Всё! Не могу я так! Лучше погибнуть, чем сидеть здесь и смотреть на это! Эй, Усман, собирайся! Едем к своим! — Сосед в ярости отшвырнул с брони пустую коробку из-под патронов к ПКТ. — Чего ждать? Пока они придут сюда и здесь нас поцокают? Нет! Уезжаем прямо сейчас!
Сосед завёл машину и на прощание махнул рукой самарцам, толпившимся вокруг какого-то офицера, щедро раздававшего бойцам пачки с сигаретами.
— Эй, братва! Счастливо оставаться! — он сжал пальцы в кулак и с силой выкинул его в воздух. — Но пасаран, мужики!
Самарцы помахали ему в ответ.
— Скатертью дорожка! Долгих лет жизни! Гуд-бай, ребята! — кричал кто-то из толпы. — Гуд-бай! Ни пуха!
Сосед забрался на своё место и, высунув голову в открытый люк, скомандовал:
— Усман, на место!
Я повиновался. Деваться некуда. Не оставаться же здесь одному на съедение чеченским волкам. Я залез в машину и закрыл свой люк. Дёрнул Соседа за руку:
— Спрячь голову и люк закрой! Или хочешь, чтобы снайпер тебе башку отстрелил?
Настала очередь Соседа беспрекословно послушать моё наставление. Он закрыл люк и недовольно фыркнул:
— Не вижу я так ни фига!
— Ничего, неделю сидел на одном месте, всё видел! А от пяти минут не убудет!
— Тебе хорошо говорить!
— А чего хорошего? Когда подобьют, всё равно вместе гореть будем.
— Не каркай, скажешь тоже, «подобьют»…
Минут двадцать мы на полной скорости неслись по улицам Грозного. Искали знакомые здания, но ничего интересного не нашли, — всё вокруг одинаково грязное, серое и разрушенное. Изуродованное войной.
Трупы людей и животных, поломанные, пожжённые деревья, куски асфальта, щебень, кирпич, мусор, грязь по колено, тряпьё, апокалипсис. Всё чадит, горит, дымит, смрад заполнил воздух, вытеснив кислород и разум. Торжество безумия.
«Берлин 45-го» — уныло подумал я, Сосед перебил:
— Сталинград 43-го.
Обогнув какой-то обгорелый кинотеатр или, может, Дом Культуры, выезжаем на небольшую квадратную площадь. Картина впечатляющая — повсюду дымят подбитые танки, БМП и БТРы, а вперемешку с оторванными башнями, колёсами, траками и бронелистами валяются обезображенные людские трупы. Не знаю чьи — наши или духовские. Скорее всего — вперемешку. Кто-то, контролирующий опоясывающие площадь четырёхэтажки, завидев нашу движущуюся бэшку, открывает огонь из автоматов и гранатомётов. Что-то попадает в установленный на нашей башне прожектор и взрывает его. Но мы едем дальше.
На пути попадаются и наши солдаты, перебегающие дорогу в разных направлениях и необращающие на коробочку никакого внимания, и боевики, сидящие на обочине и удивленно глазеющие вслед нашей, быстро удаляющейся от них, БМП.
Несколько раз, круто вырулив из кварталов, мы едва не наезжали на женщин славянской наружности. Они кротко стояли скученными группами по четыре-пять человек вдоль узких дорог. Держали какие-то таблички в руках. У некоторых таблички висели на груди. Сосед притормозил около одной из женщин. Не по сезону легко одетая, худая седовласая мать держала в руках белый самодельный плакат, где большими чёрными буквами было написано: "Ищу сына, ф.и.о., 1975 г.р. из 131 омсбр ". Мурашки побежали по моей спине, когда я, прочитав страшные слова плаката, представил на месте этой несчастной женщины свою мать. Не дай Бог ей оказаться в таком положении!
— Вот дерьмо! — только и смог подумать я о трагедии этих людей.
— Да, бардак! — откликнулся Сосед не отрываясь от управления скачущей по колдобинам коробочки. — Не повезло. Влетели люди по-крупному! Что за страна у нас, долбанная!
Дорогу преградила искусственно насыпанная преграда.
— Приехали, бля! — разочаровался я.
— Грёбаный город! — заорал Сосед, пытаясь с первого наскока преодолеть внезапно возникшее препятствие. Не тут-то было, подёргавшись и покрутившись на месте, мы заглохли:
— Приехали, бля-буду-мантана!
Не успели мы отдышаться и оглядеться, как к машине подбежали трое.
— Вас за нами прислали? А что так долго? — увидев мою голову, поднимающуюся из открытого люка, спросил один из них.
— Вы где катались, паразиты? Целый час прошёл, как мне передали, что вы выехали к нам! — прокричал другой, с эсведэшкой в руках.
— Да мы не к вам, мы своих ищем! — удивлённо ответил я. Но его мой ответ как-то мало волновал:
— А что, вы только двое? Где остальные? Почему десантное отделение пустое? Я ещё с вами разберусь, обезьяны!
— Вы зачем так орёте? — на свет появился бойкий на язык Сосед. — Вы кто?
— Майор ***, разведбат *** вдд, — перестал ругаться тот, который был со снайперской винтовкой. — Вы что, не к нам?
— Нет, товарищ майор, мы своих ищем, — вежливо улыбнулся Сосед и вкратце описал офицеру наши последние злоключения.
— Тогда понятно. Но рядом ваших нет. Это точно. Рядом только чечены. Мы отсюда второй день выйти не можем, технику ждём. Но на вашу БМП мы все не полезем. Нужны ещё две коробки. Плюс убитые и раненые, — почесал подбородок майор. — Слушайте, вы лучше здесь останьтесь, помогите нам, а завтра я вам помогу. Придёт техника — вместе отсюда и выйдем. Потом найдём ваш полк, я обещаю. Ну как, согласны?
— А куда матросу деваться из подводной лодки? Согласны! — бодро кивнул Сосед.
Мы помогли разведчикам сгруппироваться и закрепиться на обозначенной местности — быстро подготовились к ночной обороне кирпичной двухподъездной пятиэтажки. Заложили камнями и кирпичами окна, завалили барахлом проходы, заминировали подвальные лестницы. Притаились и ждали врага у самодельных бойниц — я с РПК, Сосед с ПКТ. Но никто на нас не напал. Где-то сбоку стреляли, но ближе к нам — тишина. И хорошо, что так.
Поделившись по двое, мы, отдежурив свою смену, пошли поспать. Залезли в бэшку, пообсуждали перспективный план действий на завтра и уснули.
Проснувшись через пару часов и умывшись, почистили оружие и занялись мелким ремонтом машины.
Стемнело. Дело запахло ужином. Разведчики обещали угостить чем-то вкусненьким, и мы с нетерпением ждали приглашения к столу. Скоро оно последовало:
— Мужики, айда, бросайте свой трактор, пошли кушать.
— Идём-идём, сейчас, — сразу выскочил я.
Мы вошли в одну из квартир на первом этаже, где нас уже ждали пятеро разведчиков. Все устроились на полу. Мебель отсутствовала полностью, мародёры поработали на славу, вытащив из оставленных квартир всё нажитое бежавшими хозяевами имущество.
Подкрепились холодной кашей-сечкой и тушёнкой. Попили полупрозрачного чаю с сахаром. Все обыденно, ничего вкусненького. Мы уже встали и, поблагодарив пацанов за радушный приём, собирались отойти на позиции, когда новые хозяева квартиры вспомнили о самом главном.
— Мужики, мне кажется, что что-то грустно мы сидим, засыпаем. Может, дербалызнем малёк, по стаканчику? — воровато оглядываясь, спросил один из разведчиков, сам худой и нескладный как Буратино.
— А чё, есть? — обрадовался Сосед. — А то я думаю — обещали чего-то необычного, а кормят гречкой. Давай народу деликатесы! Али нету ничего в закромах?
— Обижаешь, — скривился «Буратино» и слегка постучал указательным пальцем себе под подбородок. — У нас без этого дела — большие дела не делаются. А просидеть здесь целую ночь — это большое дело. Но лишь бы оно не стало последним.
— Я тоже выпью. Устал я от этой жизни. Не знаю, что дальше делать. Одно только остаётся: напиться и забыться, — прошептал я и добавил погромче, — главное лишнего не перепить.
Все дружно засмеялись. Усатый разведчик, из-за своих густых тёмных усов казавшийся старше остальных, достал две бутылки водки. Не тостуя и не чокаясь, мы живо выжрали его сорокоградусные припасы. Все расслабившись и разговорились. И только я сидел молча. Ворошил охапку чьих-то рваных тряпок, сконфуженно молчал и слушал невесёлые рассуждения своих новых братьев по оружию.
— Чё молчишь? — подвыпивший усатый толкнул меня в плечо. — Как, говоришь, тебя зовут?
— Усман.
— Усман? Ты чё, Усман, мусульманин что-ли? — заулыбался усатый. — Я ведь тоже! Тоже мусульманин!
— Ну и хорошо, — спокойно отозвался я.
— Как это: «хорошо»? — усатый поднялся на ноги.
— Так, хорошо, не плохо же, — ответил я и тоже встал.
— Это не просто «хорошо», это здорово! Братан! Абы! Как дела? Ты откуда? — пьяный разведчик обнял меня и потрепал по плечам. — Брат, братишка, братуха! Мы же братья с тобой, братья! Братья!
— Братья! — подтвердил я. — Мусульмане!
— Слушай, брат, оставайся у нас! — вдруг осенило усатого. — Будешь разведчиком! Вместе будем чеченов мочить! За нас, за Родину, за разведку, за ВДВ!
— Точно, оставайтесь с нами, — подтвердил опьяневший майор. — На вот, Усман, возьми мой офицерский ремень. Я, боевой офицер ВДВ, прошедший три войны, дарю тебе свой ремень как родному младшему брату, носи на здоровье.
— Спасибо, — пробормотал я неуверенно. Но тут же браво добавил:
— Спасибо, товарищ майор! Служу Отечеству!
— На вот, я тебе тельник свой дарю! — усатый уже скинул бушлат и, стянув тельняшку, протянул её мне. — На, одевай.
Я скинул своё вонючее бельё и натянул подаренную тельняшку, почти свежую. Усатый обнял меня и погладил по голове:
— Всё, теперь мы точно кровные братья!
— Мы — элита, мы — разведка ВДВ! — вторил ему я.
— Служу России! — ударил кулаком по полу майор.
— Служу России! — растроганный до глубины души, я прослезился. Вслед за мной не стерпели и остальные. Вытирая сопли и слёзы, ещё минут десять мы обнимали и тискали друг друга. Потом мы уснули.

Возвращение.
Утром на выручку разведчикам пришли свежие силы, а с ними машина ЗИЛ-131, кунг которой был плотно забит грузом-200. Грузом из знакомого самарского полка.
Тела погибших разведчиков в переполненный ЗИЛ не влезли, и их загрузили в подъехавшие позже коробочки.
Пока мы собирались, пока разбирались что к чему, к нам подтянулись бойцы из соседних кварталов. Пошёл с ними знакомиться. О Боже мой! Люди, я не верю своим глазам! Спецназовцы из "В"! В полном составе, без потерь!
Сухо и без лишних эмоций, командир спецназовцев объяснил, как нам добраться до своих. Немного подумав, он и сам попросился с нами. Я, с плохо скрываемой радостью, согласился. Через полчаса, попрощавшись с разведчиками, мы, загрузив в десантное отделение наш доблестный спецназ, рванули «домой».
Приехали, нашли ротного, нашли замначштаба, доложили об успешно выполненном задании. Старлей посопел-посопел, но наш сбивчивый рассказ о приключениях «двух остолопов в Голливуде», слушать не стал. Прервал убийственной фразой:
— А я думал, вы погибли. Сгинули давно.
Никак не ожидав такого поворота событий, мы с Соседом оторопели, но мгновение спустя одновременно выдохнули:
— Что???
— А что? Неделя уже прошла, как вы сгинули. Либо погибли, либо без вести пропали, либо плен, либо СОЧ. Такое здесь каждый день, — старлей, достав последнюю сигарету, лихорадочно смял и выкинул пустую пачку на землю. Помолчал, покрутил головой, нервно закурил. — Вас уже вчера и с довольствия сняли, и документы соответствующие подготовили, и домой письма накатали… А вы как хотели? Неделя прошла, а о вас ни слуха, ни духа… Так вот, ребята. Сейчас разбираться с вашими проблемами времени нет. Тут у меня такой приказ поступил, хоть вешайся сразу…
Дальше я ничего не слышал, стоял, ловил широко открытым ртом воздух…
— Ну, покойничек, как дела? — на выходе из штаба спросил меня Сосед. — Или это штабные со всеми такие шутки шутят?
Я, так и не поняв, шутка это была или офицер разговаривал с нами серьёзно, лишь молча пожал плечами. А он, одним прыжком заскочив на башню родной бэшки, встал в полный рост и, влюблёнными глазами глядя в небо, громко, перебивая ветер, запел:
— А не спеши ты нас хоронить…
Старый Новый Год
"И кто совершит проступок или грех, а затем обвинит в них тех, кто не виновен,
тот взвалит на себя тяжесть клеветы и явного греха…"
Коран
Загадочно кружа в вихреватом танце прозрачной ночи, большими мокрыми хлопьями падает снег. Ветра нет, и морозец кажется даже приятным. Воздух наполнен ожиданием праздника, дышится легко и радостно, торжественно. Город сияет новогодними огнями: фонариками, лампочками, светомузыкой и гигантскими гранатовыми звёздами на высоченных кремлёвских башнях — символах столицы.
Изумительные по красоте, кудряво-ветвистые ёли с разноцветными блестящими шарами и гирляндами парадно возвышаются на площадях, в парках и во дворах, едва-едва не задевая макушками небо. Беспечные люди, которых так много на широких улицах и проспектах, обнявшись, и беззаботно подталкивая друг друга, танцуют и поют разные весёлые песни. Люди отдыхают. Всем хорошо, все счастливы, все твердо уверены в своём обеспеченном светлом будущем.
Радостный свет в ясных окнах, большие рисованные снежинки на разукрашенных стеклах, наполненные игристым шампанским прозрачные фужеры на заполненных яствами столах, бодрые, полные оптимизма громкие тосты в устах отдыхающих — вот он, Старый Новый Год в Москве! Ура! С Новым Годом, товарищи! С Новым Годом, дамы и господа!
Поднимаю грузные, непослушные веки и впиваюсь в циферблат обшарпанных, подобранных недавно на улице часов: дрыхнул минут шесть. Мало, зато сон видел. Сон о Москве. Москве, в которой никогда не был.
Мерзкий, липкий, косо моросящий снег, бесцветно-мутный, жидкий туман почти над самой землёй, невидимое, невыразительное небо, и грязный, промокший насквозь бушлат, противно липнущий к вспотевшему после длительного бега телу: вот он я, и мой Старый Новый Год в Грозном. С Новым Годом, Усман, с праздником!
Рядом, как обычно, в позе расплющенного эмбриона, прямо на сыром холодном бетоне, бессознательно подрагивая при каждом пульсирующем эхе выстрела, беспокойным сном мается Сосед. Он очень устал, и уснул сразу, как только подвернулась такая возможность. Хорошо, пусть поспит минут пятнадцать, потом разбужу, чтоб не заболел, или сам проснётся — от холода.
Восемь сонных, исхудавших, постоянно голодных, а оттого излишне нервных пацанов с калашами и «Мухами», ворочаясь и покашливая, сидят в шаге от меня, боясь высунуться из-за нашей защитной стены — оплавленного остова бэтра, от которого невыносимо прёт жжённым машинным маслом и резиной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16