— А потом еще этот разговор по телефону. Помнишь, я позвонила по твоему бортовому номеру? Мы тогда уговорились, что наберу тебя вторично... Так вот, перед этим Морелло позвонил им. Я знала, что это были они, — уж до того он подобострастно говорил. Он с ходу заявил: дескать, твоя голова у него в кармане. И смеялся, уверяя, что скоро доставит ее. Они хотели, чтобы он прибыл на их встречу, а он все пытался отвертеться, говорил: нет никакого смысла, теперь — полный порядок. Несколько раз упомянул судью Дейли. У тебя этот разговор должен быть записан.— У меня нет его, — ответил Болан. — После твоего первого звонка я ничего не записывал.— Короче, они разговаривали о судье Дейли и его возможной роли в их замыслах. А потом Морелло снова начал канючить, что он крутился день и ночь, ужасно устал, да к тому же корабль поврежден. Надо бы поставить его на ремонт, куда-нибудь в сухой док, в «уютную гавань», как выразился Морелло. Он хотел использовать это время для отдыха и обдумывания происшедшего. Говоря это, он смотрел на меня и смеялся. Они в ответ тоже ржали — было слышно, — и я знала, что они имеют в виду меня. Но вряд ли дедушка знал, что этот маньяк задумал со мной сделать.— Может быть, — отозвался Болан. — Все может быть. Ладно, будем считать, что твой дедушка вообще не знал об этом.— Да, господи, а как же иначе? Он ведь не сошел еще с ума!Болан коротко кивнул и, словно невзначай, поинтересовался:— Где намечалась эта встреча?Лэндри пожала плечами.— Не разобрала. Речь шла о десяти часах.— Вечера?— Ну, не утра же!Болан быстро взглянул на часы.— Думаю, еще застану их.Глаза Лэндри испуганно расширились. Запинаясь, она произнесла.— Ты же сказал... Ты обещал!..— Угомонись, — приказал Болан. — Теперь я играю в твою игру. Говоришь, Терминал Тауэр?— Но я не знаю, где они встречаются. Ты обещал мне, Мак, обещал, черт возьми!Болан тяжело вздохнул.— Твоя игра, Сьюзан. Твоим способом.— Ты что, всего лишь отдубасишь их прикладом?— Я не судья, Сьюзан. Я лишь позволю им быть собственными судьями.Похоже, такое объяснение немного утешило девушку.— Ложись спать — уже одиннадцатый час, — печально улыбнулся он. — Когда проснешься, я уже буду здесь. И, ради Бога, никуда не исчезай. Перемиримся немножко, как только подлечим раны, а?— Если между нами будет кровь, Мак, перемирие не состоится. Пойми это раз и навсегда, — тихо, но очень твердо отозвалась Лэндри.Болан посмотрел на нее долгим внимательным взглядом.— Увидимся позже, — сказал он и вышел. * * * До яхт-клуба Болан добрался на такси. Здесь, в тени деревьев, его дожидался боевой фургон. Тщательный осмотр машины не принес никаких неожиданных сюрпризов: сигнализация системы безопасности не повреждена, секретные замки закрыты.Болан сменил одежду на простой деловой костюм и, порывшись в куче удостоверений личности, выбрал себе подходящее. Незаменимую «беретту» он поместил под пиджаком с левой стороны.Когда «броневик» въехал на городскую окраину, часы показывали половину одиннадцатого.Кругом кишели полицейские патрули. Радиопеленгаторы фургона фиксировали постоянные переговоры по служебным каналам. Однако в деловом центре города на улицах было относительно тихо и спокойно.Оставив фургон на платной стоянке, остаток пути Болан проделал пешком.Да, Сьюзан, ты совершенно права. После пролития крови перемирие не устанавливают. По крайней мере — порядочные люди.Он прошел в вестибюль и, предъявив охраннику удостоверение, безапелляционно заявил:— Без доклада. Если поднимусь и увижу, что меня ждут, можешь попрощаться с этим светом.Парень в униформе побледнел и заверил федерального агента, что никому не сообщит о его появлении.На лифте Болан поднялся на тридцать пятый этаж, где обнаружил кучу всевозможных офисов. В глаза ему бросилась дверь, на которой золотыми буквами красовалось: "Товарищество «Кливлендская магистраль».Подходящая надпись.Приемная была ярко освещена. У стены в кресле сидел, развалясь, малый в помятом костюме с «Плейбоем» на коленях.Болан строго спросил:— Они здесь?— А вы кто? — насторожился парень.Левой рукой Болан показал удостоверение, а правой моментально врезал парню, едва тот сунулся к нему. Хрюкнув, парень повалился обратно в кресло. Удостоверение и на сей раз сыграло свою роль.Большую Четверку Болан обнаружил в просторном центральном помещении, оборудованном под зал заседаний. Сияющие панели красного дерева на стенах, до блеска отполированный круглый стол, мягкие стулья с велюровой обивкой, неизменный переносной бар со всевозможными соками — и четверо «джентльменов», озадаченно взирающих на непрошеного гостя.Болан сразу распознал, на каком месте кто сидит, хотя прежде никогда не встречался с этой четверкой.Вот — седовласый, холеный политик, прячущий прогнившее нутро под маской голливудской добродетельности. Пейсман.Вот — по-юношески резвый администратор со злобно-плутовским выражением глаз, подлинно живой неандерталец с манерами человека двадцатого века и аппетитом людоеда. О'Ши.Вот — вечный игрок второго эшелона, провинциальный стряпчий, на сомнительных сделках наживший миллионы, мерзавец с рыбьими глазами, способный продать вам автомобиль без мотора, но зато со стопроцентной гарантией качества. Скофлан.И, наконец, «номер первый» — душевный председатель дюжины несуществующих корпораций с баснословными счетами в куче иностранных банков, делец из той породы аферистов, которые лезут везде, невзирая на свою ужасную репутацию, человек, чьим единственным богом являются деньги, а единственной моралью — ложь, пускаемая в ход без малейших колебаний. Сам Хиршбаум.Председательствующий, возмущенно хмыкнув жуя окурок сигары, потребовал от вошедшего объяснений.Болан небрежно швырнул на сверкающий стол снайперский значок.— Это — нежный привет вам от Сьюзан, — ледяным тоном объявил он.Пейсман часто заморгал. В глазах его застыл ужас перед неотвратимостью расплаты за сделанное.О'Ши и Скофлан тупо таращились на гостя.Хиршбаум попытался разрядить обстановку.— Ну, слава Богу, с девушкой все в порядке, — сердечно прогудел он. — Вы, должно быть, тот самый молодой человек, который сегодня устроил в городе весь этот шум. Не могу сказать, что одобряю, однако... Он добродушно засмеялся и покачал головой, обдав «молодого человека» теплым благосклонным взглядом. — Вы таки добились результатов, если я не ошибаюсь...— Как всегда, — ответил Болан. Он выхватил «беретту» и послал девятимиллиметровую смерть в это благостное, подлое лицо.О'Ши чисто рефлекторно отпрянул назад, в глазах его промелькнула целая гамма выражений: от коварного до злобного, а от злобного — до совершенно беззащитного и по-детски перепуганного. Вторая пуля подарила ему третий глаз, светящийся смертью.Следом распростился с жизнью Скофлан, а после него и холеный политик сошел в царство теней. Пули завершили подсчет голосов, не доставив никому облегчения.На столе, перед мертвым председателем, лицевой стороной вверх лежала толстая голубая папка с документами. На ней была наклейка с крупной надписью: «Кливлендская магистраль».Болан взял со стола снайперский значок и переложил его на залитую кровью папку.Символ смерти — и эта надпись... Очень подходящее соседство. * * * Прямо у выхода из Терминал Тауэр он столкнулся со Сьюзан Лэндри. Та, видимо, не ожидала подобной встречи и выглядела крайне смущенной.— Стыдно, Сьюзан, — укоризненно проговорил он. — Значит, ты мне все-таки не доверяешь?В ее глазах на миг вспыхнула робкая надежда.— Я... я вспомнила, как ты говорил мне, что безопасная квартира безопасна лишь единожды. Я испугалась: вдруг ты не вернешься?— Теперь уже все в порядке, — успокоил Болан.— Он был там? Ты говорил с ним?Болан кивнул.— Он признал себя виновным, Сьюзан.— Не считай меня за дурочку, черт побери!— Ты права. Поверь, я очень сожалею. Он получил от меня пулю.— Так ты же обещал!..— Я сказал, что буду играть по твоим правилам. Ты обманула меня, детка. И я тебя обманул. Ни один из них не висит на твоей совести. А я уж как-нибудь переживу случившееся. Без стыда. Он заслужил это, поверь.— Я обманывала не ради него. А ради них! Ради моей матери и моей бабушки! Как ты мог использовать меня в своих целях?— Я тебя не использовал, — устало сказал Болан. — Да я ничего, по сути, и не сделал. Они это сделали с собой. Давным-давно. Все эти годы они лишь маскировались под людей. А на самом деле были только оболочками с трупными червями внутри, и ничем иным.Лэндри заплакала.— Боже мой!— Мы, вероятно, попрощаемся, — печально проговорил Болан.Ее голубые глаза вспыхнули, но быстро погасли.— Я думаю — да.Болан сделал шаг прочь.— Мак! Я все-таки напишу эту статью!— Рад за тебя. Подбери цитаты.Лэндри слабо улыбнулась.— Чудесный великан. Чудесный, усталый, жалкий великан. Ищешь свои семимильные сапоги?Болан улыбнулся в ответ, пытаясь уместить вечность в одном последнем взгляде, затем повернулся и пошел, больше не оглядываясь.Ни один человек не является островом и уж тем паче — целым континентом. В данный момент Болан не ощущал себя даже частью маленькой лужайки.Это, возможно, был последний обман в его игре. В игре с самим собой. И Болан знал, что возвращается в свой самый одинокий «дом» во вселенной.Но, по крайней мере, этот дом сумеет обогреть его.Трубы Кливленда будут дымить нынешней зимой.Как и прежде. Как всегда... Эпилог Эту статью я долго не могла начать: не знала — как. Но вот теперь — пишу. И завтра, надеюсь, ее будет читать весь мир. Это статья не столько об алчности, необузданной похоти и отвратительных людях, сколько о человеческой доблести, невероятном самопожертвовании и проявлении всего лучшего, что есть в человеке, когда возникает жестокая необходимость защитить нашу драгоценную цивилизацию — с любым оружием в руках и любым способом, дающим положительный результат.Это жестокий мир, сказал один человек, и, пока жестокость правит в небесах, доброта никогда не появится на земле. Сказавший это — Мак Болан, огромный великан, который странствует по разным вселенным и мог бы, уж поверьте, властвовать в своей собственной, но вместо этого решил служить доброте.Я люблю Мака Болана. И я заявляю во всеуслышание, что надеюсь когда-нибудь снова лежать у него на руках, как лежала еще сегодня утром — так откровенно и так гордо. Однако, подобные признания не должны заслонять и того, о чем я собираюсь рассказать, поскольку — и вы убедитесь сами — в любых человеческих отношениях светлое всегда совмещается с темным: несколько коротких часов назад этот супергерой хладнокровно и совершенно преднамеренно казнил моего дедушку.— Он получил от меня пулю, — заявил Мак-великан так, словно оказал убитому неслыханную честь.Возможно, тому и впрямь была оказана честь... Я расскажу о случившемся по порядку, и пусть читатели судят сами. Все началось в один малопримечательный прохладный день в доме моего дедушки, в его кабинете. Дедушку зовут, или звали, Франклин Адамс Пейсман — гордое имя, не так ли? Нет, не так. Дело в том, что мой дед был всего лишь гнилой оболочкой человека с трупными червями внутри, и ничем иным. Я знаю, это звучит как...

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17