Из мелкашки с чердака он всадил пулю выходящему из дома типу, сопровождаемому шкафообразными телохранителями. Всадил прямо в лоб Потом — еще одну. Две пули за секунду — точно в цель. Рука не дрогнула. И сомнений никаких. Только страх, что уберут после выполнения задания, как часто бывает с киллерами. Но с сотрудниками Службы безопасности так не поступают. Притом с сотрудниками нужными.
После этого Шершенев понял, что принадлежит своему начальнику с потрохами. Но пока его это устраивало. За те два выстрела, посланные в цель за секунду, он получил неплохие деньги. На следующий день газеты завопили о том, что убит один из крупнейших воровских авторитетов России, который в последнее время активно подминал под себя банковский бизнес. Шершенев осознал, что сам теперь в воровской бригаде, только рангом куда повыше, чем та, которой руководил подстреленный им авторитет. Последний распахнул рот шире, чем позволяли возможности, и его раздавили походя, как муху.
Потом была еще одна похожая акция. Были большие деньги. Шершенев не раз просыпался в холодном поту. Он понимал, что может доиграться. «Он слишком много знал» — эта фраза вошла в ряд смешных поговорок и в шпионские анекдоты, но Шершенев знал, что в ней гораздо больше смертельного холода, чем веселья.
Шершенев был далеко не дурак. Он вращался на заоблачных высотах политической жизни. И, хотя являлся всего лишь телохранителем, научился ориентироваться в этом запутанном и совершенно ирреальном мире, ощущать направления течений в нем. Он понимал, что все идет к большим изменениям. В том фантастическом абсурде, в котором застыла Россия, она не могла быть долго. Страна будто зависла в воздухе. Куда она упадет, и, главное, кто останется наверху в этом хаосе, кто будет при делах и при власти? Тут важно не ошибиться и вовремя выбрать хозяина. Шершенев хозяина выбрал. И смел надеяться, что выбор этот правильный.
Когда Сапрыкин обратился к нему с последним предложением, Шершенев понял, что переломный момент настал. Вроде бы начальник отдела и не предлагал ничего особенного. Но что-то было за его словами. Шершенев всю ночь курил одну сигарету за другой, не забывая прикладываться к джину. И, кажется, понял суть комбинации. И ощутил себя как новобранец-десантник, стоящий около люка: прыгать страшно, прыгать невозможно, прыгать смертельно опасно, но… прыгать надо — никуда тебе от этого не деться. Тот воз, в который он, от ума или по дури, впрягся, нужно тянуть. Обратной дороги ни у него, ни у Сапрыкина теперь нет. Для них отход не предусмотрен.
— Сделаю, — сказал на следующий день Шершенев. — Эх, прекрасный сегодня день. Погода изумительная. Люблю я эту штуку — жизнь.
— Да? — иронично приподнял бровь Сапрыкин.
— И хочу жить долго. И сытно.
— А что мешает? Проблемы со здоровьем?
— Нет, но всяко бывает. Несчастные случаи — кирпич на голову упадет… Вот только я в каске хожу.
— И правильно, — кивнул Сапрыкин. — Только когда вокруг друзья, бояться нечего…
Завтра он исполнит то, что от него требуют. А послезавтра все произойдет. Дело-то плевое. Раньше, при старом начальнике СБП, могли возникнуть проблемы — тогда все секли четко. А сегодня всеобщая разболтанность докатилась и до этого ведомства. Объективности ради Шершенев признавал, что Президент погорячился, выгнав Коржова. Бывший шеф был человеком преданным и спецом высочайшего класса. А теперь вокруг «большого папы» такие типы, которые, не задумываясь ни на миг, вгонят нож в спину. Крупно Президент ошибся. Очень крупно. И вскоре убедится в этом.
Но Шершенева по большому счету проблемы верности и неверности президентского окружения и членов президентской семьи не особенно волновали. Его волновало одно — как бы выжить и остаться на коне. Пока у него позиция была более-менее устойчивая. Но все может измениться очень быстро.
Он посмотрел на часы. Восьмой час. Устал сегодня. Весь день бил баклуши и гонял на компьютере «дум-три» — а это занятие непростое, требует полной самоотдачи. Он встал, потянулся, подошел к окну, из которого открывался вид на задворки Кремля. Раньше кабинет у них был получше, но глава администрации Президента потеснил их в четырнадцатом корпусе (основном корпусе резиденции Президента в Кремле) и отдел, в котором служил Шершенев, выпер на задворки. При Коржове глава администрации и не заикнулся бы о таком. Коржов сам решал, каким службам и где сидеть. Его заботило одно — безопасность главного лица.
Все, пора. Шершенев взял «дипломат» — тот был пуст, только погремушкой болталась в нем видеокассета с крутейшей новой порнухой. Будет чем скрасить одинокий вечер. Сегодня он никого не хотел видеть. Немножко джина с тоником, икорка на тонкий кусок хлеба — много на ужин он не ел, худел. Надо выспаться. Завтра суетной день. Подготовка фуршета в честь дня рождения «большого папы». Знатная будет попойка. Шестеренки уже сейчас крутятся вовсю. Завозится провизия и выпивка, проверяется на качество — тут экологический, и микробиологический, и химический контроль. Не дай Боже у кого забурчит в животе от некачественной пищи. В очередной раз проверяется система безопасности. И в этой суете Шершеневу придется принимать самое активное участие.
Он поправил перед зеркалом галстук. Импозантный, крупный, спортивный мужчина. Любимец женщин и девочек. Хорош. Шершенев был вполне доволен собой. Он любил себя. Он лелеял себя, поскольку считал, что Виктор Степанович Шершенев если и не самая достойная личность во Вселенной, то уж во всяком случае самая дорогая для него лично.
— Гуд бай, — он махнул рукой своему отражению в зеркале и вышел из кабинета.
Свой «Фиат» Шершенев вел свободно и красиво. Он прекрасно водил машину. Физическая подготовка, меткий глаз, отличная реакция — сотрудник правительственной охраны должен быть именно таким. «Я — идеальный охранник, — усмехнулся про себя Шершенев. — Еще буду начальником охраны, если все нормально сложится».
По дороге он зарулил на бензозаправку, залил полный бак. А недалеко от заправки, в переулке, налетел на какого-то ненормального.
Обидно, что впечатался в него старый, дребезжащий «Запорожец». Его хозяин или был под градусом, или недоучил правила дорожного движения. О том, что такое помеха справа он и не слышал. В последний момент Шершенев на перекрестке подал свой автомобиль в сторону, но столкновения избежать не сумел. Своим ржавым капотом «Запорожец» присосался к лакированному крылу «Фиата».
Сначала в сознании Шершенева защелкали цифры — он прикидывал, во сколько обойдется ремонт. Деньги Шершенев любил, единственно, что в них не нравилось, — это то, что при трате количество уменьшается. Водитель «Запорожца» наказал его минимум на тысячу зеленых. И он явно не походил на человека, способного отдать такую сумму.
Потом нахлынула ярость.
— Ну, — прорычал он и выскочил из салона.
— Куда ты лезешь, етить через коромысло?! — завизжал небритый водитель — парень лет двадцати пяти, от него исходил стойкий запах сивухи.
— Ах ты! — Шершенев сграбастал его за шиворот и встряхнул.
— Ну ты, грабли-то не распускай, — распетушился водитель, безуспешно пытаясь стряхнуть с себя железные руки. — Ездить сначала научись. А потом грабли тяни!
— Я тебя сейчас здесь и урою, синяк! — прикрикнул Шершенев. — За ремонт заплатишь!
— Я?! Да ты чего?
Шершенев примерился съездить ему в ухо. И тут увидел, что сзади тормозит автомашина ГАИ. Два сотрудника вышли из нее и опасливо поглядели на массивную фигуру Шершенева.
— Прекратите, — сказал лейтенант.
Шершенев нехотя отпустил хозяина «Запорожца».
— Что здесь произошло? — осведомился лейтенант.
— Этот урод не уступил мне дорогу. И впилился в меня.
— Чего это всяким хлыщам уступать должен? — хозяин «Запорожца» пьяно качнулся.
Шершенев не выдержал. Развернулся и отвесил оплеуху. Удар получился скользящий. Хозяин «Запорожца» в последний момент отпрянул, так что практически не пострадал.
— А за это ответишь! — взвизгнул он. — Вы это в протокол внесите! Я тебя, рожа новорусская, по судам затаскаю.
Сержант двинулся к ним, готовясь растаскивать в разные стороны, но Шершенев махнул рукой:
— Служба безопасности Президента. Майор Шершенев, — он продемонстрировал удостоверение. Сержант козырнул.
— Не беспокойтесь. И так видно, кто нарушил. Сейчас только бумаги оформим. Пожалуйста, техпаспорт и права… И твои тоже, пьянчужка, — повернулся он к хозяину «Запорожца».
— А, ну да, простой человек для вас — ничто… И вас по судам затаскаю, — водитель «Запорожца» начал шарить по карманам и извлек засаленное портмоне с документами.
Шершенев тоже протянул документы. Лейтенант сел в милицейскую машину и стал заполнять бумаги.
— Можно вас на минуту, — попросил он.
Шершенев склонился над лейтенантом. Сержант за его спиной вдруг неожиданно приблизился и нанес сильный удар пальцами в точку на шее. Все произошло так быстро, что Шершенев не успел среагировать. На миг все поблекло, и он повалился на сиденье. Почувствовал укол шприца в предплечье и отключился.
На экране у говорящего человека вместо лица были кубики и голос искажен так, чтобы затруднить идентификацию.
— Да, я знаю, среди наших офицеров немало тех, кто сочувствует «социал-дворникам».
— Почему? — спросил тележурналист.
— Мечта о сильной руке. Воспоминания о том, что когда-то армия была в привилегированном положении. Желание поспасать отечество.
— Что значит «желание поспасать»?
— Насколько я знаю, частично организация «социал-дворников» состоит из бывших и действующих офицеров армии, МВД и госбезопасности. Их цель — реванш.
— Откуда у вас такие сведения?
— Таковы настроения моих сослуживцев и вообще офицеров МВД. Есть у меня источники, но мне не хотелось бы их называть. Со мной, кстати, проводили вербовочные беседы на предмет вступления в организацию… А вообще, как вы думаете, получается, что такая организация до сих пор вне контроля, хотя, по идее, действия такого масштаба не могли бы пройти мимо компетентных органов?
— И как?
— Насколько я знаю, «социал-дворники» пользуются негласным покровительством некоторых генералов-силовиков.
— Что-то верится с трудом.
— И напрасно. Вы не задумывались, насколько выгодна эта ситуация силовикам? Грядет очередное сокращение государственных расходов. И поэтому выгодно поддерживать всеобщую истерию, причитать: если не вливать в нас деньги, то будете иметь чеченцев-бандитов и «социал-дворников». Деньги, средства, штаты. И политическое влияние. В условиях хаоса, когда можно надеяться только на силовые структуры, в самом выгодном положении находятся именно они.
— Вы не боитесь, что вас могут вычислить?
— Не могу больше прятаться, как страус, в песок. Бывают случаи, когда человек должен переступить через свой страх. А то все это может плохо кончиться. Завтра они рванут какую-нибудь ядерную станцию или химзавод. Вы же знаете, как у нас охраняют особо важные объекты. И что тогда?
Лицо из квадратиков исчезло. На экране появился ведущий программы.
— Мы не утверждаем, что мнение нашего гостя, имени которого мы, по понятным причинам, не называем — истина в последней инстанции. Мы не говорим о том, что его утверждения во всем справедливы. Но… Россия входит в двадцать первый век с самым большим ядерным потенциалом. Реалии конца двадцатого века — мир не противостояния, а сотрудничества. Однако не секрет, что многие наши сограждане еще делят мир на «наш» и «их». Эти люди живут идеологией холодной войны, видят в остальном человечестве врагов, скрывающих коварные помыслы за очаровательной улыбкой. Не секрет, что немало «ископаемых», живущих подобными идеями, есть в силовых структурах. Учитывая историю наших силовых ведомств и их традиции, не такой уж и невероятной кажется версия нашего гостя…
По другой программе показывали начавшиеся в Европе крупномасштабные учения НАТО. В них участвовали и Вооруженные силы недавно принятых в блок стран.
Мелькали картинки — «стелсы», авианосцы, отъевшиеся «псы войны».
— Сегодня у НАТО нет главного противника — СССР. Но лидеры стран — членов НАТО, считают, что и в новых условиях блок должен продолжать существование из-за появления в мире новых очагов угрозы. Сегодня войска НАТО — мощные, оснащенные суперсовременной техникой, с профессиональным личным составом, способны выполнять любые задачи в любом уголке Земли, — радостно, на грани ликования, сообщил корреспондент.
Следующий сюжет был посвящен ставшему привычным на Руси торгу. Чеченские боевики захватили еще троих российских военнослужащих и торговались об условиях их освобождения.
Голубев сделал отметку в своем плане. Модель номер четыре продолжала реализовываться четко и без проволочек.
— Смотри, как научились работать, — Голубев продемонстрировал анализ последних телепередач и нескольких текстов в газете. — Они используют нейролингвистическое программирование.
— То есть забивают гвозди прямо в подсознание путем постановки фраз и звуков, — произнес Алексеев.
— Верно. Формируют у людей определенные реакции на определенные раздражители. Как у собаки Павлова. Когда придет час «Ч», час «Местного контроля», люди его воспримут или как неизбежное зло, или просто откровенно вяло, или, наоборот, как самый счастливый день в своей жизни.
— Надолго этого программирования хватает?
— Ненадолго. Но на основной этап их операции хватит.
— А ведь зло возвращается, — сказал Алексеев. — Они и не подозревают, насколько быстро оно может вернуться.
— Ты мистик? Или оптимист? — Голубев хмыкнул.
— Я мистик, — кивнул Алексеев. Зазвонил телефон.
— Груз на месте, — сообщил Жаров. — Все прошло без проблем.
— Сейчас буду, — закончил Алексеев и положил трубку на аппарат.
Голова у Шершенева гудела. Он разлепил глаза. И вскоре способность воспринимать окружающее вернулась к нему. Он сидел на протертом клеенчатом диване в подвале — почти пустом, если не считать нескольких стульев. В углу находился компьютер и какая-то сложная аппаратура.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19