https://wodolei.ru/catalog/smesiteli/sensornie/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Торговцы раскладывали на прилавках товары; распевались, подготавливая свои голоса к дебатам, ораторы; нищие тянули свои жалостливые просьбы, предсказатель судьбы приготовил изрядно потрепанный череп и прочие магические атрибуты. Разминался жонглер, подкидывая мячики, а хозяин дрессированного медведя завтракал вместе с питомцем буханкой хлеба.
Три философа неистово спорили о различиях между Тем, Чтобы Быть и Тем, Чтобы Стать, а также о множественности или единстве Истинного Бытия. Их окружала восторженная толпа любопытных, среди которых стоял и кельт. Сеговак, одетый в клетчатую юбку и блузу, слушал, раскрыв рот от изумления. Зопирион с Коринной и ее оставшимися двумя слугами возвращались с акрополя, где они бегло осматривали храмы. Несколько ребятишек признали в них чужеземцев и принялись громко выпрашивать деньги, протягивая ладошки.
— Убирайтесь, — прикрикнул на них Зопирион и тут же повернулся к Коринне: — Моя дорогая, почему ты плачешь?
— Они напомнили мне моего маленького Ахирама. Как мне убедить тебя помочь спасти его?
— Не мучай меня, пожалуйста! Я сделаю для тебя все, что в моих силах, но ты же знаешь, я дал слово!
— Обещания дают для того, чтобы их нарушать.
— И тебе, и всем остальным? Я не такой человек… Эй, Сеговак, не лучше ли нам вернуться на корабль?
— Значит, идем, о юный господин, значит, идем, — будто пробудившись ото сна, произнес кельт. Мудрая женщина вела такие прекрасные речи, а я не понял ни слова из них. Скажи мне, заложен ли в подобных великолепных речах хоть какой-то смысл? Или их заводят после того, как наслушаются речей других сумасшедших, как я сейчас?
— Именно об этом они и спорили: реален или нет предмет их дискуссии. Но раскрою тебе секрет. Это — работа на публику, почти как поединок, в котором противники заранее сговорились. Здесь никто даже не будет ранен.
— А зачем же тогда это нужно?
— Они демонстрируют свой ум и завлекают в ряды себе подобных богатых юнцов. Теперь это называется риторическим образованием.
— И юноши платят за получение знаний о Том, Чтобы Быть и о Том, Чтобы Стать?
— Именно так. А также учатся аргументировать, спорить и произносить речи.
— Ох, до чего же здорово, должно быть, быть юным богатым эллином и учиться спорить и произносить речи! У кельтов тоже есть великолепные ораторы, но думаю, здесь им есть чему поучиться.
Путники взошли на борт «Муттумалейна» в тот момент, когда была поднята последняя корзина с рыбой. От нее в воздухе разносился сильный запах рыбы. Зопирион бросил быстрый взгляд на каюту, но не обнаружил в ней признаков жизни. Небо снова заволокло тучами.
На палубу поднялся последний пассажир, матросы втащили трап и принялись поднимать якоря, когда неожиданно с берега раздался крик, при звуках которого все невольно обернулись. На пляже неистово размахивал руками, подавая знаки, юноша. Разбрызгивая воду, он бросился по мелководью к кораблю, подпрыгнул, уцепился за якорную цепь и обезьяной забрался на борт. Тяжело дыша и оставляя за собой мокрые следы, он подошел к капитану Ифбаалу.
— Не найдется ли у вас каюты еще для одного пассажира? — переведя дыхание, спросил он. — Как далеко вы идете?
— Да, место есть. А идем в Леос, Темпос и Мессану; потом на запад в Панорм и порт приписки — Мотию.
— Мне нужно добраться до Сиракуз. Можно доплыть с вами до Мессаны, а там пересесть на корабль, идущий в Сиракузы?
— Думаю, да. Там полно судов, плавающих вдоль побережья. Плата за проезд — одна драхма.
— Клянусь Гераклом, это слишком! За такие деньги я смог бы купить билет на государственную галеру!
Ифбаал пожал плечами.
— Или плати, или убирайся. Но почему-то мне не верится, что ты снова воспользуешься якорной цепью и вплавь доберешься до берега.
Ифбаал пристально вглядывался в берег. На дороге, ведущей к гавани, появилась группа бегущих мужчин. Они были далеко и казались крошечными. Один из них на бегу придерживал обеими руками пурпурный плащ судьи. Его спутники были вооружены пиками.
— Фу! Думаю, будет лучше принять ваши условия. Возьмите! — бросив испуганный взгляд в сторону берега, пробормотал юноша.
Зазвенели монеты.
— Поднимай парус, Асто! Итак, молодой человек, кто ты?
— Алексит сын Крата. Я…
Группа преследователей выбежала на берег. Над водой разнеслись их крики.
— Капитан Ифбаал! Вернитесь! Высадите того человека! Он нам нужен!
— Что? — сложив рупором ладони у рта, закричал в ответ Ифбаал.
Корабль отплывал все дальше, и яростные крики преследователей были слышны все слабее.
— Я вас не слышу! Увидимся через месяц, тогда и поговорим!
Ифбаал позволил себе горькую улыбку.
— Почему-то ты появился здесь в одной блузе, без плаща и багажа. Сразу видно: ты покидаешь Велию не по своей воле. Я мог бы запросить двойную цену, так что, считай, тебе повезло.
— Кстати, о плащах. На море может быть прохладно. Ты не дашь мне взаймы плащ? — попросил Алексит.
— Можешь взять один, но за дополнительную плату.
— Послушай, ты… — начал было Алексит, но, взглянув на берег, замолчал на полуслове. — Бери!
— Спасибо. Запомни: держись подальше от каюты, где находится моя жена, самая прекрасная женщина Египта.
— Да? Ну, если ты так хочешь. Не думай, что я совершил в Велии преступление. Я просто…
— Послушай, юноша, — холодно отрезал Ифбаал. — чем меньше я узнаю о твоих трудностях, тем лучше будет для всех нас. А теперь, позволь мне приступить к исполнению своих обязанностей.
Новый пассажир повернулся к остальным. Те сидели прямо на палубе или на корточках около перил и заинтересованно наблюдали.
— Возрадуйтесь, все! — произнес он. — Я Алексит, сын Крата, следую ко двору Дионисия. Мне было бы приятно познакомиться со всеми вами. Назовите ваши имена!
Юноша познакомился и вежливо поприветствовал каждого, одарив Коринну особой улыбкой. Алексит был всего несколькими годами старше Зопириона, но ниже ростом и более хрупким. Длинные светло-каштановые волосы обрамляли удивительно красивое и нежное, почти женское лицо, на котором ясно светились голубые глаза. В окружении бородатых мужчин особенно странно выглядело его чисто выбритое лицо. Зопирион даже позавидовал тому, насколько свободно новоприбывший общается с незнакомыми людьми.
— Почему ты покинул Велию в такой спешке? Нам, в отличие от капитана, это очень интересно, — спросил он.
Алексит сделал неопределенный жест рукой.
— Все дело в философии. Вместе с друзьями я начал говорить о высшей мудрости. А тупоголовые члены магистрата усмотрели в этом подрывную деятельность. Нелепо как-то.
— А какая школа философии? — спросил Зопирион.
— Элейская или Велийская, если ты понимаешь, о чем идет речь.
— Я не невежда, — заметил Зопирион. — Еще мальчиком я учился у великого Филолая.
— Который считает, что земля летает по кругу вокруг луны или что-то в этом роде? Чудовищная идея! Значит, ты — пифагореец?
— Меня так называют, потому что я у них учился и являюсь последователем их математических теорий. Но по профессии я не учитель и не лектор. Я строитель, и неплохой, позволю себе заметить.
— Впрочем, как и я. Мы кораблестроители. И вместе с друзьями мы хотели убедить жителей Велии, что управлять страной должны люди, разбирающиеся в философии и технических искусствах. Но глупое и невежественное народное собрание… Возможно, где-нибудь в другом месте я найду более просвещенных людей. Как ты думаешь, мне удастся убедить тарентийцев проголосовать за такое правительство?
— Не знаю. Наше правительство нравится нам таким, какое оно есть. К тому же я далек от политики.
Алексит хихикнул.
— Горожанин с широким кругозором не должен стоять в стороне от политики, особенно, если он философ. Политическая жизнь города — вот где центр его существования.
— Нет, я предпочитаю не иметь столь широкого кругозора и мирно заниматься своим делом.
В разговор вмешался старый этруск.
— Вся эта бестолковая болтовня греков, которую они называют философией — пустая трата времени. Даже все вместе взятые ваши научные — как вы их называете — претензии не в силах изменить мир. Единственное, чему можно научиться — это приспосабливаться к нему. А приспособиться можно, лишь изучая приметы, посредством которых бог открывает людям свои планы. Так в начале начал учила этрусков нимфа Веголия.
— А какие боги? — спросил Сеговак. — На родине мы поклоняемся нашим собственным богам: Есусу, Кернуносу, Эпоне и другим. Когда я жил в стране этрусков, мне говорили, что истинными богами являются Тиния, Юнона, Минерва и другие. Я уж и позабыл их имена. У латинов богов тоже предостаточно; их царь, то есть главный бог — Юпитер. И у греков, и финикийцев тоже есть свои боги. Поэтому мне хотелось бы знать: различны ли между собой все эти боги? Иначе говоря, правят ли они как смертные цари каждый на своей земле? Или это одни и те же боги, которых только называют по-разному?
— Мы, философы Элейской школы, — с воодушевлением и надменно произнес Алексит, — придерживаемся того, что на свете есть лишь один бог — универсальный божественный принцип, основа. Но этот принцип проявляется в различных обличьях и в разных странах называется по-разному.
— То есть как цифры на разных гранях игральной кости, тогда как сама кость — просто один единственный костяной кубик? — вмешался Сеговак.
— Хороший пример. Конечно же, мы не верим, что некоторые боги, независимо от имен, которые они носят, совращали жен других богов или лупили друг друга по голове. А также мы не согласны с тем, что наш Бог-принцип в принципе может быть познан. Некоторые полагают: через наблюдение и анализ можно прийти к его пониманию. Другие сомневаются, что этого достаточно. Зенон, учитель моего отца, доказал это своими парадоксами. К примеру, в истории об Ахиллесе и черепахе он показал, что одних только наблюдения и анализа недостаточно для понимания истинной природы реального. Если с точки зрения наблюдения Ахиллес может догнать черепаху, то с точки зрения анализа это невозможно. Отсюда вывод: феноменальный мир не есть мир реальный. Это становится очевидным и при некоторых других формах познания и восприятия, например, в снах или божественных откровениях.
— Не следует снимать со счетов наблюдение и анализ только потому, что в одном случае они дали сбой, — вступил в спор Зопирион. — Если при создании машины у меня ломается инструмент, не стоит говорить, что эти инструменты в принципе не пригодны для работы с машинами. Просто я беру другой и, надеюсь, более надежный. Зенон доказал только одно: его аргументация была неверна. А что касается божественного принципа, то здесь я уверен: если его и можно познать, то только посредством наблюдения и анализа.
— Истинные высшие боги неизвестны смертным, — произнес этруск. — Мы знаем лишь то, что старшие боги существуют, но ничего не знаем о них, даже не знаем кто они. Все, что происходит на земле, планируют старшие боги. Маленькие боги — те, которых мы почитаем, — как бы получше выразиться… всего лишь мальчики на побегушках у старших богов. Младшие боги должны делать то, что им говорят. Все предопределено заранее, включая приметы, по которым мы можем узнать то, что нам приготовили боги. Все циклично. Этрусскому народу предопределено десять циклов, а после этого мы потеряем силу и исчезнем.
— Неужели выходит так: то, что я делаю, не имеет значения только потому, что старшие боги давно все запланировали? — переспросил Сеговак.
— Совершенно точно.
— Тогда почему бы мне не отправиться в первый же бой без щита? Спаси нас Валетудо! Так, кажется, ничего не добьешься. У меня на родине друиды рассказывали, что у нас не одна жизнь, а несколько, и они следуют одна за другой. Если мы пытаемся правильно поступать в этой жизни, то в следующей можем получить лучшую долю. Это похоже на продвижение по службе при дворе Великого Царя. А если следовать твоим словам, то человеку не стоит даже пытаться.
— О том же говорится и в пифагорейской доктрине, хотя я ничего не слышал о продвижении, — заметил Алексит. — Лично я всегда знал, что я — воплощение Дедала.
— Человека, который сделал крылья? А его сын утонул, когда попробовал на них полетать? — спросил Сеговак.
— Именно его — великого мастера и создателя этого смертоносного изобретения, если верить легенде.
— А откуда ты знаешь, что ты — новое воплощение Дедала? — спросил Зопирион.
— У меня были видения, говорившие о том, что в прошлой жизни я был им. Подтверждением тому служат мои способности к математике и изобретательству.
Зопирион усмехнулся.
— Это весьма странно, потому что в детстве, когда в школе изучал пифагорейские доктрины, я был уверен: именно я — воплощение Дедала. Совершенно очевидно, что каждый из нас в равной степени может быть, а может и не быть перевоплощением Дедала, но вряд ли одновременно.
— Я знаю только то, что я знаю, — мрачно ответил Алексит.
— Таким образом, какой бы ни оказалась правда, весьма сомнительны наши воспоминания о прошлых жизнях. Возможно, в сокрытии их от нас заключено определенное божественное намерение. В этом трудности метапсихоза. Не помня прошлых жизней, мы продолжаем повторять снова и снова свои глупые ошибки.
— Но я смог вспомнить свою!
— Поздравляю!
Сеговак, пытаясь справиться с нахлынувшим потоком идей, стоял, прислонившись к перилам, и дергал себя за усы.
— А что твой Пифагор говорил о богах? — спросил он Зопириона.
— Практически то же самое, что и представители Элейской школы. Пифагор говорил, что символом бога может быть шар, как самая совершенная фигура. Однако когда дело касается подробностей, человек попадает в сферу неясного, неуловимого, либо признается, что внутренняя природа божественного непостижима. Как бы то ни было, доктрины Пифагора были предназначены только для узкого круга посвященных. Профаны же должны быть уверены в том, что боги непосредственно участвуют в делах смертных, награждая добродетель и наказывая грех. Без этого не простые люди не смогут поступать как должно.
Сеговак засмеялся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45


А-П

П-Я