеют.
— Смеют.
— Что тебе необходимо, так это рекламная поездка. Пикничок. Возьми их прогуляться на какой-нибудь другой яхте с таким же рулем.
Это было первое позитивное предложение, сделанное кем-либо с момента возвращения спасательной шлюпки. Оно заметно ослабило у меня чувство подавленности. Я засмеялся:
— Ты хочешь, чтобы я убедил их, будто лодки Эгаттера хороши. Тогда, по-твоему, Миллстоун отстанет от меня.
— Ну... в общем, да, — сказал Эд. — Почему бы тебе не взять напрокат «Аэ» у Билли Просероу?
— Позвони ему прямо сейчас, — сказала Салли, заражаясь внезапно возникшим в комнате воодушевлением. — Давай.
«Аэ» была копией «Эстета» и теперь представляла собой единственный образец яхты, где был установлен руль, созданный по новой технологии. Очень быстроходная лодка, и Билли Просероу твердо намеревался принять участие в ирландской команде в гонках на Кубок Капитана.
— Что это докажет? — сказал я. — Руль же не отвалится по заказу!
— Это докажет, что ты не обеспокоен, — сказала Салли. — И во всяком случае, я была бы рада провести уик-энд в Кинсейле. — Она улыбнулась, а за улыбкой последовали две слезинки, скатившиеся по щекам. — Похороны завтра.
Итак, больше для того, чтобы не думать о похоронах, чем из-за чего-нибудь еще, я позвонил Билли Просероу, жившему среди зеленых холмов за Кинсейлом, и спросил, не могу ли я одолжить его яхту на субботу. Просероу торговал чистопородными лошадьми и любил азартные игры. Идея ему весьма понравилась.
В конце концов, все, что я должен сделать, — это заказать чартерный рейс самолета, затем разослать приглашения и надеяться, что у меня останется достаточно денег на бензин, чтобы доехать до аэропорта.
Глава 7
В кино во время похорон обычно идет дождь. В Пултни дул ветер. Именно поэтому памятники на вершине кладбищенского утеса укреплены грудами камней, а церковь прячется в углублении за насыпью, покрытой азалиями и рододендронами. Азалии только начинали цвести, желтые цветы на фоне зеленых листьев, в тот день, когда провожали Хьюго. Я стоял и молча наблюдал, как комья земли стучали о крышку гроба. Место для могилы нашли среди множества надгробий семейства Эгаттеров.
Толпа собралась большая, но никто не смотрел на памятники. Жители Пултни знали их наизусть, и вообще яхтсмены не слишком интересуются такими вещами, как монументы и плиты. Чифи, который тоже нес гроб, сказал позднее: по его мнению, многие яхтсмены пришли на похороны не из уважения к умершему, а чтобы убедиться — лучший рулевой города и в самом деле на шесть футов завален землей.
Они собрались также посплетничать. Краем глаза я подметил немало многозначительных взглядов. Я чувствовал, что начинаю злиться, ведь это похороны Хьюго, а яхтсмены вели себя словно на коктейль-ном приеме.
Позже ко мне пробрался Невилл Спирмен. Как всегда, он выглядел усталым и немного хитроватым.
— Очень сожалею о... обо всем этом, — промолвил он. — Послушай, Чарли, я перекинулся словцом с Алеком Брином и Фрэнком Миллстоуном, они сказали, что найдут время, чтобы прокатиться с тобой в Ирландию.
— Очень мило с твоей стороны, — сказал я.
— О нет, — возразил Невилл. — Тут вопрос самосохранения, приятель. Я не хочу, чтобы моя верфь теряла работу.
— Во всяком случае, спасибо. Невилл, — поблагодарил я еще раз.
Он мрачновато пожал плечами и прошаркал обратно к толпе, которая вытекала через кладбищенские ворота. Я чувствовал себя усталым и опустошенным, наблюдая, как люди избегают глядеть на меня.
— Эй, Чарли, — сказал кто-то у меня за спиной. Гектор Поллит, журналист. Он улыбался, дорогие зубы выделялись на фоне дорогого загара. — Как дела?
Мое раздражение закипело и выплеснулось через край.
— А как вы полагаете?
Он покачал головой:
— Дела плохи.
— Да. А теперь прошу меня извинить.
Салли окружили мужчины в дорогих костюмах для парусного спорта. Она поймала мой взгляд, и я увидел, как она театрально закатила глаза. Поллит упорствовал:
— Я слышал, что уик-энд вы проводите в Ирландии?
— Верно, — подтвердил я.
— Не будете возражать, если я приму участие в поездке?
Он улыбался. Ты — паршивый ублюдок, подумал я. Мы оба знали, что Гектор Поллит — это пистолет, нацеленный в мою голову. Ничто из того, что я сумел бы доказать своим клиентам, затащив их в самолет, не принесет мне пользы, если не убедить Гектора Поллита.
— Нет, — ответил я, тоже с улыбкой, от которой стало больно лицу. — Добро пожаловать на борт, Гектор. — После этого я быстро отошел, чтобы не разбить его башку о какой-нибудь памятник.
Я нашел Салли около своего отца, их тесно окружала толпа людей. Салли безмолвно, со спокойным лицом плакала. Слезы лились из ее продолговатых зеленых глаз и падали на двубортный пиджак из серого шелка.
Мой отец в синем шерстяном костюме, сжавшийся в инвалидной коляске, выглядел совершенно потерянным. Он смотрел на яхтсмена, стоящего перед ним, и говорил задумчивым голосом:
— Какая огромная задница!
Я увел их. Предполагалось, что все будут пить чай в доме Салли. Но мы оставили чай для дам, а сами, забрав Эда Бейса, Чифи и некоторых очень старых друзей, пошли ко мне, где, сидя на солнце, укрывшись от ветра, пили виски, пока все не начали плакать.
В последующие дни ветер не стихал и море ревело вокруг Зубьев. Телефон в офисе молчал, только журналисты звонили, ожидая сообщений по поводу того, что теперь называлось "катастрофой с «Эстетом».
Отец после похорон впал в буйство, и его невнятные крики, доносившиеся до меня, делали атмосферу в доме угнетающей. Кроме того, я знал, что надо платить сестре Боллом, и денег мне хватит всего лишь на двухмесячное жалованье ей. Путешествие в Кинсейл, которое сначала выглядело как неприятная обязанность, представлялось мне теперь солнечными каникулами.
* * *
Я договорился, что заеду за Салли в субботу в половине девятого. Мелкий дождичек сыпал со стороны моря, и сводки погоды предсказывали понижение давления над Атлантикой. Несмотря ни на что, Салли радостно помахала мне с порога и запрыгнула в машину со счастливым — приятно смотреть — предвкушением. На похоронах она выглядела привидением, а сегодня утром была свежа, как стакан только что выжатого апельсинового сока. Ее удивительная кожа светилась, глаза блестели, и короткие черные волосы отчетливо и ярко выделялись на фоне белоснежной шеи.
— Итак, — сказала она, — каков наш план?
— Встречаемся в аэропорту Плимута в десять часов, чтобы выпить кофе и обменяться нечестивыми взглядами. Состав: Арчер, Брин, Миллстоун, Поллит — первый класс. Обслуга: ты, я, Джорджия, Скотто... Даем ленч для Просероу, чтобы он мог послушать сплетни. Затем идем под парусом, подвергая лодку жесткому и необычному испытанию.
— Что ты имеешь в виду?
— Как гид я хотел бы кое-что интересное оставить про запас.
— Хорошо. Дальше, пожалуйста.
— Выпивка и обед у моего друга Просероу, торговца лошадьми и владельца «Аэ».
— А мы должны участвовать?
— Контакты с общественностью обязательны, — сказал я. — Просероу интересуется новым рулем. Другие станут ему завидовать, а ничто так не способствует ведению дел, как зависть.
— О! — сказала она. — В данном случае, вероятно, так. Остаток пути мы провели в бодром расположении духа, несмотря на занудный дождик и угрюмость окраин Плимута, расположенных вдоль дороги к аэропорту, и вылезли из машины в исключительно хорошем настроении. К сожалению, это настроение не сумело выжить в атмосфере заказанного мной отдельного помещения.
И пассажиры первого класса, и обслуга уже пребывали там. Фрэнк беседовал с Арчером и Подлитом. Брин бросил взгляд из угла, где он золотым пером делал заметки на полях «Файнэншл таймс». Он был небольшого роста, коренаст, с копной волнистых седых волос.
— Чарли, — окликнул он и вышел, чтобы пожать мне руку. Затем я почувствовал, что меня оттесняют в угол. Брин ничего не делал без причины.
Прижав, к стене, он вынул сигару и уставился на меня холодным взглядом.
— Чарли, — сказал он, — я обязан сказать, что меня пришлось уговаривать согласиться на эту поездку. Давай присядем. — Мы сели и таким образом уравнялись в росте. — Я приехал потому, что считаю тебя хорошим специалистом и хочу, чтобы ты прошел полосу невезения. Кроме того, я считаю, что надо поддерживать таланты. Но до тех пор, пока это дает результат. Ладно? — Он улыбнулся и хлопнул меня по спине. — Это все, — заключил он и вернулся к газете.
Я пошел заказать кофе.
Поллит ухмыльнулся.
— Доброе утро, Чарли, — поздоровался Арчер и вновь приблизил свое ухо дипломата к Поллиту.
Миллстоун пожал мне руку излишне крепко и промолвил мягким, доверительным тоном:
— Я кое-что хочу сказать тебе, Чарли. Для чего ты так сделал? — Его глаза представляли собой два голубых осколка в лучах морщин, а рот — бесчувственную прорезь, набитую зубами.
— Что — сделал?
— Мы сожалели, что не смогли тебя увидеть после похорон.
— В самом деле? — сказал я, совершенно не понимая, к чему он клонит.
— Да, — подтвердил он, — очень сожалели. Знаешь, в какой-то мере смерть — это... событие общественное. А в обществе, подобном Пултни, где все тесно связаны, мы должны держаться вместе.
— Правда? — Я чувствовал, что начинаю злиться.
— Да. Все мы любили Хьюго, — сказал Фрэнк. — Мы все хотели... собраться. Но тебя там не было. Эми Чарлтон тоже потеряла мужа, в конце концов, однако приехала. А вот Салли ты уговорил поехать с тобой.
— Фрэнк, — напомнил я, — Хьюго был мужем Салли и моим братом. Салли была и останется моей невесткой. Не думаешь ли ты, что тебе лучше заниматься собственными делами?
— Пултни — это как раз мое дело, — возразил он. — Чем бы он был без меня?
— На деньги можно купить дома. Некоторые дома. Но люди не продаются, Фрэнк, — сказал я. Произнеся это, я понял, что зашел слишком далеко. Миллстоун пронзил меня своими ледяными глазами, сильно задышал, и его могучий торс от этого стал подниматься и опускаться, подниматься и опускаться. Потом он налил себе чашку кофе и выпил одним махом, как водку.
Контакты с общественностью! — подумал я. Эгаттер, ты настоящий идиот.
— Сюда, пожалуйста, — сказала стюардесса.
В самолете Салли, сжав мою руку, спросила:
Ты ужасно выглядишь. Что случилось?
Я рассказал ей.
— Претенциозный кретин, — отрезала она. — Не обращай внимания.
«Твин Оттер» ускорил бег по стартовой дорожке и подпрыгнул в воздух. Мы поднялись на пять тысяч футов, и я успокоился. Когда достигли максимальной высоты полета, я прошел в салон, где сидел первый класс, и сказал:
— Прежде чем доберемся, есть ли у кого-нибудь вопросы?
— Некоторые подробности относительно «Аэ», пожалуйста, — сказал Брин.
— Это копия «Эстета». То же число часов на плаву, та же конструкция и оборудование, включая рулевое управление.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28