Почему ты, солдат, обутый, одетый и накормленный за наши деньги, не смог уберечь нас, заставил скитаться под открытым небом?»
Излишняя вежливость офицера насторожила беглецов.
Мужчина засуетился:
— Мы передохнем до утра и уйдем. Ноги гудят, и дети устали.
— Покормить их есть чем? — Рогожин протянул руки к костру.
— Напуганные, ничего не хотят, — робко улыбнулась женщина с девочкой на руках.
Семья Али Сулейманова скиталась не первый год. Ее глава рассказывал у костра свою печальную историю. Родителей Али выслали с Кавказа в сорок четвертом, когда Сталин объявил турок-месхетинцев пособниками немецко-фашистских оккупантов.
Этот народ обосновался в Ферганской долине и уж не помышлял о возвращении на историческую родину. Жили богато, но давался достаток кровавыми мозолями.
Летом восемьдесят девятого года Али в одночасье лишился дома и имущества. Семья спаслась, укрывшись у соседей-узбеков, а стариков не уберегли. Отец отказался уходить, вместе с ним осталась мать, не пожелавшая бросить на произвол судьбы подворье и своих любимых мохноногих кур редкой таиландской породы. Куры служили предлогом. Ей просто хотелось быть рядом со стариком.
Родителей Али нашел повешенными на старой чинаре, которую отец посадил перед тем, как заложить фундамент дома.
— Больше тысячи семей бежало из Ферганы. Мы подались в Ош, к сестре жены, — говорил мужчина, глядя куда-то поверх Святого. — Муж ее умер от рака. Хлопковые поля опылял ядохимикатами. Дом остался пустой, без хозяина…
За что Аллах гневается на нас? Принесли беду и к ней!
История повторилась в Оше с точностью до мелочей. Активисты «Ош аймагы» взяли семью Сулейманова на заметку, внесли в свои черные списки подлежащих выселению с исконно киргизской земли. Ночью в окна летели камни. «Москвич», на котором удалось уехать из Ферганы, раздолбали монтировками. Ломали на глазах у хозяина и вызванного наряда милиции.
— Я держался до последнего, — тягуче, нараспев говорил Али, — надоело бегать. Намаз совершал пять раз в день, просил заступничества у Аллаха. Мы же с киргизами единоверцы, мусульмане. Меня на работе мастер-киргиз предупредил: «Бегите, ночью вас жечь будут…» У него сын, студент пединститута, с волками из «Ош аймагы» связан. Решил я принять смерть. Встретить сволочей и хоть одному перегрызть глотку зубами. Из-за детей ушел. Кто о них позаботится? Опять все бросили, некогда было собираться. Мастер о погроме перед концом смены сказал. Вроде и совесть чиста, и свои не заподозрят!
К костру подошел Голубев.
— Можно, я с вами посижу? — спросил он у женщин, а не у командира.
— Василий, ты чего полуночничаешь? — удивился Святой и подвинулся. — Не выспишься…
— Вас долго не было, забеспокоился! — У сержанта на плече висел автомат, и сыновья Али, как все мальчишки, безотрывно глазели на оружие.
— Уважают вас солдаты, командир! — отметил мужчина. — Беспокоятся, ишь ты! Моему старшему через год идти служить.
— Я тебя не оставлю! — воскликнул черноволосый юноша.
Отец с умилением посмотрел на первенца.
— Жеребенок! Брыкается! Мальчик, а уже волосы седые мать заметила. Знаете, как лошади своих жеребят от волков отбивают? Становятся кругом, мордами внутрь, а задними ногами наружу и бьют волка копытами, жеребят мордами придерживают, закрывают им глаза, чтобы серого не испугались. Отгонят волка, тумаков навешают, и самый сильный конь гонит его, пока не затопчет. К чему это я? — растерянно вымолвил Али. — Не справиться мне с волками…
— Брось, папаша! Мы эту сволоту к ногтю прижмем. Аж сок из них брызнет, — рассек кулаком воздух Голубев. — Стаю одну уже погоняли маленько с товарищем лейтенантом и ребятами.
Мужчина помолчал. Видимо, он собирался с мыслями, чтобы сказать что-то важное.
— До вожаков, матерых волков, вам не добраться, парень, — наконец произнес он с расстановкой. — Они людей стравливают, кровопусканием занимаются! Дурачье с дубинами их приказы выполняет! Я человек темный, необразованный, университетов не кончал, но, по моему разумению, Москва слабину дала, вот местные начальнички и зашевелились, унюхали, что всю власть к рукам прибрать можно.
Надо только науськать молодняк неопытный, указать им врагов, резню устроить, а потом всем сказать: «Видите, что без хозяина делается. Аида к нам под крыло!» В России, может, и по-другому, а у нас вот так…
С Али Святой проговорил до утра. У жены Кучаева одолжил бутылку водки, приказал Голубеву принести три картонных ящика с сухпаем и расчистить место в казарме для женщин и детей.
Утром турки засобирались в дорогу, но по рации пришло сообщение о волнениях в Узгене. К тому же у крошечной годовалой дочери Али поднялась температура.
Кучаев равнодушно согласился с тем, что беженцев надо оставить, пока все более или менее не утрясется и не выздоровеет ребенок. Лейтенант заявил:
— По фигу мне все! И склады эти, и армия, и.., и все вообще!
Присутствовавший при сем Голубев меланхолично отметил:
— Жена не дала! Страдает мужик!
Сержант взял под свою опеку больную девочку. Принес матери баночку барсучьего жира, присланную отцом-охотником, собственноручно растер тело ребенка и раздобыл у жены Кучаева пачку дефицитного, как и все лекарства, аспирина.
— К дембелю, Васька, вторую профессию освоишь — врач-педиатр! — дружелюбно подначивали солдаты своего отделенного.
Дети привязались к добродушному уральскому парню.
Василий был старшим в многодетной семье и с малолетства привык нянчиться с сестренками.
— Дядя Вася! Моя кукла капризничает! — бегала за сержантом шестилетняя турчанка с именем тургеневской героини Ася. — Накажи ее.
Голубев сажал ребенка на плечи и носился среди угрюмой военной техники.
Сам Сулейманов строго выполнял поставленные условия: не приближаться к бункерам и поменьше ходить по территории складов. Он и его сыновья часами просиживали на пятачке у въездных ворот, кипятя на костре чай и переговариваясь о чем-то своем.
— Идти надо, а куда — не знаю! — жаловался он Святому. — В Чуйской долине есть кишлаки турок-месхетинцев.
Можно к ним податься. Но опять же нехорошее место.
— Почему?
— Конопля, мак опиумный… Народ там очумевший. — Али переходил на шепот:
— Наши тоже опиумом приторговывают. У каждого плантация есть, иначе не прожить… Вылечится дочь, поведу своих в долину. На колени встану перед Мамедом, пусть участок выделит, денег на жизнь даст. Все отработаю, до единой копейки…
— А кто это Мамед?
— Авторитет! Ему все мак сдают!
— Пахан долины? Не дури, Али. Не связывайся с наркотиками, — убеждал его Святой. — Руки есть. Перебирайся в Россию. Будешь жить как человек.
— Нет, командир. Считай, пятьдесят лет честно жил.
И что? Не хочу, чтобы моя семья голодала и без дома была.
Мамед лучше своих людей бережет, чем государство. У него своя страна и свои законы. Буду мак растить. Пусть жрут эти сволочи — подохнут быстрее! Они без дури дышать не могут.
Для них и буду стараться. Нет, командир, перевернулся мир.
Попробуем жить по-другому…
Тут с очередной инспекцией подоспел подполковник Дронов и, разумеется, устроил Святому разгон.
— Снова выкрутасы, старший лейтенант! — возмущался гэрэушник. — Опять своевольничаешь! Это же все равно что волка в овечье стадо запустить! По агентурным сведениям, именно турки сколачивают боевые группы, вооружаются для отпора киргизам! Вы понимаете?! Куда он собирается перебираться?
— В Чуйскую долину, — ответил Святой.
— Пожалуйста! — торжествующе закричал подполковник. — Заповедник наркобизнеса! Там, именно там следует ждать нового конфликта. Рогожин, идет передел сфер влияния в республике. Мы теряем над ней контроль, а вы миндальничаете. Приют из военного объекта устроили!
— Я был против, решительно против. Посодействуйте, товарищ подполковник, в переводе меня на другое место, — с наглостью обреченного заявил лейтенант Кунаев. — Климат жене противопоказан. Астма у нее.
Дронов отогнал просителя:
— По инстанции рапорт подавайте. Понятие служебной субординации вам неизвестно? Развели бардак на вверенном объекте! Солдат распустили. Посмотрите на взвод Рогожина: аккуратные, подтянутые, обмундирование выстиранное.
А ваши?! Мерзость запустения! Идите, лейтенант.
— Но, товарищ подполковник…
Гоблин взъярился.
— И никаких но! — голосисто завопил он и замахал руками, как ветряная мельница. — Бегом марш от меня, разгильдяй! Ваша супруга более достойна носить погоны, чем вы!
Место ему не нравится, слюнтяй! В армии не выбирают. — Дронов был в ударе. Обычная брезгливая вежливость сменилась разухабистой матерщиной.
Кунаев отскочил как ошпаренный, побежал к себе, откуда немедленно донеслась не менее виртуозная брань слышавшей все жены. Святой приготовился дать отпор Гоблину.
— Я семью Сулейманова беру под личную ответственность, — заявил он подполковнику. — У него женщины, ребенок больной на руках, какое там к лешему оружие.
— Под вашу ответственность пусть остается! — внезапно легко согласился Дронов. — Вы что думаете, я не человек?
Как вы меня там прозвали — Гоблин?
— Откуда вам известно? — опешил Святой.
Прозвище имело хождение исключительно среди солдат батальона и родилось недавно.
— Должность и профессия обязывают! — усмехнулся Дронов и действительно стал похож на человека. Подполковника что-то тяготило. — Послушайте, Рогожин, вы честный офицер. Если бы вы узнали, скажем так, о неблаговидных деяниях своего начальника, как бы поступили?
— Рапорт бы подал. Но у нас сволочей в батальоне не держат.
— Я уже слышал это! Не надо повторяться! — слегка раздраженно заметил Дронов. — А если начальник недосягаем для критики и в некоторой степени для правосудия?
— Напустили вы тумана, товарищ подполковник. «Крыша», что ли, кремлевская над начальником?
Дронов замялся. Вышколенность сотрудника военной разведки мешала ему быть откровенным.
— Факты, Рогожин, у меня имеются. Весьма неприглядные факты, — отчетливо произнес он и посмотрел старшему лейтенанту прямо в глаза. — Касаются они генерал-майора Банникова…
Настала очередь вздрогнуть Святому. Гэрэушник нарушает кастовую круговую поруку! Это или провокация, или…
Разведчик вдруг спохватился и замолчал.
— Забудьте о нашем разговоре. Рогожин! — попросил Дронов. — Ради собственного блага забудьте. И никогда не связывайтесь с Банниковым, не соблазняйтесь ни на какие посулы.
Ссутулясь больше обычного, подполковник зашагал к машине, но обернулся и крикнул:
— А турка держите под прицелом! У них далеко идущие планы! Информация абсолютно достоверная!
Али ничуть не удивился, когда Святой поделился с ним «далеко идущими планами» самого отца семейства и его соплеменников.
— Мужчина должен защищать свой дом и семью! — произнес турок прописную истину. — У меня немного денег осталось, куплю автомат, как у Василия. — Он перехватил взгляд Рогожина и заверил:
— У тебя, командир, ничего не возьму. Ты ведь нас приютил! У других солдат куплю! Нет проблем.
Спокойная обстановка благотворно подействовала на беженцев. Мальчишки освоились и с разрешения командира помогали солдатам выполнять мелкие работы. Жена Кучаева нашла себе собеседниц, призналась женщинам, что уже третий месяц как беременна, а Ася висла на Голубеве, не отпуская сержанта ни на шаг от себя.
Святой в шутку обещал сержанту освободить его от караульной службы.
Обещание выполнить не пришлось…
* * *
— Вставай, Дмитрий! Да просыпайся же ты! — тормошила жена Кучаева старшего лейтенанта.
Утренний сумрак крадущимися серыми полосками света проникал в окна казармы. Святой что-то промычал и вновь натянул одеяло.
— Дмитрий, поднимайся! На третьем посту часовой исчез! — повторяла женщина как заведенная.
— Что ты мелешь? — пробормотал Святой. Смысл сказанного с трудом доходил до него.
— Часовой пропал! — истерически вскрикнула перепуганная женщина. — Мой побежал на третий пост, а я — к тебе!
Со вчерашнего дня часть солдат забрали в город на тушение пожаров, оставив для охраны складов половину взвода Рогожина и шестерых людей Кучаева.
— Министр внутренних дел республики усмирил Ош! — торжественно возвестил майор-милиционер, приехавший вместе с военными.
Пришлось сократить количество постов. Солдат оставили только у ворот, на вышках и по углам трапециевидной площадки объекта. Третий пост располагался в дальнем углу северной стороны. Здесь холмы расступались, образуя ложбину, выходящую в открытую степь.
Через ложбину вполне могла проехать большегрузная машина типа «КамАЗа» или «Урала».
Святого словно обдало ушатом холодной воды. Он сорвался с кровати и оттолкнул женщину в сторону.
— Взвод, подъем! — закричал старший лейтенант. — Всем подъем! Тревога!
Натренированный на опасность мозг заработал с предельной ясностью.
— Отделение Голубева — за мной! Второе отделение — к входам в бункеры! Остальные к воротам!
У раздвинутой досками колючей проволоки топтался Кучаев.
— А, Дмитрий! — словно нежданного гостя, упавшим голосом поприветствовал лейтенант. — Лаз проделали, и часовой пропал.
— Знаю! Благоверная твоя сообщила! В ложбине никого нет? Посылал проверять?
— Нет! — развел руками Кучаев.
— Серегин, Черкасов, бегом в ложбину, — скомандовал Святой, — Разрешаю стрелять на поражение! Эх, Кучаев…
— За мной! — крикнул командир и снял с предохранителя пистолет.
Уже на бегу десантники услышали, как за их спиной завелся двигатель машины, невидимой в молочном тумане.
— Прорываться будут на территорию! — прохрипел Голубев, бегущий рядом с командиром. — К бункерам лезут!
— Хрен им в зубы! Тут сам черт ногу сломит! — откликнулся Серегин.
Треск падающих столбов и визг лопающейся колючей проволоки заставили спецназовцев обернуться. Многотонный «Урал» с легкостью преодолел хлипкое заграждение и несся прямо на солдат.
Часовые на вышках не решались стрелять. В предутреннем тумане они не видели, где свои, а где чужие.
— К «бэшке» поехал! — возбужденно кричал Серегин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50