— насторожился Гуров.
— И сам толком не знаю. Уверенности как-то в себе не нахожу, понимаешь? Неясен мне этот тип — и все тут. Наверное, испортить боюсь, Борис Платонович. Вдруг здесь нечто большее, чем просто звено?
— Будь по-твоему. Вызови его на следующий вторник часам к десяти. Я подойду. Психологически так будет эффектнее. Ты прав, тут тебе и угрозыск, и прокуратура, но все корректно: по повестке и без драматических сцен.
— Так ведь и повода нет для драматизма. В конце концов что мы против него имеем? Спекулирует книжками?
— Это еще доказать надо.
— Вот и я про то! Да и не наша это забота. Во всяком случае, не моя… Я рад, что ты меня правильно понял, Борис Платонович. Все нужные материалы я тебе подошлю.
— Сам зайти не сможешь?
— Почему не смогу? Зайду, если надо.
— Ну и ладушки. Попробуем разработать сценарий.
Сценарий они с грехом пополам наметили, но Петя с первых же слов дал понять, что писано было явно не про него. Начав с того, что явился с опозданием на целый час, когда его почти перестали ждать, он сразу же захватил инициативу.
— Кто тут Гуров? — вызывающе осведомился он, помахивая повесткой.
— С вашего позволения, это я, следователь горпрокуратуры, — коротко представился Борис Платонович.
— А этот товарищ? — не удостоив Люсина взглядом, Петя как-то боком дернулся в его сторону.
— Моя фамилия Люсин, старший оперуполномоченный. — Владимир Константинович с любопытством взглянул на явно нескладную фигуру в коротких брючках и затрапезной курточке, надетой поверх застиранной ковбойской рубахи. На дурно выбритом лице виднелись запекшиеся царапины, костистый выступ, словно взломавший изнутри тонкую шею, оправдывая прозвище, назойливо бросался в глаза. — Садитесь, пожалуйста.
— Куда, хотел бы я знать? — Петя вновь дернулся и, запустив ногти в спутанную проволоку волос, медленно закачался, восстанавливая утраченное равновесие. — Единственный стул, насколько я понимаю, занят угрозыском, хотя вызывала меня прокуратура. Правильно? — Он обнажил в ухмылке крупные, прокуренные до черноты зубы.
— Вы совершенно правы, — Люсин осветился ответной улыбкой и, водрузив свой стул посреди комнаты, пересел на диванчик. — Можете не обращать на меня никакого внимания.
— Ага! — Петя Корнилов плотоядно осклабился и решительно хлопнул по столу, припечатав повестку. — За каким чертом я вам понадобился? — деловито осведомился он, продвигаясь вместе со стулом.
Слегка шокированный следователь потянулся за сигаретой.
— Мне тоже дайте! — потребовал Петя, но тут же отшатнулся с гримасой крайнего отвращения. — «Дымок»?! Вы случайно не в такси работали, если потребляете такую дрянь? — Поковырявшись в кармане, он вытащил согнутую «беломорину» и, осыпая табаком колени, прикусил мундштук. Затем, не дав Борису Платоновичу опомниться, завладел коробком и, ломая спички, зажег папиросу, корча в дыму совершенно немыслимые рожи.
Люсин с радостным изумлением следил из своего уголка за этой бесподобной клоунадой. Петя-Кадык превзошел все его ожидания. Если он и играл заранее приготовленную роль, то делал это талантливо, более того, виртуозно.
— Не стоит поминать черта, Петр Васильевич, — ласково посоветовал Гуров, перестраиваясь на ходу. — Мы пригласили вас в качестве свидетеля. Согласно закону вы обязаны ответить на все интересующие следствие вопросы. Причем ответить правдиво, ибо за дачу ложных показаний свидетель может быть привлечен к уголовной ответственности. Я обязан предупредить вас об этом. Таково требование закона.
— Ничего не понимаю! — Зажмурясь, Петя покрутил головой. — Бред какой-то.
— Ваша фамилия, имя, отчество, год и место рождения. — Не обращая внимания на реплику, Гуров заправил в пишущую машинку бланк протокола, плавным движением подвинул микрофон, включил запись.
— А то вы не знаете, кто я есть!
— Знаю, но существуют формальности, которые нам с вами, хотим мы этого или нет, придется выполнить.
Корнилов для вида слегка погримасничал, но в конце концов подчинился.
— Ваш паспорт, пожалуйста.
— Не верите никак!
— Просто хочу списать данные.
— Ну и ну! Порядочки!
— Можно подумать, что вы такой уж новичок, — укорил Борис Платонович, ловко передвигая каретку. — Невинный агнец… Не создавайте лишних трудностей, ни нам, ни себе, Петр Васильевич… Подпишите, пожалуйста, здесь, что предупреждены об ответственности за дачу ложных показаний. — Разгладив слегка свернувшийся лист, он показал нужное место.
— Только этого мне не хватало! Ничего подписывать не буду. Судите, если можете! — Демонстративно ухватившись за локти, Петя принялся ковырять спичкой в зубах.
— За отказ от свидетельских показаний я действительно могу передать ваше дело в суд, — холодно разъяснил Гуров. — Надеюсь, вам, как и мне, ни к чему подобная канитель?
— Мое дело?! — взвился Корнилов. — Это оскорбление! Нет у вас на меня никакого дела!
— Вы совершенно правы, Петр Васильевич, нет… Но оно появится, если вы и далее станете отказываться от выполнения своих обязанностей. Мы в прокуратуре приучены чтить букву закона.
— Я никому ничем не обязан.
— Ошибаетесь. У каждого из нас есть равные обязанности перед обществом.
— И права тоже!
— Совершенно справедливо: и права. Обвиняемому, например, закон дозволяет уклониться от дачи показаний, свидетелю — нет… Надеюсь, вы не сделаете из этого неверный вывод, что положение обвиняемого предпочтительнее?
— Что вы все плетете свои юридические кренделя? — Петя без спросу выхватил сигарету, раскурил, закашлялся и затушил в пепельнице. — Ведь вы даже не удосужились объяснить мне причину вызова! Сразу какие-то требования, угрозы… Чего вы добиваетесь?
— Как? — удивленно заморгал Гуров, медленно снимая очки. — Неужели я допустил подобную промашку? Вы вправе жаловаться, Петр Васильевич, честное слово, вправе… Это не оправдание, но я просто-напросто забыл. Впрочем, я был уверен, что вы знаете…
— Ничего я не знаю и знать не желаю. Оставьте меня в покое раз и навсегда. Это единственное, чего я хочу!
— Вы хорошо знали Георгия Мартыновича Солитова? — успокоительно кивая, осведомился Гуров.
— Ну, знаю, и что с того? — не проявляя признаков волнения, поморщился Петя. — От меня вам чего надо?
— Правдивых показаний, не более, — отрезал, замкнувшись, Борис Платонович. — Ставлю вас в известность, что профессор Солитов при невыясненных обстоятельствах пропал без вести и вы были последним или одним из последних, с кем он общался в тот день.
— Быть того не может, — отмахнулся с явным облегчением Петя Корнилов.
— Мы не виделись с ним месяцев пять-шесть.
— Можно занести ваш ответ в протокол?
— Хоть в газете пропечатайте.
— Подписывать будете? — Гуров услужливо пододвинул ручку.
— Вот напасть на мою бедную голову! Ну, давайте, давайте, раз вам так хочется. — Петя поставил размашистую закорючку. — Мне ведь правды бояться нечего. Я перед законом чист.
— Вот и ладненько… Надеюсь, далее у нас с вами все пойдет как по маслу. Значит, когда вы видели Георгия Мартыновича в последний раз?
— Весной вроде…
— Поточнее нельзя? В марте? В апреле? Весна, напомню кстати, была ранняя.
— В апреле, кажется. Лужи уже подсыхали.
— У вас во дворе?
— У меня, у него — какая разница?
— Разницы никакой, — согласился Борис Платонович, неторопливо возвращая назад листки перекидного календаря. — Но для освежения памяти мы с вами попробуем возвратиться в недавнее прошлое… Значит, лужи уже подсыхали, мальчишки гоняли мяч, а девочки прыгали через веревочку… Или, может, чертили на асфальте классы?
— Ну-ну, — покровительственно усмехнулся Корнилов. — Поглядим, что у вас получится.
— Без вашей помощи у меня ничего не получится, Петр Васильевич… Вы когда были у Солитова? Вечером? Днем?
— Ближе к вечеру.
— На даче?
— Зачем на даче? В Москве.
— И по какому, позвольте полюбопытствовать, поводу?
— Одна, но пламенная страсть, гражданин следователь. Книги.
— Надо полагать, привезли Георгию Мартыновичу какую-нибудь редкость?
— Ничего я ему не привозил. И вообще, за кого вы меня принимаете? Книги — мое хобби. Я коллекционер, а не торговец. Иногда, конечно, продаю кое-что, но больше меняюсь со знакомыми библиофилами. Имею право?
— Экий вы, голубчик, чувствительный. — Гуров неторопливо снял очки и, подышав на стекла, протер их кусочком замши. — У меня и в мыслях не было покушаться на ваши права. Обменивайтесь себе на здоровье. Речь ведь идет лишь о воссоздании обстановки. Разве мы с вами не договорились?.. О чем вы беседовали с профессором, не припомните?
— Допустим, об Альбрехте Дюрере. Вас это устраивает? О факсимильном альбоме.
— Вполне… А от Солитова куда направились?
— Думаете, я помню? — Петя негодующе пожал плечами. — Надо полагать, прошелся по ближайшим букинистическим и вернулся домой… А может, в кафе поужинал. Это в детстве один день на другой непохожим казался. Нынче время летит, мешая события и лица. Все как в мясорубку проваливается.
— Своеобразное сравнение, Петр Васильевич, ничего не скажешь… Однако предположим, что в тот вечер вы вернулись домой, даже после ужина в ресторане… Что по телевизору показывали, не обратили внимания?
— Я уже забыл, когда врубал ящик в последний раз. Каждый день одно и то же.
— Позвольте мне вмешаться в вашу беседу. — Люсин слегка привстал с дивана. — Если я не ошибаюсь, профессор Солитов переехал на дачу в последних числах марта, двадцать седьмого, коли быть абсолютно точным. Как вы полагаете, Петр Васильевич, почему он оказался в тот день в Москве?
— А я знаю? Он же в институте работает, на кафедре. Мало ли какие могли быть дела… Вспомнил! — Петя торжествующе рассмеялся. — У них на другой день субботник намечался! Так что Георгий Мартынович загодя прибыли.
— Вот мы и установили с вами точную дату. — Борис Платонович вернул календарь на прежнее место. — У них, как вы изволили выразиться, намечался субботник. Как и все советские люди, Георгий Мартынович готовился встретить праздник труда… Больше вы с ним не виделись?
— Нет.
— И не звонили?
— И не звонил.
— Боюсь, что на сей раз память вас основательно подвела. Мы располагаем сведениями, что вы все-таки говорили с ним по телефону после той встречи. По крайней мере, один такой разговор имел место 16 августа.
— Интересное кино! — Петя закинул ногу на ногу, обнажив спущенный носок, к которому пристали какие-то колючие семена. — У них, видите ли, сведения есть, а я вот почему-то не помню. Поглядим, что вы мне шьете…
— Были за городом недавно, Петр Васильевич? — благодушно поинтересовался Люсин.
— Так-так… Похоже, я нахожусь под колпаком. Мои телефонные разговоры подслушивают, за мной следят — и все такое прочее. На каком, хотелось бы знать, основании? С чьей, позволительно спросить, санкции?
— У вас мания преследования, Корнилов! — Люсин порывисто поднялся и, пройдя к окну, слегка прислонился к широкому подоконнику. — Кому вы нужны? Просто и совершенно случайно обратил внимание на облепившие вас колючки… Однако должен предупредить, что вам действительно грозят серьезные неприятности, если вы не перестанете валять дурака. Имейте в виду, что профессор Солитов пропал без вести сразу же после вашего звонка. Вам придется напрячь свои мозговые извилины и сообщить нам, где вы были в тот день и что делали, минута за минутой. Надеюсь, с августом дело пойдет легче, чем с более отдаленным апрелем… Извините, пожалуйста, Борис Платонович.
— О чем вы говорите, Владимир Константинович! — улыбнулся Гуров. — Вполне существенное замечание… Так как насчет 16 августа, Петр Васильевич?
— А как насчет 31 июня, инспектор? — Петя хмуро покосился на Люсина.
— Вы, например, можете вспомнить, как провели этот день?
— Похоже, вы не вняли добрым советам, Корнилов. Кстати, для вашего сведения, в июне всего тридцать дней.
— Ну и бог с ними, мне без разницы. Меня в создавшейся ситуации интересует совсем другое: как обстоят нынче дела с социалистической законностью? С презумпцией невинности? Это все отменяется или что?
— Не путайте невиновность с невинностью, Корнилов. Это смешно, — Люсин, словно бы потеряв всякий интерес к разговору, отвернулся к окну.
— Действительно, Петр Васильевич, по части юриспруденции у вас в голове полнейший хаос, — как бы вскользь заметил Борис Платонович. — Ваша ссылка на нарушение социалистической законности абсолютно беспочвенна. В чем вы усматриваете такое нарушение?
— Когда тебя обвиняют неведомо в чем, когда шьют дело…
— Стоп-стоп! — Гуров предупредительно постучал по столу. — Не увлекайтесь. Вы находитесь здесь лишь в качестве свидетеля, о чем были своевременно предупреждены и дали соответствующую подписку. Насчет обвинений не было сказано ни слова.
— Пока, — уточнил Люсин, вглядываясь в беспросветное небо над крышами. — Хотелось бы напомнить, что профессор Солитов имел при себе крупную сумму денег.
— И что с того? — Корнилов вскочил, резко отбросив стул. — Я его ограбил? Убил? Вы это хотите доказать? Это?!
— Сядьте, — не оборачиваясь, бросил Владимир Константинович. — И постарайтесь усвоить, что подобными заявлениями вы сами свидетельствуете против себя. Да простит меня Борис Платонович, но я питаю на ваш счет серьезные сомнения, Корнилов. И дело не только в вашем поведении.
— Да-да, — подхватил Гуров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57