— Приятно было познакомиться!
Они беспрепятственно вышли из здания вокзала. Вслед летел восторженный выдох кассирши:
— Какой мужчина!
Милиционер попытался было задержать Новикова окриком, но за сержанта опять принялась его знакомая. Виртуозная брань сотрясала стены вокзала.
— Жаль служивого! — прокомментировал происходящее незнакомец. — Половое расстройство и нервный тик — самые легкие последствия беседы с этой милой женщиной!..
Ты, уважаемый, шуруй на автовокзал, бери билетик, куда ветер подует, и сматывайся, пока мент не очухался. Они ребята злопамятные, а рожа у тебя больно запоминающаяся!
Парень дружелюбно похлопал Новикова по плечу. Весело подмигнув, протянул пачку сигарет:
— Возьми курева на дорожку. Не сладко на зоне срок чалить?
От угощения досрочно освобожденный не отказался. Бережно достав продолговатый цилиндрик, Виктор покрутил сигарету в пальцах. Следуя тюремной привычке, он разминал ее, стараясь не проронить ни крошки табака.
Весельчак рассмеялся:
— Напрасно напрягаешься. Такого курева тебе на две затяжки. Забирай всю пачку.
Красно-белая коробка с латинскими литерами «LM» перекочевала в карман куцей потертой куртки.
— Спасибо! — глухо, с комком в горле произнес Новиков.
— Пустяки! — бренча ключами от машины, нанизанными на указательный палец, небрежно бросил парень.
— За вокзал спасибо. За то, что мента отбрил.
— Вернул веру в человечество?! — С юмором у незнакомца был порядок.
Он так и фонтанировал хорошим настроением и абсолютно не замечал унылой серости зданий, тонувших в грязи узких кривых улиц, змеившихся в стороны от привокзальной площади.
Раскрасневшийся от перепалки милиционер вышел на ступеньки и сплюнул под ноги. Бормоча ругательства, направился в сторону железнодорожных путей.
Балагур проводил представителя власти взглядом.
— Ox, блин! Забыл дорогу к гостинице спросить! — ударив ладонью по лбу, спохватился незнакомец. — Почти сутки тачку гнал, устал как собака . Приятеля еду проведать и финансовое положение рейдом по провинциям поправить.
Совмещаю приятное с полезным. Ну, дядька, давай лапу!
Парень подал широко растопыренную ладонь.
Рукопожатие у незнакомца было крепким.
— Наслаждайся плодами свободы, закон не дразни.
В общем, не нам, молодым, старых волчар учить! Бывай!
Быстро развернувшись, не без шика одетый молодой человек, что-то насвистывая, двинулся к заляпанной грязью «восьмерке». Воткнув в двери автомобиля ключ, он уже согнулся, чтобы нырнуть внутрь салона.
— Эй, кореш, постой! Тебя как звать?! — поддавшись нахлынувшему приливу благодарности, заорал Новиков.
Машина, мигнув стоп-сигналами, тронулась с места. Развернулась и проехала мимо. Сквозь приспущенное стекло веселый владелец «Жигулей» крикнул:
— Колька Серегин! С тебя причитается…
Доброжелатель, избавивший еще не успевшего надышаться свободой Новикова от долгих разбирательств в отделении, а может, и от более крупных неприятностей, был не кем иным, как Николаем Серегиным, известным баламутом и пройдохой, главным юмористом из взвода Святого, надолго врезавшимся в память среднеазиатским националистам.
Назови Новиков свою фамилию и имя, события потекли бы совсем по другому руслу. Наверняка в закоулках памяти Серегина сохранились рассказы командира об афганской эпопее, лихом старлее десантуры, дубасившем моджахедов и в хвост и в гриву.
А может, и не вспомнил бы.
Время — коварная штука. Оно почище любого хирурга препарирует память, предавая забвению то, чего нельзя забывать Но вот рок, или, по-нашенскому, судьба, действует, невзирая на человеческие качества. Судьбе безразличны память, воля, настроение. Она играет по сценарию, написанному свыше, и только решительные, сильные личности вносят в него свои исправления. Предначертанное судьбой можно отсрочить, подправить, но нельзя избежать уготованной участи.
Здесь, в захолустной провинции, завязывался тугой узел, соединяющий пути трех товарищей по оружию. Судьба плела причудливые кружева…
Вышедший из-за колючей проволоки Новиков расслабиться себе не позволил. Единственной поблажкой стала кружка пива, выпитая за стойкой бара вблизи автовокзала Половину отдававшего кислятиной, разбавленного водой пойла он отдал изможденному похмельным синдромом типу с фиолетовой физиономией Алкаш, приняв на грудь, отправился собирать объедки, валявшиеся на липких от грязи, неубранных столах.
«А ведь из меня такого же урода товарищ Банников сделать хотел. Молчаливого, покорного, готового сносить любые унижения», — подумал Новиков, глядя в спину опустившемуся пьянчужке.
Купив в дорогу бутерброд с сомнительного вида кружочками колбасы и бутылку минералки, он сел в рейсовый автобус, идущий до Нижнего Тагила. Добравшись до этого крупного промышленного центра и негласной столицы уральских лагерей, Виктор помчался на вокзал, чтобы успеть к поезду на Москву.
Действуя в бешеном темпе, он приобрел билет под рев вокзального диктора, объявлявшего отправление, промчался по перрону и успел запрыгнуть в последний вагон уходящего состава.
Не знакомясь с попутчиками, Новиков молча забрался на верхнюю полку, растянулся во весь рост и прислушался к перестуку колес, выбивающих особый, неповторимый железнодорожный ритм. Но уху недавнего зека, отвыкшего путешествовать, это громыхание напоминало тюремный телеграф, выстукиваемый костяшками пальцев по шершавой стене камеры. Колеса барабанили под днищем вагона, не давая Виктору уснуть Стук превращался в буквы одного слова — месть!
* * *
Примерно дней за пять до инцидента на провинциальном вокзале к Святому пожаловал странный визитер Угрюмый субъект уверенно нажал на кнопку звонка стандартной двухкомнатной квартиры. Дверь открыла молодая женщина. Поправив сползшие на переносицу очки, она вежливо спросила:
— Вам кого?
Напоминающий габаритами маленькую гориллу мужчина окинул фигуру хозяйки квартиры жадным взглядом, словно срывая одежду. Видимо, вспомнив инструкции, не допускающие никаких вольностей, изобразил нечто вроде полупоклона и шаркнул слоновьими ступнями по коврику.
— Впусти. Мне со Святым перебазарить надо! — проурчал он, распространяя удушливую волну перегара.
Женщина вздрогнула, загораживая собой вход.
— Вы ошиблись адресом! Такие здесь не проживают!
Маленькая горилла затопталась на вмятом коврике. Наклонив шею, визитер проверил цифры, прикрепленные к двери, поскреб небритый подбородок и расплылся в улыбке, похожей на медвежий оскал.
— Угланова? — по-другому подошел к возникшей проблеме сметливый громила.
— Да.
— Дарья Угланова? Журналистка? — Он закреплял успех вопросами, под аккомпанемент которых теснил грудью упорствующую женщину в глубь квартиры.
Та не сдавалась. Упершись кулачками в дверные косяки, она перекрывала вход.
Наморщив лоб, что свидетельствовало о недюжинных умственных усилиях, верзила продолжал топтаться в проходе.
Несомненно, он мог одним махом руки смести женщину словно пушинку, но вместо решительных действий громила мычал нечто невразумительное, пытаясь заглянуть за спину хозяйки:
— Слушай, коза! Хорош мне баки заливать! Я, в натуре, без балды говорю: позови Святого!
— Отстань! Милицию вызову! — пошатнувшись, крикнула женщина.
— Не трави байки, коза! — хмыкнул бугай. — Мусорам у тебя делать нечего. Мне по-честному маляву Святому толкнуть надо! Зуб даю: слово скажу корефану и сваливаю в туман. Что ты думаешь, олениха? Я на титьки твои пялиться приперся?!
Женщина стыдливо запахнула разошедшийся на груди халат.
Сделав зверскую рожу, громила, принадлежавший не к лучшей части человечества, а точнее — к уголовно-криминальному братству, гаркнул:
— Хватит мозги полоскать! Покличь Святого! У меня наводка на твою хазу — точняк!
От рыка, казалось, осыпется потолок. Хозяйка квартиры, подчиняясь инстинкту самосохранения, отступила на шаг, непроизвольно вскрикнув. Уж больно воинственный клич издал нахальный верзила.
Бывший спецназовец, человек без паспорта и вне закона, нелегально выехавший из страны и столь же противозаконным способом вернувшийся, постоянный фигурант оперативных донесений спецслужб, вышел, шлепая обутыми на босую ногу домашними тапочками.
— От твоего крика родить можно! — вместо приветствия строго произнес Святой. — Кто на квартиру указал?
Никогда ни перед кем не робевший уголовник по кличке Бегемот, а уменьшительно-ласкательно Бега, внезапно оробел. Стальные глаза мужчины, вставшего за спиной хозяйки, производили почти гипнотическое действие. Они просвечивали словно рентген, не позволяя лгать.
Чуть заикаясь, Бега ответил:
— С дальняка. Струна приказал тебя разыскать.
— Струна? — Святой жестом предложил войти, успокоив приятельницу:
— Не волнуйся, Даша. Гость выполнит поручение, попьет чайку и удалится. Честные фраера — люди серьезные Зря языком воздух не молотят!
Маленькая горилла утробно ухнула:
— Точняк! Я неделю тому назад с зоны откинулся. Ребята подсуетились, адресок вычислили, а где тебя искать — Струна подсказал. Сказал, что ты, верняк, с бабой, Углановой… ну, писакой журнальной гужуешься. Вот ребята адресок мне и подогнали!
Так быстро и столько много Бегемот никогда не говорил.
От напряжения он взмок и стоял, сглатывая слюну.
— Проходи на кухню! — удостоверившись в истинных намерениях визитера, дружелюбно произнес Святой…
Двухкомнатная квартира московской журналистки, специализирующейся на разгребании политической грязи, была для Дмитрия Рогожина, экс-майора частей специального назначения, тихой гаванью. После очередной передряги, стоившей жизни одному подонку, прикрывавшемуся личиной преуспевающего бизнесмена и добропорядочного гражданина, Святой постановил не впутываться в авантюры. Он сам прописал себе домашний уют, абсолютное спокойствие и невмешательство в разборки сильных мира сего.
Прожив по данному расписанию некоторое, впрочем, не очень продолжительное время, он почувствовал себя дряхлым стариком, слабеющим с каждой минутой. Будучи по натуре прирожденным бойцом, Святой тяготился вынужденным бездельем, не находя ему оправдания. И только обещание, данное старинной приятельнице, не раз шедшей за ним в самое пекло, удерживало Святого от поспешных решений и необдуманных шагов. А поводов ввязаться в драку среди царящего вокруг беспредела было хоть отбавляй.
Дарья Угланова, обаятельный ангел-хранитель бывшего спецназовца, будто нарочно подбрасывала темы для размышлений. Пронырливая акула пера, которая дома преображалась в нежно воркующую голубку, приносила из редакции гранки статей, записанные на компьютерные дискеты.
Не будучи чрезмерно любопытным, но и не будучи равнодушным к журналистским трудам подруги, Святой устраивался в кресле и включал компьютер. Экран монитора светился голубым огнем, а черные буковки строк чередой пробегали перед глазами квартиранта Углановой.
Журналистские расследования Святой читал не как заурядный обыватель, проглатывающий очередную страшилку российской действительности. Он читал репортажи, аналитические статьи и сенсационные расследования как профессионал, умеющий сопоставлять факты и видеть глубже самых дотошных журналистов.
Кроме того, в материалах Дарьи слишком часто мелькали знакомые фамилии. По контракту, заключенному со Стокгольмским институтом стратегических исследований, Угланова трудилась над темой незаконных поставок современного российского вооружения.
На помощь шведы командировали своего представителя — рыжеволосого бородача с характерной фамилией Свенсон. Проинтервьюировав несколько официальных лиц, посетив ряд полигонов и показательных воинских частей, швед вплотную занялся фирмами, имеющими лицензию на торговлю вооружением.
Святой даже ревновал Дарью, увлеченно помогавшую меднобородому скандинаву. Свенсон часто сиживал на кухне, что-то записывая на свой портативный компьютер. Неизменно улыбающийся, в ковбойской клетчатой рубахе, заправленной в голубые джинсы, он походил на лесоруба, приехавшего подзаработать на вырубке сибирской тайги.
Занятый составлением отчетов руководству, Свенсон, однако, не упускал возможности пофлиртовать с Дарьей. Святого швед игнорировал, но делал это исключительно вежливо, по-европейски.
Однажды Свенсон пропал, как в воду канул. Из Стокгольма следовали тревожные звонки. Сотрудники посольства тоже всполошились. Учитывая деликатность темы, — а торговлю оружием всегда окутывал покров тайн, — правоохранительные органы в известность не ставили.
Мобильный телефон Свенсона молчал. Сообщения, посланные на пейджер, проваливались в пустоту.
Через десять дней швед объявился. Изможденный, с ввалившимися глазами и поседевшей бородой, он принялся стаскивать одежду прямо в прихожей. Ничего не объясняя, Свенсон прошел по коридору, добрался до ванной комнаты.
Сквозь шум воды, извергавшейся водопадом из до отказа открученного душа, доносились всхлипывания, похожие на плач. Святой, подталкиваемый встревоженным взглядом недоумевающей Углановой, осторожно повернул ручку. Защелка была не заперта.
Увиденное заставило содрогнуться повидавшего всякого на своем веку экс-спецназовца.
Под струями кипятка корчился обнаженный мужчина. От подмышек до ягодиц тело Свенсона было лиловым. Сплошной кровоподтек уже успел приобрести желтоватый оттенок.
Свенсон выглядел так, будто угодил род каток асфальтоукладчика.
— Кто тебя отделал? — встав напротив шведа, спросил Святой.
Глаза Свенсона округлились до размера чайных блюдец.
— Никто! — на ломаном русском ответил он.
Из дырочек душа хлестал кипяток, но мужчина не ощущал боли. Вернее, он заглушал ее горячей водой. Ванную заполняли клубы пара. Опершись на кромку умывальника, Святой внимательно рассматривал тело мужчины, пытаясь на глаз определить повреждения.
Шведа били мастерски, по самым уязвимым точкам.
Можно было только представить, что испытал Свенсон, когда неизвестные истязатели молотили журналиста по наиболее чувствительным органам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50