К деревянной калитке был прикреплен золотистый колокольчик. Я качнул его, и тоненькое позвякивание сообщило о моем приходе.Бланшен сидел в кресле и читал иллюстрированный журнал. Он принимал солнечную ванну, справа от него стоял стакан с аперитивом. Не успел я войти, как из дома вышла женщина с продовольственной сумкой в руке. Это была рыжая толстуха лет под пятьдесят с великолепной грудью. У нее был вид той, кем она была, — шлюхи! Увидев меня, бывший владелец бензоколонки опустил журнал и нахмурил брови. Что касается женщины, то она набросилась на меня словно разъяренная консьержка, увидевшая, что ей пачкают лестницу.— Что вам надо? — закричала она, совершенно не заботясь о правилах приличия.Ничуть не смутившись, я указал на Бланшена, который просто прилип к своему плетеному креслу. Что-то вроде беспокойства промелькнуло на его лице. Он оказался еще толще, чем на фотографии, которую я видел, да и сального, желчного выражения лица она передать не могла.— Я бы хотел поговорить с месье Бланшеном. Это я купил его дом в Роншье. Она смягчилась.— Вот как, очень приятно. Извините, что оставляю вас: тороплюсь за покупками.Я не только ее извинил, но и чрезвычайно обрадовался, что она уходит. Тут подошел Бланшен.— Рад познакомиться с вами, месье Дютра. Мы пожали друг другу руки. Ладонь у него была холодной. Видно было, что он все еще обеспокоен. Белки его глаз имели желтоватый оттенок и отвратительные прожилки, на которые неприятно было смотреть.Обведя глазами его владения, я сделал одобрительный жест.— Теперь понятно, почему вы уехали из Солони. Для рантье нет лучшего места, чем Юг. Он вяло улыбнулся.— Это так, — признал он. А вам нравится.., там?— Очень.— Так что случилось? — промямлил он, избегая смотреть мне в глаза.Его дородная матрона только что вышла, и золотистый колокольчик, покачиваясь на шнуре, позванивал ей вслед. Я улыбнулся, так как был уверен, что выбрал правильный путь, больше не сомневаясь, что Бланшен убил свою жену. И все же то, что я собирался ему сказать, было довольно щекотливо.Поскольку я не отвечал, он пригласил меня в дом. Комната была маленькая, но мило обставленная. Здесь стояла старая прованская мебель, а стены были обиты цветастой тканью. Я сел в кресло. Мое молчание тяготило меня, но еще больше беспокоило его.— Вы… Вы хотели о чем-то спросить?— Нет, месье Бланшен. Я сказал так, чтобы удовлетворить любопытство вашей второй жены.Я сделал акцент на слове «второй», и его лицо стало зеленым, как яблоко.— Ну и…?Внезапно моя решительность улетучилась, как у актера после первой реплики.— Месье Бланшен, поговорим как мужчина с мужчиной, ничего не скрывая и не обращая внимания на резкость слов.— Хорошо…— Прекрасно. Хочу сообщить вам следующее: мне известно, что вы убили свою первую жену.Сказав это, я достал из кармана сигарету и уверенным жестом поднес ко рту. Мне нужно было произвести впечатление. Бланшен стоял передо мной с весьма жалким видом. Кожа висела на нем, как мокрая тряпка. Рот, полный слюны, был приоткрыт, а язык беспомощно трепыхался.— Это… Это ужасно, — запротестовал он.— Безусловно, месье Бланшен, но я оставляю за другими право судить вас.Казалось, что он постарел лет на сто, так потрясли его мои слова.— Месье, вы… Это не так… Я…Я зажег сигарету и глубоко затянулся дымом.— Зачем протестовать, месье Бланшен? Если бы у меня не было доказательств, я бы к вам не пришел. Крик вырвался из глубины его души:— Каких доказательств?!— Вы отрезали последние прощальные слова вашей жены от письма, которое она вам написала. Он был сражен.— Но…— Вы забыли уничтожить это письмо. Оно у меня. В полиции сохранилась записка, не трудно будет соединить две части в одну. Кроме того, обрабатывая землю в саду, я нашел флакон с ядом, которым вы убили ее. Если произвести эксгумацию…Он сел, глядя на меня так, словно я исчадие ада. В его противных слезящихся глазах был не гнев, а недоверчивое изумление. Он никак не мог понять, что происходит. В течение многих недель он, видимо, просыпался по ночам, боясь последствий своего преступления. И вдруг однажды утром ощутил необыкновенное чувство освобождения. Ему показалось, что он недосягаем. Людям свойственно думать, что время оберегает их от опасности, тогда как, наоборот, оно почти всегда работало против них.И вот я стоял тут, перед ним, спокойный и уверенный. Вооруженный одним клочком бумаги, я нарушил его вновь обретенный покой.Прошло около трех минут, а мы не произнесли ни слова. Моя сигарета догорела, я положил ее в пепельницу и, не доставая пачку из кармана, взял другую. Бланшен высунул свой мерзкий, отвратительный язык и провел им по толстым, бледным губам. Он решился заговорить. То, что он издал, было больше похоже на стон животного, чем на человеческий голос.— Сколько?Наконец-то его мозги зашевелились. Он решил, что раз я пришел к нему, а не передал свои находки в полицию, то речь идет о шантаже. Я ответил не сразу. Приближался самый ответственный момент. Несчастный толстяк посмотрел в окно. Он боялся, что вернется жена. Я догадывался, что она была его карой. Стоило ли так дорого платить за свободу, чтобы отдать ее в руки тирана? Он повторил более отчетливо:— Сколько?Я раздавил свою вторую сигарету рядом с первым окурком и пригладил волосы, чтобы унять дрожь в руках.— Это будет дорого, Бланшен.— Сколько?Он думал только об этом. Вся его жизнь свелась к семи буквам одного слова — сколько. Хватит ли у него денег, чтобы купить мое молчание? Сколько? Видимо, это СКОЛЬКО грохотало в его голове, как набат. СКОЛЬКО!Я ошеломил его.— Я намного богаче вас, Бланшен, но в жизни главное — иметь не много денег, а иметь их достаточно.Он явно был сбит с толку.— Что же тогда вам надо?— Поговорим откровенно. В моем окружении есть человек, который мне очень мешает. Вы — убийца, я — нет. Если вы устраните этого человека, я отдам вам письмо и вы никогда больше не услышите обо мне.Он затряс головой.— Нет, нет, нет!Я знал, что в данный момент все зависит от моей реакции. Один неверный шаг или лишнее слово и он откажется наотрез. Я встал.— Ну что ж, — негромко сказал я, — в таком случае бесполезно продолжать нашу беседу.Я вышел из комнаты, пересек солнечный треугольник перед дверью, толкнул деревянную калитку. Видимо, звон колокольчика отозвался леденящим звуком в сердце Бланшена. И не только в его, но и в моем. Я пошел по дорожке, обсаженной цветами, в этот момент раздался его несчастный голос:— Эй!Я продолжал идти вперед: не следовало сразу же уступать.— Эй, месье Дютра!На этот раз я остановился, и Бланшен догнал меня. Пока он бежал, я подумал: какой же он маленький и как его фигура напоминает грушу. У меня возникло неприятное чувство, будто я разыгрываю комедию со старым актером.— Ну что? — спросил я, когда он поравнялся со мной.— Не уходите так…— Но, дорогой, я ухожу, потому что нам не о чем больше говорить. После такого.., важного разговора невозможно обмениваться банальностями.Он пританцовывал на своих коротеньких ножках, и его обвислые щеки колыхались из стороны в сторону, придавая ему гротескный вид.— Что вы собираетесь предпринять? — пробормотал он.— Это мое дело.— Вы донесете на меня?— Подумаю. В настоящий момент.., бумаги находятся у моего нотариуса. Признаюсь, это не в моем характере — заниматься доносительством.Казалось, он вздохнул свободнее, но я быстро продолжил:— Вот только в данном случае речь идет не о доносе. Оказывая на вас давление, месье Бланшен, я взял на себя моральное право наказать вас. Это стоило мне больших усилий, понимаете?Он понимал плохо, но боялся.— То, что вы требуете, невозможно! Я посмотрел на него.— Если бы это было невозможно, я бы к вам не пришел. Я человек достаточно рассудительный.— Но это же безумие!Он меня раздражал. Время шло, а мы увязали в болтовне. Я схватил его за пуговицу на вязаном жилете.— Послушайте меня хорошенько! Убийство вашей жены тоже было безумием.Он прошипел «тес» с таким испуганным видом, что я улыбнулся.— И безумием намного более опасным, чем то, о котором прошу я, потому что оно могло привести вас на гильотину.Он жалобно охнул и буквально обмяк.— Поймите же наконец, то, что я от вас хочу, требует всего лишь ловкости. Вас никогда не заподозрят, так как убийцу выдают связи с жертвой. Вы же жертву не знаете, между вами нет ни малейшей связи. Вы просто станете случайным исполнителем.Он покачал головой. Это было не отрицание, но еще и не согласие.— Вы ничего не понимаете, дорогой Бланшен, продолжал я нападение. — Вам кажется, что я воспользовался ситуацией, тогда как, наоборот, сложившееся положение вещей — прямой результат того, что ему предшествовало. Вы решили, что совершили идеальное преступление, но это не так, раз кто-то (в данном случае я) его раскрыл. В таком виде спорта не бывает ничьей. Есть победитель и побежденный. Вы проиграли и за свой поступок должны понести наказание. Если вас приговорит суд, то вы останетесь без головы, если я-то будете приговорены к совершению еще одного убийства. Так наказывают детей, укравших варенье: их заставляют съесть еще.Он явно заколебался. Внезапно его щеки перестали трястись.— Пойдемте.Мы вернулись в столовую. Через открытое окно я видел птиц, резвившихся в блестящих листьях лавра.— Итак? — спросил Бланшен. Это была полная капитуляция.— Возьмите карандаш и сами запишите его имя и адрес.Он послушался. Пот капал с крыльев его носа. Я продиктовал сведения о Доминике, затем снова взял его за пуговицу жилета.— А теперь послушайте меня, Бланшен. У вас полная свобода действий. Единственное, что от вас требуется, это то, чтобы все было кончено за неделю. Ясно?Он закивал головой.— Да, но… Мне все же хотелось бы знать… Как…— Если бы я был на вашем месте, то не ломал бы голову, а застраховал бы на все случаи жизни свою машину, развинтил бы немного трансмиссионный вал и в один прекрасный момент на виду у всех, на всей скорости налетел бы на интересующее вас лицо. Действуя открыто, вы избежите множества осложнений. Ну, составят протокол, в худшем случае временно лишат прав и.., все!Больше я не хотел настаивать. В конце концов, пусть выпутывается сам!— Как только мне станет известен.., результат вашей деятельности, я отправлю письмо. До свидания.Я заметил, что пуговица от жилета осталась в моей руке, положил ее на стол и произнес:— Извините! Глава 16 Признаюсь, что, вернувшись в Париж, я был в растерянности, потратив столько сил, чтобы убедить Бланшена, но теперь, когда он согласился, я прекрасно осознавал свою виновность. Я становился убийцей. Конечно же, у меня были уважительные, смягчающие обстоятельства, а сам Доминик заслуживал своей участи, но это ни в коей мере не оправдывало того, что я собирался через посредника убить человека. Все оказалось гораздо серьезнее, чем я думал вначале. Однако стоило мне представить Мину, настоящую Мину, сияющую и прекрасную, как все сомнения улетучивались.Мне хотелось насладиться своей местью и при этом извлечь из нее выгоду. Я это заслужил. Разве не было у меня в самом начале этой невероятной истории самых благих намерений? Самых возвышенных? Теперь же из жертвы я превратился в поборника справедливости, что было правильно и логично. * * * Я еще раз телеграфировал своему приятелю в Бакуму текст, который тот должен был послать от моего имени, чтобы сообщить о возвращении. Затем провел два дня в Париже, пытаясь немного забыться, избавляясь от чувства ущемленного самолюбия, терзавшего меня до визита к Бланшену. Безотрадная, неистовая любовь, которую вызывала во мне Мина, возбуждала меня. Я завоюю ее, как только устраню Доминика. Неизбежность триумфа опьяняла.Вернувшись домой на автобусе после полудня, я открыл калитку и чуть было не заколебался. Ничего не изменилось. Если бы я хоть немного сомневался в своем здравом уме, то подумал бы, что мне приснился страшный сон.Мина была здесь, на веранде, такая, какой я ее увидел в первый раз: с седыми волосами, в очках, с легкими морщинами на веках, ради которых она должна была щурить глаза. Она казалась воплощением покоя и семейного счастья. Ну, настоящая картинка для иллюстрированного журнала!Мина пришивала оборку к занавеске. Я остановился на дорожке. Она подняла голову, и бесконечная радость осветила ее утомленное лицо. Отложив работу, она быстро сбежала по ступенькам веранды.— Поль! Наконец-то ты здесь, любимый! Я прижал ее к себе, теперь зная, какое сокровище скрывалось под фальшивым обликом солидной женщины. Я думал о ее совершенном гибком теле, о ее Юном лице. Да, это — сокровище! Сокровище, которое пока принадлежит не мне, но скоро…Я поцеловал ее в губы. От нее пахло клубникой.— Мина, девочка моя… Посмотришь, как мы будем счастливы.— Ты хорошо съездил?— Прекрасно.— Очень устал?— Да, немного… У вас все нормально?— Да. Знаешь, время без Тебя тянулось так долго!— Правда?Она лгала с чудовищной самоуверенностью.— Ну конечно. Ты не веришь?— Вы все время были здесь?— Нет, Доминик захотел навестить приятеля в Каннах и настоял, чтобы я поехала с ним.Я оценил ее ложь. Она все учла и даже предусмотрела, что я могу заехать к ним в Париж перед тем, как вернуться домой.— В Каннах!— Да, это была идея Доминика. Ты же его знаешь. Начинал узнавать, по крайней мере. Доминик подошел, одетый в черные брюки и вызывающе красную рубашку.— А вот и путешественник! Привет, Поль, все нормально?Мы пожали друг другу руки.— Мама вам уже рассказала? Мы бездельничали, пока вы кочевали.Я смотрел, как он разговаривает, двигается, смеется, и думал о том, что его смерть уже близка. Нужно было только отправить его в Париж.— Вижу, вижу. Хорошо развлекались?— О, какие там развлечения! Так, просто провели время.— Неплохо загорели.— Вы находите? Октябрьское солнце слабовато даже на берегу моря.Мина приготовила по поводу моего приезда обильный стол. Я был так рад снова увидеть ее, что охотно сел за стол и, только расправляя на коленях салфетку, услышал где-то вдалеке звоночек, извещающий об опасности. Раз они решили убить меня до отъезда и это им не удалось, то они, конечно же, собираются покончить со мной сейчас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13