Когда эскадрильи пошли на посадку, с земли определили — нет самолета Степанищева. Все сняли шапки. Кто-то сказал:
— Такого орла потеряли! Кто теперь будет водить полк на задания?.. Да и стрелок у него был — парень что надо…
Пока на командном пункте горевали и строили всякие догадки о судьбе Степанищева, мы зарулили на свои стоянки, покинули самолеты и, собравшись большой группой, направились докладывать о выполнении задания.
Идем дружно, весело. А собравшиеся на командном пункте смотрят на нас с недоумением: что за чудеса — самолет Степанищева не вернулся на аэродром, а летчик, как ни в чем не бывало, живой и невредимый, вместе с другими идет докладывать о результатах. Может, это не он? Или кто-то ошибся номером и спутал самолеты?
Но самолет капитана действительно не вернулся с боевого задания. Крылья друзей спасли отважного комэска, вырвали его из лап коварного врага. Летный коллектив полка горячо приветствовал своих героев.
Узнав, как все произошло, товарищи бросились обнимать Павлова и Степанищеаа, поздравлять их с успешным возвращением. За этот подвиг Родина присвоила Ларику Павлову звание Героя Советского Союза. Михаила Степанищева и двоих стрелков командование наградило боевыми орденами. День вручения наград для всех был большим праздником. Мы еще раз обняли боевых друзей.
Глава восьмая
Редкий случай
Уже осень. Погода часто портится и мешает нам летать. Колеса вязнут в грязи, взлет затруднен, посадка опасна. Но воевать надо. Пехота ждет нашей поддержки.
Сегодня неожиданно посветлело, и мы с раннего утра в воздухе. Близится двадцать шестая годовщина Октябрьской революции, и всем летчикам хочется преподнести любимому празднику побольше боевых подарков. Недавно мы группой два раза летали бомбить и штурмовать аэродром, уничтожили и повредили более тридцати вражеских самолетов. Есть на нашем счету танки, автомашины, артиллерийские батареи. А сегодня должны быть снова танки. Как-то сложится этот день?..
Мне вспоминается один из последних моих боевых вылетов, чуть не стоивший мне жизни.
Группа наших самолетов вылетела штурмовать вражескую колонну танков. Работали на минимальной высоте. Не успел я сбросить все бомбы, чувствую, самолет мой дрожит. Бросаю взгляд на правое крыло — в плоскости огромная дыра. Пытаюсь развернуться для нового захода — машина не слушается руля, тянет в сторону.
Пришлось уйти с поля боя и впервые в жизни сбросить бомбы вне цели. Очень обидно, но что поделаешь! Главное теперь — перетянуть через линию фронта и спасти машину. А она шла очень тяжело. Много сил приложил я, чтобы дотянуть до аэродрома. Посмотрели техники удивились, как мог лететь самолет с развороченным крылом? Пришлось заменить плоскость.
Сегодня в полет меня провожала Галя. Она и раньше часто выходила к старту и украдкой махала мне рукой. Нам казалось, что этого никто не замечал. Но мы, конечно, ошибались.
Близкая дружба наша началась летом, во время нашего отдыха. Галина часто оставалась в Должанской, а наш полк отвели на один из аэродромов подальше от фронта. Скучно мне было без нее. Медленно тянулись дни. Тогда по-настоящему и понял я, что дороже этой девушки для меня Никого нет. Как-то меня послали в Должанскую проверить, как идет ремонт самолетов. Я разыскал ее. По вечерам мы подолгу бродили в окрестностях станции, собирали цветы, шутили. А однажды, не знаю, откуда только смелость взялась, я признался, что люблю ее, и тут же спросил, когда будет наша свадьба.
Галя слушала меня молча. На щеках ее заблестели две полоски. Она почему-то плакала.
— Сейчас война, Муса, — сказала она. — Время ли свадьбы играть?
— На войне, Галя, не только воюют. На войне и любят, и ненавидят. Жизнь продолжается. И я никаким фашистам не позволю отнять мое счастье!
О дне свадьбы мы тогда не договорились. Нужно было получить разрешение начальства, а это не так просто. Недавно женился Ларик Павлов. Пойду по его следам. Думаю, не откажут. А на Октябрьские праздники и свадьбу сыграем! Так мысленно рассуждаю я, сидя в кабине самолета. Наша группа подходит к району цели. Пикирую. Нажимаю на кнопку бомбосбрасывателя. Обычно мы дублируем сброс бомб вручную с помощью аварийного сбрасывателя. Но на этот раз я только хотел это сделать, как послышался голос Кирьянова:
— Все уже отбомбились. Мы одни… Нас атакуют! Нас атакуют!
Я хорошо знаю, что это значит, особенно, если к хвосту самолета пристроился вражеский истребитель. Теперь не зевай. А если растеряешься, промедлишь — будешь сбит. И я уже не думаю об аварийном сбрасывании — не до него.
Маневрируя, бросая самолет из стороны в стороны, ухожу из-под прицельного огня. Отчетливо слышу стрекот пулемета Кирьянова. Значит, «мессершмитт» продолжает нападение. Упрямый попался фашист. Я снова бросаю самолет из стороны в сторону. А Саша строчит и строчит! Отбив атаки истребителя, беру курс на свой аэродром.
На душе радостно. Хочется перекинуться с кем-нибудь словом, разрядить возбуждение. И я кричу Кирьянову:
— Ну как, Саша, жив?
— Все в порядке, товарищ командир, — бодро докладывает стрелок.
— Нас взять не так просто!
— Маневр был что надо. Спасибо.
— И тебе спасибо. Патроны небось все расстрелял?
— Самая малость осталась.
Сели, зарулили на свою стоянку. Как ни в чем не бывало ведем разговор с Кирьяновым.
— А крыло, гад, он все-таки нам попортил. Смотри, сколько дыр пробил?
— Залатают, — успокаиваю Кирьянова.
— Все равно жалко — совсем новое…
Вдруг слышу возбужденный шепот техников. Спрашиваю:
— Что там у вас? Молчание.
— Вы что, оглохли?
— Товарищ командир, вы бомбы сбросили?
— Сбросил, а что?
— Посмотрите!
Чувствую, как по спине бегут мурашки, на лбу выступи холодный пот. Гляжу на Кирьянова — он бледен. Стоим ошарашенные, слова сказать не можем. Оказывается, электросбрасыватель не сработал и бомбы остались на месте. Выходит, мы целых полчаса сидели на «пороховой бочке».
Я на секунду представил, что могло случиться. Взрыв мог произойти также и при посадке. Известно, что сажать самолет с подвешенными бомбами запрещено.
Наконец ко мне возвращается способность говорить, и я спрашиваю:
— Висят, значит?
— Висят. Полюбуйтесь.
Впоследствии, когда я уже командовал эскадрильей, а затем стал штурманом полка, всегда рассказывал подчиненным об этом случае для «узелка» на память.
Молва о посадке с бомбами облетела весь полк. Узнала о том и Галя. Встретившись со мной вечером, печально покачала головой и укоризненно сказала:
— Как же так, Муса? Ведь мы могли сегодня уже не увидеться больше.
Мне стало стыдно. Как это я забыл продублировать сброс? Не должен я допускать такие оплошности: в полку каждая машина на счету. Да и жизнь свою подвергать такой опасности глупо.
Я мог оправдываться перед командиром эскадрильи, перед техниками, перед самим собой, наконец, но перед Галей я оправдываться не мог. Она каждый день живет в тревоге, и всякий раз, когда заставляю ее лишний раз волноваться, я чувствую перед ней большую вину. Вот как сейчас, например.
— Так уж получилось, — говорю я. — Но обещаю, что больше такого не будет.
Галя вскинула на меня темные, полные слез глаза и торопливо кивнула.
— Только ты, пожалуйста…
Я не дал ей закончить, взял под руку, и мы не спеша пошли вдоль деревни.
У ворот дома, где она временно проживала с подругами, мы остановились. Летом мы посидели бы на лавочке, а сейчас сырой осенний холод пробирает до костей.
— У тебя ноги в сапогах совсем застыли, кашлять будешь. Иди. Завтра встретимся, — говорю я.
А она как-то особенно задумчива. Ей хочется что-то сказать. Я замечаю это и прихожу к ней на помощь.
— Ты что-то скрываешь от меня, Галя?
— Нет, нет… Хотя… Я давно хотела тебе сказать? Она начинает внимательно рассматривать свои рукавички.
— Я давно хотела сказать, Муса.
— Ну, ну, говори.
— Только ты, пожалуйста, не сердись!
— О чем ты хочешь сказать?
— Я давно думаю, может быть, нам лучше расстаться?
— Ты этого желаешь?
— Не во мне дело.
— А в ком?
— В ком, в ком.., как маленький. Неужели ничего не видишь?
— А что я должен видеть?
— Летчики подсмеиваются. Некоторые приставать с вопросами стали.
— Кто?
— Ну, хотя бы инженер полка.
— Что ему надо?
Не пойму; в шутку или всерьез, но упрекает… Инженер полка Григорий Иванович Суглобов, Галин начальник, не раз говорил мне:
— Ох, Гареев, Гареев! Сбиваешь с пути истинного моих подчиненных. Смотри — женю!
— Я бы рад…
— Рад, рад… Знаю я вас, ухарей! Ходит, ходит, а потом, глядишь, и «подарочек». Куда она с ним пойдет, в войну-то?
— Да что вы, Григорий Иванович! Разве можно!
— То-то! Женился бы лучше. Вон Павлов — раз, два и свадьба!
Инженер Суглобов был добрым и порядочным человеком. Конечно, над Галей он подшучивает, как и надо мной.
Галя смотрит на меня вопросительно. И я решился на то, к чему готовился уже не один месяц.
— Завтра пойду к командиру полка.
— Зачем?
— За разрешением на свадьбу.
— Что ты, Муса! Не разрешит! — тихо сказала она.
— Разрешит. Павлов женился? А я что, хуже? Пойдем завтра вместе.
— Что ты, что ты! Иди один, я боюсь… Это уже было согласие. А разрешения командира полка я добьюсь.
На следующее утро мы пошли к полковому. Спрятавшись за самолетами, Галя осталась ждать моего возвращения, а я решительно направился к землянке командира полка. К моему счастью, он в этот момент зачем-то вышел на улицу. Я — к нему.
— Товарищ майор, разрешите обратиться?
— Слушаю тебя, Гареев.
— Хочу жениться. Дайте разрешение!..
— Жениться?
— Так точно!
— Недавно Павлов женился, теперь тебя потянуло. А воевать кто будет?
— Мы, товарищ майор!
— Какой ты летчик, если обзаведешься женой? Полетишь, а думать о чем или о ком будешь?
— Как лучше выполнить приказ, товарищ майор! Полковой задумался, вздохнул и недовольно сказал:
— Война, а тут хоть ясли открывай. На ком хоть жениться собираешься?
— На укладчице парашютов Галине Мигуновой.
— На той сибирячке?
— Так точно!
— Хорошая девушка, плохого не скажешь, — сказав так, командир полка запрокинул голову вверх и стал рассматривать забившие небо низкие осенние тучи.
— Опять погода мокрая, а воевать надо. Только что из дивизии звонили: нужны штурмовики.
Он долго еще глядел в небо, ругал погоду, ворчал на кого-то, а я стоял и ждал.
Выговорившись, он окинул меня сердитым взглядом:
— Ты все стоишь, Гареев? Чего еще надо?
— Так, товарищ майор. Я за разрешением.
— А я что, запретил? Женись, раз не терпится. Но чтобы летал мне лучше всех в полку!
— Постараюсь, товарищ майор. Спасибо! — радостно выпалил я.
— Передай привет невесте. Жалко мне ее, намается она с тобой.
— Ничего, привыкнет! — крикнул я. В этот момент я простил полковнику и его крикливость, и грубоватость. Я был очень благодарен ему и не скрывал своего ликования. Галя ждала. Увидев меня, она словно засветилась.
— Разрешил?
— Еще бы не разрешил!.. Разрешил, Галинка! Готовься к свадьбе!
Подхватив девушку на руки, я закружил ее на виду у всего аэродрома.
Несмотря на плохую погоду, группа наших штурмовиков, тяжело гудя и разбрызгивая колесами жидкую черную грязь, вырулила на старт.
В этой группе ведущим пары лечу и я бомбить вражеский аэродром.
Самолет за самолетом медленно разбегаются по разбухшему от осенних дождей полю аэродрома и с трудом отрываются от земли. В воздухе, собравшись в группу, мы берем курс на запад и вскоре подходим к линии фронта.
Густая низкая облачность буквально прижимает нас к земле. Линию фронта проскакиваем на бреющем полете без особых трудностей.
Теперь — на аэродром!
Противник, видимо, не ожидал, что в такую погоду авиация поднимется в воздух, и всполошился лишь тогда, когда наши бомбы стали рваться на стоянках самолетов. Заработали зенитки, но огонь их не достигал цели. Вдобавок наш комэск для борьбы с ними выделил два самолета. Продолжаем наносить удары по аэродрому.
На поле стоит несколько «юнкерсов» и «мессершмиттов». Один «юнкере» горит, вспыхивает и «мессершмитт». А куда это под бомбами спешит юркий заправщик?
На крайней стоянке я различаю длинное тело истребителя. Теперь все ясно-хочет взлететь! Ну, нет. Этого мы не допустим!
Пикирую на заправщик. Несколько выстрелов из пушки — и он вспыхивает так ярко, что я невольно закрываю глаза.
Налетаю на пытающегося подняться в воздух «мессершмитта». Вижу, как снаряд точно попадает в цель.
Задание выполнено, можно возвращаться домой…
На стоянке меня уже поджидает Галя. Спрыгнув на землю, беру ее под руку, и мы отправляемся искать инженера полка Суглобова, чтобы доложить о нашей женитьбе и пригласить на свадьбу. Какое веселье без Григория Ивановича! Его уважают в полку и считаются с его мнением»
Суглобов встретил нас приветливо:
— Все боитесь разлучиться? Все вместе?
— Мы поженились, Григорий Иванович. Доложить вам пришли.
— Ну! Решились наконец. А у полкового были? Разрешил?
— Разрешил. Против свадьбы не возражает.
— Это хорошо…
Суглобов согласился взять на себя роль посаженного отца, хозяйка, у которой он жил, — роль посаженной матери. «Даже на фронте все должно быть как следует, — говорил Григорий Иванович. — Свадьба — самый большой праздник в жизни человека». И мы были согласны с ним.
Свадьба прошла весело, шумно, с тысячами всяческих пожеланий.
А на следующий день рано утром полк подняли по тревоге.
Через несколько минут, попрощавшись с Галей, я шел к своему самолету.
Кирьянов встретил меня веселой улыбкой;
— Вот как начался ваш медовый месяц, товарищ командир!
— Да, Сашок, начался. Постараемся, чтобы фашистам он запомнился так же, как и мне.
Глава девятая
Крылом к крылу с друзьями
Летне-осенняя кампания 1943 года была завершена советскими войсками блестяще.
За это время Красная Армия окончательно захватила стратегическую инициативу в свои руки и нанесла по врагу тяжелые удары, после которых он уже не мог оправиться. Сталинград и Курск стали символом грядущего поражения фашистской Германии. Успехи советских войск во втором периоде войны создали все предпосылки для окончательного освобождения нашей территории и полного разгрома фашизма.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29