Возможно, переступив грань во время очередного нервного срыва, вызванного неприятностями на работе, молодой человек свел счеты с жизнью. Явных врагов у Кириллова, по заверениям его начальника, не было".— Выписываем! — Седенький профессор помахал молоточком перед осунувшимся лицом Дмитрия. — Полностью, батенька, боеспособны! Резервы у вашего организма, должен вам сказать, потрясающие!— Спасибо, профессор! — слабо улыбнулся Рогожин.— Родителей своих благодарите, матушку-природу! — Светило медицины снова, словно индеец томагавком, помахал инструментом нейрохирургов и невропатологов. — Деньков пять вас, любезный, помаринуем до выписки. Бумаги подготовим, то да се.Бюрократия!.. — Он развел руками. — В отпуске поднаберитесь положительных эмоций. Побольше гуляйте на свежем воздухе. Недурственно с удочкой на бережку тихой речушки посидеть, но без… — профессор щелкнул себя по горлу. — Граммов пятьдесят под уху и для аппетита позволительно. Больше — ни-ни, — он посмотрел на обнаженный торс Рогожина. — Впрочем, такому богатырю дозу позволительно увеличить.Мышцы живота Рогожина выделялись рельефным рисунком, называемым культуристами шоколадкой.Они не атрофировались за долгие дни пребывания в госпитале.— Ну, батенька, будьте здоровы! — Профессор подал сухую, похожую на куриную лапку руку. — Понадобится консультация — заходите. Двери для вас всегда открыты.— Благодарю, доктор! — Рогожин энергично тряхнул протянутую руку.— Сила.., сила, майор, в тебе осталась, — поморщился доктор от крепкого рукопожатия. — Не хотел бы я встретиться с тобой в рукопашном бою. Могуч аки слон! — Врач засмеялся и бодрой, совсем не старческой походкой направился к выходу.Полы белого халата, не застегнутого на нижние пуговицы, развевались подобно крыльям.— А может, майор, недельки две полежим для страховки? — спросил он через плечо.— Я настаиваю на выписке, — упрямо ответил Рогожин.Профессор будто не слышал:— Настоящего весеннего тепла дождешься. Между делом за сестричками приударишь.— Я настаиваю…— Экий ты, братец, твердолобый! — сокрушенно покачал головой доктор. — Будь по-твоему. Готовьте бумаги, — приказал он заведующему отделением.А в воскресенье Рогожин встретился со старым приятелем…По парковым дорожкам неспешно прогуливались пациенты и посетители, пришедшие навестить мужей, сыновей, сослуживцев.— Рогожин?.. Димка! Святой! — Прилично одетый мужчина распахнул объятия. — Ожлобел? Пять лет казенные харчи лопали!Незнакомец так и сиял улыбкой.— Толя? Бокун? — осторожно, боясь ошибиться, спросил Дмитрий, поднимаясь со скамейки.— Узнал, бродяга! — Однокашник по военному училищу заключил Рогожина в объятия. : ;:От Бокуна пахло богатством. Тонкий аромат хорошей мужской парфюмерии и дорогого табака перекрывал терпкий запах, исходивший от длинного, до пят, черного кожаного плаща.— Сколько лет сколько зим! — Рогожин отстранился, чтобы получше рассмотреть Анатолия. — Сложно тебя узнать. Джентльмен!— Крутимся, — односложно ответил Бокун.Он действительно мало напоминал круглоголового выпускника военного училища, примерявшего фасонистую фуражку с высоко задранной тульей перед выходом в увольнение. Теперь это был представительный мужчина, обремененный брюшком, с властным прищуром холодных глаз.— Ты, Святой, все тот же лось! — Анатолий потрогал Рогожина за бицепс. — «Солнышко» на турнике крутишь? — Заметив выбившийся ворот госпитальной пижамы, он спохватился:— Ах, холера, и тебя свинцом начинили?— Пустяки. После выходных выписываюсь.— Присядешь?! — Бокун указал на скамейку и предложил Дмитрию тонкую, как спица, сигарету. — Рассказывай.— Хвастаться особенно нечем. — Рогожин затянулся ментоловым дымком.— Не прибедняйся. — Анатолий поправил пластиковый пакет, стоявший у его ног. Внутри что-то зашуршало. — Подполковничьи звезды отхватил?— Где там! Дырку в боку, как в песенке детской:«…ежик резиновый в шапке малиновой, с дырочкой в правом боку!» Майор я, и выше мне не прыгнуть, — с затаенной грустью усмехнулся Рогожин.— Служишь где?— Софрино, Теплый Стан, далее везде, — Дмитрий назвал места дислокации бригад войск спецназа МВД, расквартированных в Москве.— Кремль охраняешь? — с издевкой спросил Бокун.Юмора однокашника Рогожин не понял:— Да нет, там ведь отдельный полк.— Ваши бригады власти под ж. — .ой держат, голодные бунты усмирять или на случай разборок внутри своей конторы. Как Белый дом из танковых орудий утюжили, помнишь?— У меня. Толя, от политики изжога. Поговорим на другую тему, — попросил Дмитрий, докурив сигарету до перламутрового фильтра с золотым ободком. — Ты как?— В полном ажуре! — Бокун потянулся, закинув руки за голову. — Рапорт об увольнении подал два года назад. Надоело идиотские приказы выполнять и гроши пересчитывать — хватит на горбушку хлеба с кефиром до получки или к друзьям-коммерсантам на поклон ходить. Доконала меня армейская бодяга.Марш, марш под пули за сушеные дули! — Анатолий засмеялся сочиненному экспромту. — Занимаюсь солидным бизнесом. Удовлетворяю запросы населения в товарах массового потребления. Хорошо… — он глубоко вздохнул, — весна… Стихами заговорил.— Продаешь что-то?— Продаю, покупаю, привожу, отвожу… — туманно отвечал Анатолий. — Извини, у тебя военные тайны, у меня коммерческие секреты. Се ля ви, как выражаются французы. Ты бы заглянул ко мне! — Бокун достал портмоне с тисненными золотом инициалами, выдернул визитную карточку. — Недельного загула тебе не гарантирую, но денька три покуролесить сможем. Сауна, эротический массаж, — он подмигнул, намекая на райское наслаждение. — Что тебе врачи прописали?— Покой и рыбалку.— Покой нам только снится, а мужскую потенцию восстанавливать надо. Лучших публичных домов, чем в Москве, на земном шарике не найти! Я и в лондонском Сохо, и на парижской Плас-Пигаль, и в гамбургском Риппер-бане проститутками пользовался. Лажа полнейшая. Синтетические какие-то там девки. Ровнехонько на уплаченную сумму тебя обслужат и «вэг», собирай манатки или плати по новой. Ни тебе душевного разговора, ни страсти…— Извини, Толян… — прервал его воспоминания о заграничных борделях Рогожин. — Я продажными девками брезгую. Воспитание!— Дело вкуса, — легко согласился Бокун. — Ты визитку прибереги, — он затолкнул прямоугольник мелованного картона в нагрудный карман Дмитрия.Секунду однокашники молчали. Они были очень разными: самоуверенный Анатолий, благоухающий французским парфюмом, и провонявший горьким госпитальным запахом майор Рогожин.Неожиданно Дмитрий, словно по наитию, выпалил:— Толик, ты ствол достать можешь?— Зачем тебе пушка? — Бокун внимательно посмотрел на однокашника. — У вас, военных, — он подчеркнул, что себя к касте защитников Отечества не относит, и сделал это с интонацией, в которой сквозило пренебрежение, — арсеналы опустели?Рогожин насупился. Ему был неприятен выпендреж товарища по училищу.— О, скуксился! — Бокун пальцем ткнул Дмитрия в бок и уже серьезно спросил:— Крупные неприятности, а, связной?— Мелочовка.— По мелочи из пушки не стреляют, — резонно заметил Анатолий. — Впрочем, буду рад оказать услугу старинному приятелю. В столице этого добра пруд пруди. У каждого пятого кобура под мышкой.Кто с «газухой» по бульварам фланирует, кто посолиднее игрушки носит, Техас! Ствол я тебе достану, но при условии сохранения полной конфиденциальности.— Разумеется. Мне бы побыстрее.— Спешка нужна при ловле блох! — ответил Бокун. — Доставить куда? — Анатолий встал, отряхивая от капель воды, падающих с деревьев, ворот плаща.— Вызовешь меня по телефону, — Рогожин назвал номер.Попрощавшись, Анатолий направился к КПП госпиталя размашистой походкой вечно торопящегося человека. Глава 4 Бокун ненавидел вонь госпиталей. Его выворачивало наизнанку от острых запахов дезинфекционных препаратов и лекарств. Вид белых халатов действовал на Анатолия, как красная тряпка на быка. Госпиталь стал поворотным пунктом в его судьбе, судьбе перспективного, подающего большие надежды лейтенанта элитного подразделения армейского спецназа.Направляясь к новехонькой, с иголочки, «Ауди», оставленной на стоянке перед центральным въездом в «Бурденко», он глубоко дышал, выкачивая из легких остатки больничного воздуха. Усевшись за руль, Бокун не спешил заводить. Надорвав пакетик с ароматизированными салфетками, Анатолий достал одну, скомкал и протер виски. Казавшееся давно забытым прошлое водоворотом засасывало обратно, покрывая сердце бывшего лейтенанта ледяной коркой страха.Бокун часто внушал себе: армия — это страница, навсегда вырванная из книги жизни, и нечего ее мусолить. Но прошлое напоминало о себе ночными кошмарами, прошлое проглядывало в малозначительных обыденных вещах, как вот этот липкий мартовский снежок, посыпавшийся с невеселого, тусклого неба.Включенные «дворники», похожие на конечности огромного насекомого, зашуршали по стеклу, сметая снежную кашицу. Под их аккомпанемент поплыли воспоминания…Перед самым развалом Союза, летом девяносто первого года, начальник штаба военного округа, исполняя директиву Москвы, предложил лейтенанту Анатолию Бокуну войти в состав формирующегося отряда быстрого реагирования.— Родина нуждается в вас! — проникновенно говорил седовласый генерал-лейтенант. — У вас, товарищ Бокун, отличные характеристики, безупречный послужной список. Пора, пора послужить Отчизне на полную катушку…В те времена в армии ерепениться было не принято.Выгнув дугой грудь, взяв под козырек, лейтенант разведбата отдельной горнострелковой бригады Анатолий Бокун ответил четко и односложно:— Есть!Отряд создавался для выполнения деликатных поручений — нейтрализации лидеров сепаратистских движений. Так цели спецподразделения «Кречет» формулировались на языке политиков. На армейском диалекте все вкладывалось в понятную и емкую фразу — «гасить недорезанных абреков».Головорезы в «Кречете» собрались отборные. Солдаты срочной службы прошли ад учебок спецназа. На их головах действительно можно было хоть кол тесать, а из кирпичей, расколотых на тренировках лбами и ребрами ладоней этих парней, можно было построить приличный домишко. Об отцах-командирах отряда быстрого реагирования по округу ходили легенды. За плечами каждого офицера как минимум были Афган и бесчисленное количество операций в «горячих точках».«Кречет» был разбит на пятерки. Организация отряда копировала структуру обычного армейского спецназа. Анатолий попал в звено, которым командовал старший лейтенант Бендич — нелюдимый, мрачный субъект с оловянным взглядом тяжелоконтуженого.Кумиром Бендича был непревзойденный, лучший командос гитлеровской Германии штурмбаннфюрер войск СС Отто Скорцени. Лейтенант перечитал всю литературу, где хотя бы вскользь упоминалось о подвигах знаменитого диверсанта. Купил видеомагнитофон только для того, чтобы прокручивать вновь и вновь кассету с заключительной серией киноэпопеи «Освобождение», где был эпизод о самой шумной акции любимчика фюрера, похитившего арестованного итальянским королем фашистского диктатора Муссолини. В фильме довольно достоверно было показано, как высаживается на планерах десант в Альпах, как немецкие командос крошат слабо сопротивляющихся «макаронников» и как, ворвавшись в комнату, где Муссолини подумывает о самоубийстве, штурмбаннфюрер орет: «Вы свободны, мой дуче!»В этом месте Бендич разражался аплодисментами, а его сумрачное лицо светлело. Однажды, не удержавшись, Бокун спросил своего командира:— Игорек, втолкуй мне, необразованному, что тебя так привлекает в этом фашисте? Они ведь воевали против нас, десятки миллионов русских угробили.Восхищаться эсэсовцем не патриотично!Бендич, скептически ухмыляясь, ответил:— Оставь патриотизм для пионеров! У меня от этой брехни иммунитет. Не воспринимаю более трепа политработников и наших государственных, прости господи, мужей, спекулирующих на патриотизме. Подожди, Толя, они под этим соусом заставят нас собственное мясо жрать и своей же кровью запивать. Я уважаю профессионалов. Профессионал всегда место под солнцем завоюет и не замарается. Скорцени.., что же… — Бендич сделал паузу, — ..он служил кому присягал, Адольфу и Германии. Хорошо служил, между прочим. А когда немцы войну проиграли, собрал чемоданы и смотался под крылышко к генералу Франко в Испанию. Сидел на террасе дома у моря, любовался, как солнце в океан садится. Мемуары писал… — прищурив глаза, тягучим голосом говорил Бендич, наверное, представляя своего кумира в плетеном кресле-качалке под пальмами. — Нашим подвигам, Бокун, на самом деле грош цена в этой стране. Жестяная звезда на могиле, залп почетного караула на похоронах, а если повезет, дом инвалидов с миской каши на завтрак, обед и ужин. Вот и все, на что мы можем рассчитывать в благодарность от матушки-отчизны…Больше с расспросами к командиру Бокун не приставал, рассудив, что каждый по-своему с ума сходит.Да и некогда было. Кавказ тонул в трясине междоусобной резни. Грузины дубасили абхазцев, осетины готовились вцепиться в глотку ингушам, чеченцы под шумок скупали оружие, готовясь к большой нефтяной войне против России.Кречет — хищная птица, использовавшаяся в древности князьями и царями для охоты даже на крупную дичь. Взмыв с княжеской руки под облака, птица камнем падала на ничего не подозревающую косулю или зайца, ударом крючковатого клюва перебивая шейные позвонки.Отряд «Кречет» скорее напоминал изрядно потрепанного петуха, которого хозяин ради какого-то идиотского эксперимента запер в курятнике с хорьками.Спецназовцы уже толком не понимали, против кого они воюют и чего от них хотят московские генералы.— Мы — дерьмосборщики! — образно обрисовывал ситуацию Бендич.— Золотари, — поправлял командира Бокун, предлагая взамен новообразованного слова старое, подлинно русское название чистильщиков выгребных ям.— Пусть золотари, — соглашался старлей. — Политики горы дерьма наворотили, народ задыхается, гибнет, а мы разгребать должны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36