Как только они приедут, я заставлю Глеба тебе позвонить.
Злата Леонидовна щебетала еще о чем-то, Лена отвечала, почти не вникая в смысл слов. А когда положила трубку, разревелась. Обида жгучей волной захлестнула душу. "К черту всех гостей! К черту встречу! - твердила она про себя. - Отменить!"
Уже потом, рассуждая более трезво, подумала: "А как же новое платье? Надо же показаться в нем гостям? А закуски куда девать? И вообще - чего сидеть одной? Да и перед приглашенными было бы неудобно, особенно перед этим профессором. Лена даже не знала, где, у кого он остановился.
Она посмотрела на новое платье, и ей стало нестерпимо жалко себя. Все, ну буквально все сделала, чтобы понравиться мужу, доставить ему приятное, а он... Перед глазами возникло расплывчатое видение: счастливый Глеб обнимает...
Вику она никогда не видела, но теперь представляла красивой и коварной обольстительницей.
Лена встала, топнула ногой и сказала вслух:
- Буду встречать Новый год с гостями! Буду танцевать! Буду кутить! Буду веселиться!
Пришла Людмила. Увидев заплаканную, с покрасневшими глазами подругу, встревожилась.
- Глеб не приедет. Машина сломалась.
Для Глеба день тянулся невыносимо медленно. Отец с Вербицким отправились в лес поздно: с утра повалил снег, и охотники едва не отказались от намерения поохотиться. Но часам к двенадцати снегопад прекратился, и старики укатили с Диком, а Вика засела за свои этюды. Даже Рудик и тот поехал домой - ждала семья.
Глеб некоторое время наблюдал за тем, как гостья рисует, потом включил телевизор, который тоже вскоре наскучил. Разнообразие внес обед с Викой. Однако она быстро покончила с едой и снова пошла писать, оторвавшись от своего занятия лишь когда совсем стемнело. Глеб попытался растормошить девушку анекдотами, забавными историями, но она была рассеянна, задумчива, и Глеб совсем загрустил. Он был раздосадован тем, что торчит без толку в этом дурацком домике, пытается безуспешно развеселить гостью, которой это совсем не нужно.
Мысли его теперь были далеко, в Средневолжске, где Лена готовилась к встрече гостей и где ему, Глебу, было бы сейчас куда уютней и спокойнее. А главное, он там нужнее.
И вообще получилось некрасиво: назвал гостей, а сам укатил бог знает куда. Ну, Колчины и Федя простят. А Скворцов-Шанявский? Придется оправдываться перед профессором...
Разожгли камин. Но и это не развеяло скуку. И когда уже Глеб готов был бросить все к чертям и махнуть домой, в город, снаружи у двери послышались голоса и шум.
- Слава богу! - невольно вырвалось у него.
- Глеб! - заглянул в дом Семен Матвеевич. - Помоги...
Шапка у Ярцева-старшего съехала набок, волосы были мокрые от пота. На рукаве полушубка - кровь.
Глеб и Вика вскочили встревоженные и бросились к двери.
Возле крыльца лежало что-то большое, темное. Вербицкий, тяжело отдуваясь, говорил, довольный:
- Вот это трофей! Отвели-таки душеньку!
- Господи! - выдохнул Глеб. - А мы перепугались!
- Помотал он нас, - вытирая пот со лба, хрипло проговорил Семен Матвеевич.
Приглядевшись, Глеб узнал лося. Его царственные рога неестественно заломились на спину. Свет, падающий из двери, сверкал точечками на остекленевших глазах.
- Как же вы его дотащили? - удивился Глеб.
- Жерди приспособили, - ответил отец. - Давай его сразу в машину.
Трое мужчин с трудом заволокли тушу на заднее сиденье "уазика". Туша зверя почти уже закоченела.
Во время этой процедуры Вика не проронила ни слова. А когда зашли в дом, спросила у отца:
- Неужели вам не жалко было его?
- Милая Вика, - улыбаясь, сказал Семен Матвеевич, снимая перепачканный кровью тулуп, - шашлычок любишь? Или бифштекс, а?
- Но... Понимаете, это совсем... - попыталась было что-то сказать девушка, но Семен Матвеевич перебил.
- Так ведь барашков и коровок тоже... - он провел ребром ладони по горлу.
- И все же, - вздохнула Вика, - стрелять в живого...
- А бифштекс разве из падали? Брось, дочка, - устало опустился на стул Вербицкий. - Ты мне напоминаешь тех чистоплюев, что вещают по телевидению или строчат статейки в газетах: мол, охота - это варварство, жестокость...
- Во-во! - поддержал гостя Семен Матвеевич. - Такую чушь порют! Сами же ни черта в этом не понимают!.. Охота - древнейшее занятие.
- И чем выстрел хуже удара ножа на бойне? - уже с раздражением спросил у Вики отец.
- Или электричества, - поддакнул Ярцев-старший.
- Да нет, я вообще... - смутилась девушка и замолчала.
- Мы его добыли по всем правилам, - продолжал Николай Николаевич. По-мужски... Километров десять шли за ним.
- Сдаюсь и преклоняюсь, - подняла вверх руки Вика и улыбнулась. Умывайтесь и садитесь есть.
- Вот это другой разговор! - повеселел Николай Николаевич.
Вербицкая захлопотала у стола.
Семен Матвеевич вышел в другую комнату и вернулся с двумя бутылками коньяку.
- Заслужили, а? - вопросительно посмотрел он на гостя.
- С удовольствием! - потер руки Вербицкий. - Теперь - не грех.
- Кутнем! - радостно произнес Ярцев-старший. - Все свои... Дела в этом году сделаны. Как говорится, потехе - час!
Вика тоже охотно согласилась выпить. Глеб стал отнекиваться, ему ведь предстояло вести машину.
- Кончай сачковать, - отмахнулся отец, наливая ему полную рюмку. - Тут мы сами себе ГАИ и ОРУД!
Только успели выпить по первой, Семен Матвеевич налил еще.
"Действительно, - подумал Глеб, - какая тут, в лесу, милиция!"
От коньяка стало веселее. Уплывало, растворялось чувство вины перед женой и приглашенными гостями.
Вика тоже оживилась. Щеки у нее раскраснелись, глаза заблестели.
- Запомни, доча, - размахивая вилкой с насаженным на нее куском мяса, проповедовал Вербицкий, - настоящие охотники - друзья природы! Понимаешь, настоящие, а не паршивые браконьеры! Вот взять хотя бы лося... Да, прекрасный зверь! Сильный! Но пусти его размножаться самотеком, знаешь, сколько вреда он принесет лесу?
- Это точно, - поддакнул Семен Матвеевич. - Губит молодую поросль...
- Что молодую? Крепкие деревья сводит. Обдирает кору - хана деревьям.
- А кто регулирует его численность, - поднял вверх палец Ярцев-старший. - Мы, охотники. Наука тоже за нас! Вот так, милая Вика! А какое отдохновение и удовольствие доставляет сам процесс идти по следу или караулить зверя! Недаром Тургенев, Пришвин боготворили охоту.
- Лев Толстой как-то сказал, - вставил свое слово Глеб, "не запрещайте вашим детям заниматься охотой. Это увлечение убережет их от многих ошибок и пороков молодости".
Вербицкий вдруг встал, подошел к нему и смачно поцеловал в макушку.
- Молодец! - произнес Николай Николаевич прочувствованно. - Золотые слова!
И все поняли: он уже изрядно навеселе. Впрочем, остальные тоже были под хмельком. Кто больше, кто меньше.
Время летело незаметно. Ярцев-старший выставлял бутылку за бутылкой. Сам он, казалось, больше не пьянел, зато Вербицкий уже, как говорится, лыка не вязал.
- Пора в поселок, - напомнила Вика. - Тетя Злата, наверное, заждалась.
- Нет! - решительно заявил Семен Матвеевич. - Еще одно важнейшее мероприятие... Банька!
При этих словах Николай Николаевич оживился. Насколько это было возможно в его состоянии.
Растопили баню быстро, благо Рудик приготовил сухие березовые поленья. Парились одни мужчины, оставив Вику у телевизора, по которому перед Новым годом показывали развлекательные передачи.
С жару, с пару Семен Матвеевич выбегал во двор, бросался в снег. И снова в парилку... Он уговаривал последовать его примеру сына и гостя, но те не решились.
Потом пили чай из самовара. Хмель заметно выветрился. Что касается Ярцева-старшего, так он выглядел совершенно трезвым.
Вернулись в дом. Вербицкий предложил дочери пойти поблаженствовать в бане, но Вика не захотела: в одиночестве вроде как-то не с руки.
- После баньки сам бог велел по сто грамм! - откупорил новую бутылку Семен Матвеевич.
Предложение было встречено мужчинами с восторгом.
Ярцев-старший подхватил Вику и закружил в танце под ритмичную музыку из телевизора.
- Батя у тебя - во мужик! - показал большой палец Вербицкий. - За него! - чокнулся он с Глебом.
"Да, мне бы столько энергии в его возрасте", - с завистью подумал Глеб. И понял, почему мачеха вышла за Семена Матвеевича замуж, будучи младше чуть ли не на двадцать лет. В Ярцеве-старшем была какая-то неувядающая сила, задор, мужественность и постоянная готовность к риску.
"Есть ли все эти качества у меня?" - прикидывал Глеб. Хотелось думать, что есть. Хотя иной раз он и замечал с грустью, что многое взял от матери. Ее мечтательность и мягкость. То, что отец всеми силами старался вышибить из сына.
Любимая поговорка Семена Матвеевича - победителей не судят!
Так он и жил - стремясь всегда побеждать и даже из своих поражений делать победу. Над обстоятельствами, над женщинами...
Музыка кончилась. Семен Матвеевич галантно довел партнершу до стула, наполнил коньяком рюмки.
- Славно! - произнес он с чувством. - Славно, друзья!.. Пью за то, чтобы дорогие гости в скором времени опять посетили эту уютную обитель!
- Да я бы здесь остался навсегда! - совершенно искренне признался Николай Николаевич.
- Я тоже, - поддержала его Вика.
Дружно сдвинули рюмки и выпили "посошок" на дорогу.
- По коням! - торжественно провозгласил Семен Матвеевич, постучав пальцем по своим наручным часам.
Стрелки показывали половину одиннадцатого.
Последние часы перед Новым годом для любой хозяйки самые суматошные. И когда вся посуда была перетерта, поставлена на праздничный стол, а Людмила Колчина ушла домой переодеться, дел Лене оставалось еще достаточно.
Первым из гостей явился Федя Гриднев. Со своим "волшебным", как называла его Ярцева, чемоданчиком и трогательным букетиком распустившегося багульника. Инженер был в своем сером скромном костюме, который Лена видела на нем уже третий год.
- Я специально пораньше, - сказал Федя.
- И отлично, - чмокнула его в щеку хозяйка. - Одной тоскливо.
Она сказала, что Глеб скорее всего не приедет. Гриднев огорчился.
- А я такой сюрприз приготовил.
- Какой? - загорелись глаза у Лены.
- Увидишь, - загадочно улыбнулся Федор. - Прошу, не заходи, пожалуйста, некоторое время в комнату.
- Ладно, - кивнула Лена.
- А чтобы тебе было веселее, вот... - Федор поставил на холодильник маленький, с папиросную коробку, телевизор, который смастерил сам.
Лена принялась резать закуску, овощи, заправлять салаты.
Инженер возился со своим сюрпризом минут двадцать. И когда он появился на кухне, Лена спросила:
- Теперь можно посмотреть?
- Все равно ничего не увидишь. Он сработает неожиданно.
- Ну и интриган же ты, Федор. Давай, тащи все это на стол...
Они принесли готовые блюда в комнату. Как ни старалась хозяйка увидеть, что же сотворил инженер-электронщик, но так ничего и не обнаружила. А он только улыбался.
Федор помог Лене расставить угощение, попутно починил кран в ванной, из которого текло, подкрутил расшатавшуюся дверную ручку в спальне.
- Из тебя муж - просто клад! - нахваливала его Ярцева. Действительно, почему не женишься?
- А куда приведу жену? - усмехнулся Гриднев. - У нас на тридцать два квадратных метра пять человек. Я, мама, сестра с мужем и ребенком.
- Первое время можно снимать...
Федор присвистнул:
- На какие шиши? Сто тридцать в месяц - не разбежишься.
- Ну, возьми с квартирой.
- Как будто невесты с квартирой валяются на дороге. И потом, насмотрелся я на сестру. Все, буквально все проблема! Племяшка грудная была - пеленок не достать. Хотели в ясли пристроить, сказали, что очередь подойдет не раньше, чем через два года. Из-за этого у сестры прервался рабочий стаж: сидела дома. Хорошо, хоть теперь в детсад определили. Ну и другое прочее... Представляешь, ботиночки ребенку не купишь! Поневоле задумаешься, заводить семью или нет.
Вопрос о детях для Лены был больной: она очень хотела ребенка, но Глеб считал, что это помешает его научной работе. Никакие мольбы и слезы не помогали. А ей часто снилось, особенно в последнее время, что у них дитя светловолосый мальчишка, ужасно похожий на Ярцева.
- Я тебя оставлю в одиночестве минут на десять, - сказала Лена, показывая на халат.
- Пора уже, - кивнул Федор. - Наверное, вот-вот гости нагрянут.
Лена пошла переодеваться. И только успела сделать прическу и нанести, так сказать, последние штрихи, в дверь позвонили.
Она пошла открывать.
На лестничной площадке стояли три человека. Мужчина лет шестидесяти пяти, среднего роста, в строгом драповом пальто с воротником-шалькой и нерпичьей шапке. Второй - высокий парень атлетического сложения, в кожаном пальто, щегольских сапожках и без головного убора. С ними была женщина в шубе искусственного меха и шерстяном платке. В руке у нее была какая-то нелепая кошелка.
- Если не ошибаюсь, Леночка? - спросил старший, протягивая ей огромный букет чуть распустившихся роз. - Валерий Платонович...
- Да! Да! Проходите, пожалуйста. Спасибо. Очень рада. Какие чудные розы, - несколько растерялась Ярцева: она ожидала, что профессор придет один, а тут еще два гостя.
В прихожей началась церемония раздевания и представления.
Скворцов-Шанявский был в темно-синем костюме, прекрасно сшитом и ладно сидящем; на ослепительно белой рубашке выделялся галстук-бабочка.
- Простите, дорогая хозяюшка, что я не один. Понимаете...
- Очень хорошо, - перебила его Лена. - Мы всегда рады гостям.
- Позвольте представить - Орыся, - показал он на молодую женщину, но объяснять, кто она, не стал.
Орыся пожала протянутую руку и смущенно проговорила:
- Вы уж извините... Меня затащили к вам...
Выговор у нее был южный, с фрикативным "г". Сняв шубу, она оказалась в скромном, несколько мешковатом платье, которое, однако, не могло скрыть ее ладную фигуру.
Очередь дошла до парня.
- Эрнст Бухарцев, - сказал профессор. - Моя жизнь в его руках...
- В каком смысле? - не поняла Лена.
Эрнст расплылся в улыбке и покрутил обеими руками, словно держался за баранку.
- Очень приятно! - протянула ему руку Лена.
- Можно просто Эрик, - гоготнул парень.
На нем были фирменные джинсы и свитер. Без пальто Бухарцев выглядел еще внушительнее:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14