Смирнов считал, что по сравнению с этой одетой в смокинги бандой самые отпетые разбойники являются образцами порядочности.
В последнее время своим обостренным чутьем Смирнов ощущал, что надвигаются какие-то перемены. Затевается какая-то очередная мерзость. Притом мерзость масштабная.
Он поерзал на кожаном сиденье, вытащил из «дипломата» последние российские газеты и углубился в чтение. По Руси катилась новая волна насилия. И она тоже укладывалась в схему, которую выстроил Смирнов. И все же ему не хотелось верить в это. Но пока все указывало именно на такой вариант развития событий. Он перешел к американским газетам. Они были пронизаны иной тональностью. Каждая статья, посвященная России, вопила: зверь ранен, но он еще может оскалиться и впиться в Америку клыками ядерных ракет.
— Раненый медведь, — произнес он.
— Что, Константин Витальевич? — спросил шофер.
— Не обращай внимания, Слава, я о своем, — отмахнулся Смирнов.
Он вздохнул. Свернул толстую газету в трубочку и бросил рядом с собой на сиденье.
Краем глаза он уловил надвигающегося справа огромного грузовика, который будто потерял управление и неожиданно вильнул в бок. Он приближался, как айсберг к «Титанику».
— Ах ты, е… — в сердцах крикнул шофер, выворачивая руль и нажимая на тормоз, пытаясь избежать столкновения.
Это были его последние слова.
Многотонный грузовик, как консервную банку, смял мощную машину представителя России в Совете Безопасности ООН. Смирнов и его шофер погибли.
Полиция предприняла срочные меры по поимке скрывшегося с места происшествия шофера. Но они никаких результатов не дали.
На другом конце земного шара, на окраине Москвы, в просторном, плохо обставленном кабинете в самом чреве «Аквариума», майор Голубев обвел красной ручкой очередной пункт «Модели номер четыре». Там было черным по белому написано: «Представитель России в СБ ООН освобождает свою должность. Возможные способы: переход на другую работу, повышение. Но наиболее вероятны — тяжелая болезнь или смерть от несчастного случая, внезапно возникшего заболевания».
— Как по-писаному действуют, — сказал Алексеев.
— Да, теперь место свободно, — произнес Голубев, отодвигая листок от себя. — Назначат или Мамлеева, или Левинсона.
— Один другого краше… Поглядим.
На следующий день представителем России в Совете Безопасности был назначен Владимир Иосифович Левинсон.
Жаров чувствовал себя не в своей тарелке. В Москве его группу разбили на три части, расселили по квартирам. Старшим групп вручили по радиотелефону, а каждому офицеру — по рации, умещающейся в нагрудном кармане. Так же на каждые два человека выделили по автомашине. Предоставленный арсенал порадовал. Здесь было все, начиная от «винтореза» и кончая пистолетами-пулеметами «клин» и «кедр» с глушителями и лазерными прицелами.
Разработана система контактов, паролей. Просчитаны и скоординированы методы обнаружения наружного наблюдения противника — на всякий случай. Каждый боец получил координаты «скорой помощи» — людей, которые в крайней ситуации придут на помощь. Все как положено в лучших шпионских традициях. Теоретически Жаров всем этим владел. Кое-какими методами приходилось пользоваться и раньше. Он отлично себя чувствовал в чистом поле, в лесу, в разрушенных городах, где свистели пули и рвались артиллерийские снаряды. Он накрывал вражеские колонны и базы, ходил на караваны в Афгане, освобождал пленных. Но работать в Москве, ходить по столичным улицам, как по вражеской территории, ожидая выстрела в спину — к такому он не привык. Но спецназовец привыкнет и к этому. Такая служба, иначе какой ты спец?
На окраине города на конспиративной квартире Алексеев собрал всю группу. Проверил готовность каждого. А потом ввел в курс дела — рассказал, чем придется заниматься.
— Вот материалы на ознакомление, — сказал он, кладя на стол пачку. — Прошу очень внимательно ознакомиться. Если будут вопросы, неясности — спрашивайте. Будут соображения — я выслушаю. Не должно быть никаких недоговоренностей.
Бойцы внимательно изучили документы.
— Есть вопрос, — подал голос капитан Сорокин. — И еще какой.
— Что за вопрос? — спросил Алексеев.
— Вот, — Сорокин припечатал ладонью одну из фотографий, извлеченных из папки.
Жара начала спадать. Но адское пламя все так же лизало страну. Оно легким летним ветром разносило частички радиоактивных изотопов из оставленного контейнера в жилом районе Нижнего Новгорода. Оно хлестнуло осколками и искореженным металлом пассажиров двенадцатого автобуса в Санкт-Петербурге. Оно слепило глаза бутонами взрывов, когда из гранатометов боевики лупили по блокпосту внутренних войск на границе Чечни и Дагестана. Это же адское пламя превращалось в яд, мягко льющийся из динамиков телевизоров и радио в мозги сограждан, неторопливо, вкрадчиво пожирая человеческие души.
Снова привычно задержали зарплату. Шахтеры уныло и безнадежно требовали отдать деньги, обещая перекрыть поставки угля. Ядерщики с атомных станций грозили бросить пульты управления — будь что будет. Сидящие на нищенском пайке ученые тоже что-то требовали, но у них выбор средств был куда меньше — они сами находились на грани вымирания и предсказывали смерть российской науки, но эти угрозы, уж конечно, никого не могли испугать. Учителя предупреждали, что без денег на образование вырастет поколение неучей, что страна скатится в третий мир, но и это не страшило тех, от кого все зависит. Главное, раздувались банковские сейфы, навалившаяся на Россию коммерческо-комсомольско-партийно-уголовная воровская братва жрала и пила всласть, их змееныши продолжали разъезжать по Оксфордам и Гарвардам — а оттуда Россия видится забавной, никчемной и уж никак не своей.
Все обстояло очень плохо. Страна еще функционировала, люди копошились, пытались урвать свой кусок, кто-то пристраивался на инофирмы, кто-то чем-то торговал, кто-то что-то воровал. Кто-то маялся, не в силах найти себя, мечтая о лучших временах и с тоской вспоминая о прошлом. В стране была еще сила. В стране еще теплилась жизнь. Еще оставалось что-то — нерушимая частичка святой русской души. Казалось, брось клич, и она, стряхнув с себя могильную землю, которой ее забрасывали в последнее время «доброжелатели» всех мастей, соскребет грязь, распрямит плечи. И люди скинут охватившее их оцепенение, оглядятся, вынырнут из телевизионно-сериального болота, прослезятся, а потом начнут восстанавливать то, что было порушено.
"Продолжаются переговоры первого вице-премьера правительства России Александра Чумаченко с представителями международного валютного фонда», — бубнила дикторша с экрана телевизора.
"С двухдневным визитом Президент России прибыл в Японию. Любители поспекулировать на здоровье Президента оказались не у дел. По оценкам японских политиков и прессы российский лидер находится в прекрасной физической форме. Переговоры прошли успешно и были достигнуты многие позитивные сдвиги».
Верно. Все верно, вице-премьер клянчит валюту, надеясь хоть немного свести в бюджете концы с концами и совершенно не задумываясь, чем придется расплачиваться. Президент лобызается с японцами, которые в привычной самурайской манере не собираются уступать даже малость в вопросе о Курилах. Переговоры так и закончатся ничем. Новейший самолет «Ил-96300», оборудованный на предприятии в Бадене в Швейцарии, отделанный в стиле восточных шейхов, в котором имеется все, включая совершеннейшую реанимационную камеру, взлетит над Японией, а потом приземлится в правительственном аэропорту Внуково-2. Президент сойдет с трапа, глядя на страну, где все его усилия обращаются в прах, где не за что уцепиться, где ничего не получается. А часы будут продолжать неумолимо отсчитывать время, оставшееся до начала основной акции операции «Местный контроль».
На телеэкране возникли взмывающие со взлетной полосы американского авианосца машины. Замелькали толстые жвачные морды американских вояк. Янки объясняли, сколько тысяч долларов они получают и какие социальные гарантии им предоставляет государство.
— Хороши, — вздохнул Голубев. — Плюнуть, что ли, в телевизор?
— Без толку, — возразил Алексеев. — Самому вытирать придется.
— Смотри, информационная акция достигла пика. Обработка мозгов вступает в заключительную стадию. Людей приводят во взвинченное состояние. Они пропитываются теми идеями, которые пытаются в них вбить. Но долго такое состояние продолжаться не может. Янки — не дураки и знают эти тонкости отлично.
— Значит, скоро заключительный этап операции?
— Точно. Четвертая модель находит еще одно подтверждение.
"Кто такие «социал-дворники»? — очаровательно улыбаясь, произнесла шлюшного вида дикторша. — Новое явление или порождение отживающей системы? Фанатики? Провокаторы? Об этом наш сегодняшний специальный репортаж…»
Юсуп лопал за обе щеки. Он любил хорошо поесть. Он считал, что настоящий мужчина должен быть сыт и с женщиной. Настоящий мужчина должен быть хозяином жизни.
В уютном, небольшом и дорогом кабаке находилось немного народу. И кормили вполне прилично. В углу сидели две скучающие девушки. Кто сказал, что Юсупу двоих много? Интересно, сколько запросят? А, сколько бы ни запросили. Он хочет двоих. У него праздник. Он приехал ставить Россию на колени и неизвестно, останется ли жив. Но сейчас хочет этих двоих, и они будут его!
Блондинка пронзила Юсупа острым, как стрела, взором и поразила его в самое сердце. Он понял, что если не затащит сегодня эту женщину в постель, то умрет.
Он поправил галстук, отхлебнул коньяку и подошел к их столику.
— Здравствуйте, девушки, — просто бухнул он. — Присяду?
— Садись, мальчик, — процедила блондинка.
— Мне так хочется, чтобы вы показали мне Москву. Я здесь проездом, — завел он разговор.
— Короче, мальчик, ближе к телу. Двести пятьдесят — за ночь. И выпивка за тобой.
— Четыреста, — сглотнув, произнес Юсуп. У блондинки глаза поползли на лоб.
— А где смеяться? — спросила ее подружка.
— Четыреста — за обоих.
— Четыреста пятьдесят.
— Тридцать.
Торговался он по привычке.
— Ладно.
— Не разочарую. Может, так понравится, что сами мне доплатите, — засмеялся Юсуп.
— Ха, Натаха, смотри, еще один конь. И не таких видали, — блондинка провела рукой по щеке Юсупа.
Юсуп, распрямив плечи, гордо направился к собственному столу. И едва не впечатался лицом в покрытый ковром пол, но удержался на ногах. Угрожающе обернулся. За столиком сидел в дугу пьяный здоровяк, безуспешно пытавшийся подцепить вилкой огурчик. Перед ним стоял опорожненный графин с водкой. Впрочем, ловкости у него еще хватало на то, чтобы сделать Юсупу подножку.
— Э, ты чего, друг?
— Горный баран тебе друг, — незатейливо ответил пьяный.
— Что ты сказал?
— Что… — пьяный запнулся и все-таки поймал огурчик. — Что слышал, черножопый.
Юсуп примерился, чтобы звездануть негодяю в ухо, благо бить он умел — недаром был мастером спорта по вольной борьбе. Он знал, что может раздавить негодяя, как надоедливую муху… Но вовремя взял себя в руки. Сейчас он не может завязывать площадные драки.
— Извинись.
— Ща… Че те в России надо, чернож… — пьяный икнул. — Черножопый.
— Вас в белые жопы иметь, — наклонившись над ним, прошептал Юсуп. Пьяный хотел схватить его за ворот, но Юсуп уклонился, ударил его по руке и спокойно прошествовал к своему столику. Пьяный пожал плечами, дохрумкал свой огурец.
Оставлять это так Юсуп не собирался. Мужчины не терпят обид. Мужчины убивают обидчиков.
Вскоре пьяный проорал:
— Официант.
Он сунул официанту кипу мятых купюр. Видимо, чаевые были неплохие, поскольку официант чрезвычайно бережно проводил клиента.
Юсуп, видя, что обидчик собирается уходить, кинул на стол деньги, подошел к девахам.
— Подождите, сейчас приду.
На улице было темно. Пьяный вышел из ресторана и, проходя через тесный дворик, отправился к автомобильной стоянке. Юсуп, подумав, решил, что убивать русского сегодня не будет — незачем лишний раз светиться. Но на лекарства всю оставшуюся жизнь работать его заставит.
— Подожди, друг, — закричал Юсуп. Пьяный обернулся и проворчал:
— А, черножопый, напроситься решил?
На Юсупа нашло привычное яростное веселье. Он наслаждался предчувствием того, как будут хрустеть кости под его ударами, а сопли будут смешиваться с кровью.
— Заплатишь, — Юсуп направился к нему.
Пьяный затравленно огляделся, и вдруг его лицо просветлело.
— Э, Леха, тут один черножопый напрашивается! Около автомобильной стоянки маячили две фигуры. Они сорвались с места и угрожающе остановились около Юсупа.
— Отоварим, — кивнул Леха.
Юсуп оценивающе рассматривал их. Жарко — пиджак не напялишь, и огнестрельного оружия не спрячешь. Нет пистолетов у них. А что есть? Ножи перочинные? Не проблема. А по комплекции противники уважения не вызывали — щупловатые. Самый здоровый из них — тот самый пьяный буян, но он в таком состоянии не боец. Юсуп хищно осклабился. Он знал, что проблем не будет. Просто придется вместо одного шайтана сделать троих.
Юсуп пошел на сближение. Пьяный, поняв, что ему врежут первому, в страхе отпрянул назад. Юсуп ударил кулаком от души. Он прекрасно знал, что от его кулака передние зубы вылетают и крошатся, кровь захлестывает рот и этот мерзавец ахнется на землю и долго не поднимется. Настолько долго, что Юсупу хватит времени отоварить его приятелей, а потом вернуться к главному обидчику и поработать с ним как надо.
Но Юсуп промахнулся. Ударил небрежно, недостаточно точно. Пьяный плаксиво всхлипнул, а с боку возник другой нападавший. Ударом по ногам Юсупа завалили на землю, начали охаживать по ребрам и куда придется. Били крепко.
— Получи, сука черная… Будешь знать, как к нашим марухам клеиться! На!!!
Вдалеке взвыла милицейская сирена.
— Хватит ему! — заорал Леха. — Рвем когти!
В московском дворе лежал Юсуп — «серый волк», прошедший через горнило войны, участвовавший в самых отчаянных терактах последних лет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19