Из бездонной вечности, зовущейся сном, Мака вырвал луч солнца, ласково коснувшийся его лица.Он лежал на сене. Абсолютно обнаженный. Солнечные лучи проникали через слуховое окошко прямо над его головой. Все тело горело, в голове был туман, но боли он не ощущал.Высокий мужчина в джинсах и полосатой рубашке сидел рядом на скамье и внимательно вглядывался в лицо. Второй человек стоял с другой стороны, но Болан был слишком слаб, чтобы повернуть голову и рассмотреть его.Вдруг Мак услышал радостный возглас:— Бруно! Он проснулся!Голос принадлежал женщине. А этого типа в полосатой рубашке, должно быть, звали Бруно. Ну и что с того?У Бруно было приятное лицо, высокий лоб с небольшими залысинами, а в глазах его читалась тревога.Болан хотел спросить «какой Бруно?», но язык отказывался ему повиноваться, он чувствовал, что не может пошевелить ни рукой, ни ногой, словно его парализовало. Впрочем, это была не женщина, а скорее, девушка. Совсем юная девушка, одетая, как и Бруно, в джинсы и полосатую рубаху.Дочь Бруно?В ее огромных темных глазах светились озабоченность и беспокойство, черные как смоль волосы струились по ее плечам темным переливающимся и искрящимся каскадом.Совсем еще ребенок. Болану стало стыдно, что он лежит перед ней обнаженный. Сделав нечеловеческое усилие, он протянул руку к бедрам и нащупал полотенце, которое лежало поперек его живота.Уф! Слава Богу, все в порядке. Почему же тогда она так встревожена?Девушка снова заговорила. Ее голос звучал, как настоящая симфония:— Как вы себя чувствуете?Во второй раз Мак попытался что-то сказать, затем прекратил эти попытки и улыбнулся девушке, одновременно спрашивая себя, не была ли его улыбка похожа на клоунскую гримасу.— Бруно нашел вас в ручье. Мы перебинтовали ваши раны и дали успокоительное. Вы можете сказать мне, как вы себя чувствуете?Реальность вернулась к Болану, подобно подступающей к горлу тошноте. Он оперся на локоть и попытался встать.Девушка мягко, но вполне решительно пресекла его попытки.— Лежите спокойно, — сказала она.Ему удалось наконец пошевелить языком, и собственный голос показался ему странным и чужим.— Нет, я не могу. Опасно... Опасно для вас.Она попыталась успокоить его. Мужчина наклонился над Боланом и положил свою широкую ладонь ему на лоб.Болан хотел предупредить обоих, что их жизнь будет в опасности до тех пор, пока он здесь, на сеновале, но ему казалось, что его голос доносится из глубины бездонного колодца, который закрывался над ним. В этот день это был последний проблеск, и Мак снова погрузился в беспамятство.Когда он вновь пришел в себя, то увидел, что лежит на кровати, укрытый чистыми простынями. Ему казалось, что его выбросили из самолета и теперь он парит в облаках.Девушка сидела у окна. Лучи солнца падали на ее волосы, и она что-то писала в большой тетради, лежащей у нее на коленях.Она была просто восхитительна.Болан долго смотрел на нее. Почувствовав на себе его взгляд, она вздрогнула, и вновь Болана потрясла глубина ее черных глаз.Не совсем представляя себе, как начать разговор, он спросил:— Сколько времени я здесь нахожусь?— Два дня, — мягко проговорила девушка.— Где мы?— Что?— Где я?— В... в моей комнате. Это наша ферма, моя и моего брата. Мы разводим цыплят. Это недалеко от Маналапана.— Маналапан?— Маленький городок на 33-м шоссе, в центре штата.— Далеко от Перринвилла?— Вовсе нет. Около 15 километров. Мы живем приблизительно на полпути между Филадельфией и Нью-Йорком.Болан негромко застонал и сел в кровати.— Должно быть, к вам благоволит ваш ангел-хранитель, — улыбнулся он девушке. — Ведь это совсем близко.Он спустил ноги на пол и тут же упал на подушки.Он не успел даже заметить, как девушка поднялась со стула, а она уже стояла рядом, поддерживая его за плечи и поправляя подушки у него под головой.— Не пытайтесь повторить ваши фокусы, — заявила она сухим голосом. — Для этого у вас пока еще недостаточно сил, мистер Болан.Он живо взглянул на нее. Несколько мгновений она сверлила его суровым взглядом, а затем безапелляционным тоном заявила:— Да, мы в курсе. Вот уже два дня, как радио и телевидение говорит только о вас. Бруно извлек пулю, застрявшую у вас в боку, и сейчас мы лечим ваши раны. Все остальное зависит от вас самих. Если вы встанете, раны откроются вновь и начнут кровоточить. Вы голодны? Вы можете есть?— Я проглотил бы быка, если бы это помогло поскорее уйти отсюда, — пробормотал Болан.— Вот она, благодарность, — заметила девушка.— Послушайте-ка, крошка, если меня обнаружат здесь — вас «отблагодарят» пулей в лоб. Вы даже не знаете...— Если вы имеете в виду этих бандитов, то они уже приезжали. Дважды. По этой причине вчера вечером мы уложили вас в курятнике.— Они вернутся, — сказал Болан. — Эти типы всегда доводят начатое дело до конца. Принесите мне одежду. Я пока попытаюсь как следует обдумать свои дальнейшие действия.Девушка вышла. Секунду спустя Мак услышал, как она звала своего брата.Болан еще раз попытался сесть. Спустив ноги на пол, он пару минут неподвижно посидел, затем осмотрел свои раны.Парень хорошо поработал над его раной на боку. Она почти не болела, заражения удалось избежать. Бруно ловко наложил швы нейлоновыми нитками. Болан слабо улыбнулся и, поморщившись, поднял колено, чтобы, в свою очередь, взглянуть на него.Нога вокруг пулевого отверстия воспалилась, распухла и очень болела. Пятнадцать километров ходьбы по ручью и через вспаханные поля не могли привести ни к чему хорошему. Рана была перевязана потемневшей, дурно пахнущей повязкой. Болан размотал бинт и принялся внимательно рассматривать рану, надеясь, что Бруно хорошо очистил ее и продезинфицировал, прежде чем наложить швы. Болан все еще продолжал свой осмотр, когда в комнату вошел Бруно. Он вовсе не был таким старым, как казалось с первого взгляда. Выглядел он лет на 50.Хотя, если он был братом девушки, ему должно было быть меньше 40. Во всяком случае, не больше. Он остановился в дверях, этакий гигант, загораживающий проход, и окинул Болана взглядом, в котором отражалось беспокойство.Болан жестко взглянул на него.— Вы ловкий врач, Бруно. Спасибо. Подайте мне брюки.— Вы не узнаете меня, не так ли? — мягко спросил фермер.Болан пристально вгляделся в черты его лица, а затем спросил:— Разве мы знакомы?— Нет, не думаю. Мы виделись лишь однажды, да и то вы спешили.Заинтригованный, Болан слабо улыбнулся.— Дьен Хак, — лаконично пояснил Бруно. — Походный госпиталь. Я был на дежурстве, когда вы прибыли с группой детишек. Вы помните, дети...— Мир тесен, Бруно, — сухо перебил его Болан. — В Дьен Хаке располагался госпиталь доктора Брантзена, его штаб-квартира.— Совершенно верно. Я был одним из хирургических ассистентов.— А теперь вы разводите цыплят.— Совершенно верно. Теперь я развожу цыплят.— Брантзен мертв. Его убили из-за меня. Из-за меня, Бруно, погибнете и вы, и ваша очаровательная сестра. А теперь дайте мне брюки и покажите, как лучше идти к побережью.— Об этом не может быть и речи, — возразил Бруно. — Вы до него никогда не доберетесь, с вашей-то ногой. К тому же у вас есть все шансы лишиться ее.— Дело так серьезно?— Вполне. Ткани восстановятся лишь при условии, что вы некоторое время спокойно отлежитесь, а процесс заживления не осложнится гангреной. Я ввел вам антибиотики. — Бруно внезапно улыбнулся и добавил: — которые даю своим цыплятам. Надеюсь, от этого вы не запоете петухом. Вы выздоровеете.— А моя нога?— Если вы слишком рано начнете ходить, вы ее потеряете. Вы должны отдохнуть по меньшей мере несколько дней.— Я не могу, Бруно, — ответил Болан. — Вы это прекрасно знаете. Так же, как и то, кто были те типы и зачем они к вам приезжали. Они не ограничатся моей смертью, они убьют и вас, и девчонку.В этот момент в комнату вошла девушка.— Никакая я вам не девчонка, — возразила она. — Меня зовут Сара, и я вовсе не ребенок.— Это правда, — заметил Бруно ровным голосом. — Ее муж погиб во Вьетнаме.Болан вспомнил, что войны делают вдовами совсем юных девушек, но в данном случае, как это ни смешно, он никак не мог дать ей больше 16 лет. Она хорошо поняла его ошеломленный взгляд и повторила:— Я не ребенок. Более того, мы вытащили вас из ручья не для того, чтобы сделать калекой, поэтому лягте в кровать.Болан метнул в нее сердитые взгляды, повернулся к Бруно и спросил:— На сколько дней вы хотите уложить меня в постель? И как, по-вашему, сколько времени понадобится этим подонкам, чтобы сообразить, что происходит у них под самым носом? Два бывших джи-ай, один раненый, другой — бывший санитар, который по случайному стечению обстоятельств живет в том районе, где видели первого...— Думаю, им понадобится несколько дней, — серьезно ответил Бруно.Он развел руками и слегка пожал плечами.— В конечном счете, разве у нас есть выбор?Какой выбор? Болан уже знал ответ. Голова его гудела, глаза застилал туман, нога горела так, словно к ней прикладывали раскаленные угли, а приступы тошноты и головокружения накатывались один за другим.— О'кей, — чуть слышно произнес он.Мак откинулся на подушки, закрыл глаза и вновь погрузился в беспросветную тьму, время от времени вспарываемую яркими отчетливыми видениями разрушенной маленькой фермы и убитых хозяев.Он подумал о докторе Брантзене, который первым погиб за дело Палача, но который никоим образом не станет последней жертвой его врагов. Глава 3 Сара и ее брат были храбрыми людьми. Болан многое узнал о них за те двое суток, пока они ухаживали за ним и кормили.Брат и сестра жили сами по себе, в своем маленьком мирке, который они создали своими руками.Несколько недель тому назад Саре исполнилось 22 года, но Болан упорно отказывался давать ей больше шестнадцати. Но это была лишь видимость, поскольку Сара-Хендерсон в действительности вела себя как старая дама, терпеливо ожидавшей конца своих дней и в этом ожидании старавшаяся принести окружающим хоть какую-то пользу.В 19 лет она вышла замуж за Дэвида Хендерсона. Две недели спустя муж обнял ее и отправился на войну, с которой так никогда и не вернулся. Сара переехала жить на ферму и видела, как медленно и мучительно умирал от рака отец. Матери уже давно не было в живых.Выходцы из Румынии, старики Тассили прибыли в США как раз вовремя, чтобы полностью испытать на себе все трудности Великой Депрессии 1929 года. Других детей, кроме Сары и Бруно, равно как и родственников в США, у них не было. Ныне же из всего семейства Тассили в живых оставались лишь брат и сестра.Сара управляла фермой до возвращения Бруно из армии. Он приехал из Вьетнама совершенно сломанным человеком: здоровый телом и истерзанный душой.В импровизированных армейских госпиталях Бруно ампутировал немало человеческих рук и ног. Он видел много отчаявшихся, совсем еще молодых парней и на себе испытал всю жестокость войны, ее исключительную бесчеловечность, постоянную и бесполезную смерть, немыслимые страдания. Он отказывался от службы по религиозно-этическим соображениям, а вернулся из Вьетнама атеистом и сильно похудевшим.Таковы были люди, поставившие на кон свою жизнь, чтобы спасти Болана. У Мака складывалось впечатление, что подобными действиями они пытались любой ценой искупить свои надуманные промахи и грехи.Болан испытывал к ним чувство глубокой благодарности, однако его удручало их немое самобичевание и признание несуществующей вины.Как-то раз, оставшись один на один с румыном, Мак сказал ему:— Ты знаешь, Бруно, жизнь похожа на огромные часы. И, как в часах, в ней есть не только «тики», но должны быть и «таки».А в одну из бесконечно долгих ночей он разговорился и с Сарой.— Когда я сплю, мне снятся сны. Мне кажется, что в них я живу наиболее напряженной жизнью. Какой парадокс, правда? Все трудности несут в себе семя великой радости, а на смену лучшим моментам жизни всегда приходят тяжелые времена. Однако нельзя быть вечно вверху или внизу. Человек живет где-то посередине и то поднимается, то вновь падает вниз. Попытка закрепиться в какой-то из крайностей будет означать отказ от жизни.Разумеется, проповедник из Болана был никакой. Он даже сам не совсем хорошо понимал, имеют ли его мысли хоть какой-нибудь смысл. Но он думал то, что говорил, и никогда не опровергал возможность сказать хотя бы несколько слов, отражающих его взгляды на жизнь.В некотором смысле он был как бы посланником Бога в семействе Тассили. День ото дня его состояние улучшалось, чему Сара и Бруно радовались, как дети.Пошел третий день пребывания Болана на ферме. Бруно разговорился, повеселел и перестал молчаливо терзать себя. Временами он даже шутил, а пару раз Болан слышал, как румын смеялся.Сара же увидела в Маке Болане мужчину. Она начала наводить легкий марафет: то сменит прическу, то подкрасится. Джинсы уступили место очаровательным платьицам из набивного ситца, которые она сама шила по ночам, пока Болан спал.Итак, на третий день Бруно сел в кабину грузовичка и отправился в Манхэттен за кое-какими покупками для своего гостя. Он отправился в дорогу на рассвете и пообещал вернуться домой к вечеру.— Если меня не будет, то помолитесь Богу за толстого румына, — крикнул он из кабины машины.Болан не беспокоился за него, поскольку знал, что Бруно часто возит на рынок свою продукцию. Его отъезд в город не должен вызвать никаких подозрений, даже если ферма находится под наблюдением. Это обстоятельство устраивало Мака, который направил Бруно к одному своему надежному другу.Болан снова перебрался на чердак курятника, который теперь оглашался неугомонным писком тысяч крошечных цыплят. Его скудный арсенал состоял из пустой «беретты», «отомага», в обойме которого оставалась пара патронов, и наполовину разряженного револьвера мафиози.В глубине чердака Бруно соорудил некое подобие ложа: он положил на слой чистого свежего сена три пуховые перины. Получилось удобно. Тут же была даже маленькая кладовая, заполненная яйцами и сыром. Кроме того, чуть ли не каждые два-три часа Сара приносила ему горячую пищу. Все необходимые медикаменты также были у него под рукой.Как только Бруно уехал, Сара поднялась на чердак.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14